— Не сделал ли это кто-нибудь из твоих прежних дружков? — Чак скептически усмехнулся.
Вопрос поставил Мари в тупик. Она вообще не ожидала, что сержант будет разговаривать с ней.
— Каких дружков?
— Ну, друзей, которых, как утверждаешь, ты не помнишь.
Отчаяние сжало ей горло. Хотя Мари редко общалась с Чаком, она знала, что тот не доверяет ей. Но она не подозревала, что его недоверие может дойти до такой крайности. Она понимала, что Чак — друг Джизуса и защищает его интересы, но явное презрение, прозвучавшее в тоне сказанного, резануло ее.
— Несмотря на то, что в полиции твое дело считается закрытым, — продолжал он, — я веду свое собственное расследование, потому что не хочу, чтобы Джис пострадал. Я раскрою твои секреты, и, когда это произойдет, он будет первым, кто узнает всю правду.
— Отлично. — В голосе девушки прозвучал гнев. — Это именно то, чего и я хочу. Мы оба стоим на страже его интересов.
В ответ Чак только фыркнул. То, что Мари увидела в своей квартире, просто потрясло ее. Все было перерыто. Те скромные приобретения, которые она смогла сделать за последнее время, изломанные и искореженные, валялись на полу. Детские рисунки, принесенные ею из центра, были сорваны со стены; одеяла и покрывала — изрезаны на мелкие кусочки.
— Почему? — Она стояла посреди комнаты, со страхом и горечью обозревая картину дикого погрома. — У меня нет ничего такого, ради чего стоило бы взламывать дверь в квартиру.
Джизус подошел к ней и встал рядом.
— Они не знали этого. Может быть, именно это их и взбесило.
Прибыли еще и другие полицейские, царившая вокруг суматоха прервала их разговор. Потом все ушли, а Мари все бродила по комнате, определяя на свои места то, что можно было оставить, и складывала в кучу то, что уже никуда не годилось.
— Я все же не понимаю, — произнесла она так, как будто бы их разговор не прерывался.
— Это было случайное нападение, Мари. Тут нечего понимать. — Джизус поднимал и расставлял мебель.
— Но они ничего не унесли. Ни из твоей, ни из моей квартиры.
Это было самое странное. После того как были сняты отпечатки пальцев, Бертон попытался определить, какие вещи пропали. Воры не взяли ни единой нитки.
— Полиция считает, что грабитель ворвался сначала в твою квартиру и, ничего там не найдя, перешел к моей. Он собирался уже взять что-то, когда его спугнули.
— Это все только предположения. — Они сделали все, что возможно, чтобы комната приобрела более-менее нормальный вид. Мари осмотрелась. — Ну вот. Здесь все. Пойдем теперь уберем у тебя.
Джис положил руку на плечо девушки.
— Мы можем приступить к этому завтра. Тебе нужно как следует выспаться.
Вечер, так много суливший, завершился печально. Их мечтам сегодня не суждено было сбыться. Варварская рука грабителя разрушила их надежды на близость. Не договариваясь, они решили отложить все до подходящего момента.
— Где ты будешь спать? — спросила Мари. — У тебя там все перевернуто вверх дном.
— Я расчищу дорожку до кровати. Ты можешь запереться на задвижку, пока не починят замок. Миссис Дюкло уже вызвала слесаря, и он сейчас ставит надежный запор на входную дверь.
Мари кивнула.
— Со мной все будет в порядке. Я слишком устала, чтобы волноваться.
— Ну, тогда до завтра. — Джизус привлек ее к себе и поцеловал. — Постарайся побыстрей заснуть.
— Я постараюсь. — Она проводила Бертона и заперла дверь на задвижку.
Ночь, которая должна была сыграть большую роль в ее жизни, закончилась на редкость уныло. Убеждая себя в том, что впереди их ждут другие, лучшие времена, девушка выключила свет и улеглась в постель.
Мужчина, сидевший в баре на Харпер-стрит, неподалеку от дома, где жили Мари и Джизус, не был удивлен тем, что прибыли копы. Он сделал все, что мог в обеих квартирах. Он слегка улыбнулся, но улыбка потонула в густой рыжей бороде, которая полностью прикрывала его рот. Бородач отхлебнул приличный глоток пива и продолжал наблюдать за ходом событий из окна бара. Было очень удобно, что девушка проживала совсем недалеко от одного из его любимых пунктов дозаправки алкоголем. Бары в городе встречались на каждом шагу, и ему не приходилось подолгу страдать от жажды. Все остальное здесь он ненавидел: ужасный климат, мерзкий район, в котором обитал, и свою работу в госпитале. Не далее как накануне он уже хотел уложить вещи и убраться отсюда, махнув рукой на девушку и на то, что было ей известно. Ведь ее рассудок, как он убедился теперь, существовал всего лишь на растительном уровне. Что могла она рассказать полиции? Ее отправили в какую-то больницу для выздоравливающих, потому что она ни на что не годилась; кроме того, копы поймали человека, который, как они полагали, совершил попытку покушения на нее.
Рыжебородый почти убедил себя, что, наконец, может покинуть эту дыру. Конечно, существовала кое-какая опасность того, что к ней может вернуться память, и она расскажет свою историю. Если это произойдет, полиция перевернет все вверх дном, чтобы найти его. И не будет места, где он смог бы укрыться, даже если не принимать во внимание то, кем являлась эта девушка. Но он все же почти решился уехать.
Мужчина издал грубый утробный смешок. Это было вчера. Сегодня же все обернулось по-другому. Он чувствовал себя прекрасно. Черт побери, он отлично чувствовал себя. Он почти потерял надежду найти ее снова, а теперь она находилась всего лишь в каких-то несчастных нескольких ярдах от него. И вот уже месяц как трудилась в госпитале. Ее никуда не отправляли; она работала прямо у него под носом. Он гоготнул по поводу курьезности ситуации, не обращая внимания на неприязненные взгляды человека, сидящего в баре недалеко от него.
Он увидел ее сегодня, она сопровождала группу детей на прогулке по набережной Миссисипи. Она узнала его, но не вскрикнула и никого не позвала на помощь. Он проследил за тем, как она помогала детям садиться в автобус с эмблемой городской больницы, а затем выяснил, почему она была там и куда потом направилась. Ему не пришлось даже следить за ней. Он просто узнал ее новое имя и место жительства.
— Мари Хэйс. — Он произнес это имя вслух и снова гоготнул.
Это замечательно. Что подумал бы об этом ее отец? Его драгоценная дочь называет себя Мари Хэйс. В ее квартире он не обнаружил ни малейшего намека на то, что она хоть в какой-нибудь мере представляла себе, кто она на самом деле такая. Никаких писем, никаких воспоминаний. Он все еще находился в безопасности. Скоро он будет в еще большей безопасности, когда завершит то, что задумал.
Он снова гоготнул и допил остатки пива.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});