скота. К началу нэпа у Мухина осталось лишь 2 лошади, 2 коровы и 1 нетель. Мертвый инвентарь продолжал стоять. Никакой возможности снова поднять хозяйство, при ежегодном переделе земель в общине и поравнении земель между волостями и селениями, у Мухина, конечно, не было.
Таким образом, партийная политика, ради разжигания классовой борьбы и удобства ограбления всего крестьянства через продразверстку (наделение на душу принималось за «разверсточную единицу»), ликвидировала возможность вести товарное крестьянское хозяйство. Производитель товарного хлеба, мяса, молока, Мухин при наделе в 6 десятин мог лишь с грехом пополам прокормить свою семью и полуголодал после каждой сдачи «излишков хлеба».
Все демократические партии, включая кадетов, признавали необходимой передачу помещичьей земли крестьянам. Но ни одна партия, кроме большевиков и отчасти левых эсеров, не собиралась разрушать те становящиеся на ноги крестьянские хозяйства, которые с таким трудом, с таким судьбоносным историческим запозданием, вырвались благодаря Столыпинской реформе из нищеты и бесперспективности сельской общины. Начав с провозглашения захвата помещичьих земель в октябре 1917 года, большевики уже через 6–8 месяцев показали свое подлинное лицо, загоняя крестьянство обратно в общину, оставшуюся в России еще с крепостнических времен. И, делая это, Ленин не мог не знать, что он обрекает страну на голод, вводит постоянный режим голода, прежде всего, для рабочих больших индустриальных центров. Петроградские забастовки и Кронштадтское восстание весной 1921 года ярко обнаружили неизбежные следствия этой политики.
Почему же такая политика понадобилась Ленину в 1918 году? Ответ на этот вопрос он неоднократно давал в достаточно откровенной форме. Если крестьянство на выборах в Учредительное собрание почти целиком отдало свои голоса эсерам, то к лету 1918 года крестьяне Поволжья, Сибири, Урала и ряда районов Центральной России открыто поднялись против большевиков. В июне 1918 года огромная территория от Волги до Сибири вырвалась из-под власти Совнаркома и объединилась под знаменем Учредительного собрания, представленным самарским «Комучем» (Комитетом членов Учредительного собрания).
На базе крестьянских отрядов Поволжья и рабочих Ижевско-Воткинского района, была создана Народная армия, предпринявшая наступление на Казань. Так создался Восточный фронт антибольшевистской борьбы. Чехословацкий корпус, растянутый по Сибирской магистрали, вовсе не играл той решающей роли в создании Народной армии, какую ему приписывают официальные советские историки.
Введение комбедов и разжигание ненависти между беднейшим крестьянством, еще остававшимся в общине, и крестьянами, уже до революции вышедшими из общины, вызывали бурные волнения в деревне, отразившиеся на Балтийском флоте и вылившиеся в поддержку ряда восстаний, организованных Союзом Защиты Родины и Свободы (Ярославское, Рыбинское, Муромское).
«Волна кулацких восстаний перекидывается по России», — писал Ленин в одном из своих наиболее истерических произведений, провозглашая: «Беспощадная война против этих кулаков! Смерть им! Ненависть и презрение к защищающим их партиям: правым эсерам, меньшевикам и теперешним левым эсерам!» И далее: «… беспощадное подавление кулаков, этих кровопийцев, вампиров …»[127].
Сколько же было этих «вампиров» в России? В той же статье Ленин считает, что из 15 миллионов крестьянских семей, «кулацких» было около 2 миллионов, а середняцких около 3 миллионов. Но ни Ленин, ни позже Сталин не могли определить при «раскулачивании», где же проходит граница между так называемыми кулаками и середняками? Ведь в 1918 году очень немногие в деревне, и то на периферии, пользовались наемным трудом и вопрос данного экономического положения не был, конечно, определяющим (что видно хотя бы на примере сокращения хозяйства того же Мухина).
Вопрос практически шел об отношении к той части крестьян, которые вырвались из общины, стали самостоятельными мелкими собственниками земли и стремились восстановить или сохранить свое положение. Ленин это знал и не случайно он извратил цифры — он не хотел признавать, что из 16 миллионов крестьянских хозяйств свыше 6 миллионов перешли уже до революции на частное землевладение. Как мы уже указывали выше, это составляло 38 % общего количества хозяйств, а если учесть, что Сибирь не знала общины, учесть казачьи земли и т. д., то оказывается, что в России около половины всего крестьянства состояло из «кровопийцев» по Ленину.
Призывая к войне против так называемых кулаков, Ленин фактически призывал к вооруженному подавлению почти половины крестьянства. Весной и летом 1918 года крестьянство в подавляющем большинстве готово было выступить против большевиков. И на этот раз отсутствие реальных, организованных политических сил, способных опереться на крестьянство, спасло коммунистическую диктатуру. Ибо, крики Ленина об эсерах и меньшевиках, как мы увидим ниже, основывались на свойственном ему преувеличении опасности. Остатки партий революционной демократии в большинстве своем в гораздо большей степени стремились к миру с большевиками, чем к вооруженной борьбе с ними в опоре на «реакционное» крестьянство. Ибо большевики казались им все еще меньшим злом, чем неизбежная, по их мнению, «реакция» в случае успеха антибольшевистской вооруженной борьбы.
Криками же о реакции большевики, в то же время, маскировали свое собственное, глубоко реакционное, основанное на принятой ими идее социальной несправедливости, отношение к крестьянству.
Одной из лучших иллюстраций этого отношения может служить первая советская конституция.
Конституция, принятая 10 июля 1918 года V съездом советов, удивительно напоминает трехклассную избирательную систему, введенную в прусской монархии в эпоху Бисмарка. Достаточно указать, что по этой первой советской Конституции в городах один депутат приходится на двадцать пять тысяч избирателей, в то время, как в деревнях — на сто двадцать пять тысяч. Выборы были не прямые. Делегаты на Всероссийский съезд избирались не прямо избирателями по округам, а советами больших городов и губернскими съездами советов. Губернские съезды, в свою очередь, избирались городскими советами и окружными советами. Таким образом городские советы, в дополнение к указанному выше неравенству, имели еще право двойного делегирования. Окружные советы выбирались советами мелких городов и уездными советами. Последние избирались в свою очередь волостными советами, которые также не избирались прямо: их избирали сельсоветы.
В стране с подавляющим большинством крестьянского населения, для крестьянства, таким образом, было поставлено столько отсеивающих плотин, что пройти по выборам во Всероссийский съезд советов не коммунисту или не коммунистическому выдвиженцу было почти невозможно.
Не равные, не прямые и, конечно, не всеобщие избирательные права дополнялись гонениями на все другие партии и произволом в порядке выборов. Параграф 70 новой Конституции гласил:
«Точный порядок выборов, равно как порядок участия профсоюзов и прочих рабочих организаций в выборах определяется местными советами согласно инструкции Всероссийского Центрального Исполнительного комитета».
Установление процедуры выборов, снятие неугодных кандидатур, лишение избирательных прав, определение тех лиц, которые добывая «средства к жизни непроизводительным трудом» не имеют избирательных прав, все это предоставлялось решению местных советов, практически органов диктатуры партии.
В дополнение ко всему, за месяц до введения