— Теперь глотай.
Он дрожит, и слезы текут по его лицу, но я не сдаюсь, пока не чувствую, как он сглатывает.
— О, прости. Это было немного суховато для тебя? Возможно, немного воды помогло бы, — я дарю ему улыбку, но, судя по выражению абсолютного ужаса на его лице, сомневаюсь, что это приносит ему утешение.
Схватив его еще раз, я разворачиваю его обратно и опускаю его лицо в вонючую воду унитаза, крепко сжимая его шею, пока он бьется.
— Ты действительно думал, что я отпущу тебя? — я смеюсь и прижимаю его крепче. Его ноги дергаются, а движения становятся хаотичными, когда легкие наполняются дерьмовой водой. Наконец, когда он перестает двигаться и его тело обмякает, я отпускаю его и смотрю, как его теперь уже мертвое тело оседает между унитазом и стеной.
Я перешагиваю через него и открываю дверь, закрывая ее за собой, прежде чем подойти к раковине. Открываю кран, снимаю перчатки, засовываю их в карман, затем мою руки.
Выходя из туалета с опущенной головой, я достаю свой мобильный телефон, нажимая кнопку быстрого набора 1.
— Мужской туалет. Последняя кабина слева, — я вешаю трубку и направляюсь в противоположном от бара направлении, перепрыгивая через две ступеньки за раз, пока не добираюсь до кабинета в конце коридора и не захожу внутрь.
Я закрываю за собой дверь и подхожу к огромному стеклянному окну, которое выходит на весь этаж, и наблюдаю за баром, пока не вижу ее в конце, наливающую текилу мужчине, который выглядит как байкер — минус стрижка — и женщине, которая выглядит так, будто ее только что трахнули в переулке снаружи. Кто знает, может быть, так оно и есть?
Отвернувшись, я снимаю джинсы и футболку и кладу их в сумку вместе с бейсболкой и перчатками, прежде чем направиться в смежную ванную и залезть под душ.
Я привожу себя в порядок и возвращаюсь в офис, где за дверью висит мой запасной костюм.
Стук в дверь заставляет меня поднять глаза.
— Войдите, — кричу я, зная, кто это будет.
Кензо открывает дверь и закатывает глаза, когда видит меня голым.
— Я вижу твой член чаще, чем свой собственный, — бормочет он, заставляя меня фыркнуть, когда я натягиваю чистые боксеры и брюки, прежде чем потянуться за отглаженной черной рубашкой и серым галстуком.
— Так кем же был тот мудаком?
— Понятия не имею, но с ним внизу трое приятелей, — я подхожу к окну и показываю на них. Их достаточно легко найти, они все еще в баре, только теперь они разговаривают с двумя женщинами лет тридцати с небольшим.
— Те трое в конце бара. И проверь женщин. Кто знает, не подсыпали ли в их напитки что-нибудь.
— Ублюдки, — ворчит Кензо. — Хотя на тебя не похоже, что ты применяешь практический подход, — он прав. Обычно я бы вызвал его для чего-то подобного.
— Этот придурок подсыпал что-то в напиток Айви. Она просто была слишком умна, чтобы не выпить это.
— А, это все объясняет, — бормочет он. — Она видела тебя?
— Нет, она меня не видела. Там внизу слишком много народу, чтобы обращать внимание на толпу.
— Черт возьми, Атлас, как ты думаешь, сколько времени пройдет, пока она не узнает, что ты на самом деле ее босс?
— Она не узнает. Я прикажу ее уволить до того, как это когда-либо произойдет.
— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Мне она нравится.
— Мне тоже, Кензо. Вот почему все должно быть именно так.
Он вздыхает, но не возражает. Как бы сильно она ему ни нравилась, я знаю, когда дойдет до дела, он всегда прикроет мою спину.
Даже если это означает причинить вред Айви в процессе.
ГЛАВА 19
Я сбиваюсь с ног на работе, что отвлекает меня, но каждый раз, когда у меня есть пять минут, чтобы перевести дыхание, гнев снова охватывает меня.
— Что с тобой сегодня вечером? Подожди, только не говори мне, что ты Боб Марли, — дразнит Марвин, заставляя меня нахмуриться.
— Что?
— Знаешь, ты «глушишь». На борту «трусикового экспресса» красный код. Ты плывешь по багровой волне… — я закрываю ему рот рукой и заставляю замолчать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Прямо сейчас это объясняет, как ты можешь выглядеть как брат Хемсворта и все еще оставаться одиноким.
Он стряхивает мою руку и смеется: — Да будет тебе известно, дамам нравятся мое большое… — я тыкаю его локтем в ребра.
— Не заканчивай это предложение. Меня не волнует, насколько велико, по твоему мнению, твое… эго. Что-то явно повлияло на твою личность в период полового созревания.
Его ухмылка заразительна, когда я качаю головой и вытираю стойку бара.
— А если серьезно, что не так?
— Мужчины. Вот что не так.
— Я чувствую, что в этот момент я должен вступиться за своих братьев и сказать, что не все мы плохие, просто склонны к случайным приступам глупости.
Я не так уверена в этом. То, что сделал Атлас, выходит за рамки приступа глупости. Это контроль и вторжение.
Как бы мне ни хотелось прямо сейчас жаловаться и стонать из-за этого мужчины, что-то меня останавливает. Я ничего не рассказывала об Атласе своим друзьям. Я, честно говоря, думала, что это сойдет на нет и им будет нечего сказать. Серьезно, когда вообще срабатывает сценарий "богатый мальчик — бедная девочка", кроме как в фильмах и книгах? Это не так. Но настойчивость Атласа вымотала меня, и когда я сдалась, я поняла, что мне нравится, что никто о нем не знает. Не потому, что я смущена, а потому, что мне нравится идея иметь что-то, что принадлежит только мне. Провести годы в приемной семье означало делиться всем, хотела я того или нет. Я не могу вспомнить, чтобы было, предназначенное только для меня, и я предполагаю, что в этом суть моей проблемы. Оказывается, Атлас не единственный, у кого есть собственнические наклонности. Разница в том, что я, кажется, держу себя в руках, а Атлас принял безумие.
— Ладно, выкладывай. Что происходит?
— У меня вроде как, может быть, есть преследователь, — признаю я, говоря ему правду — просто не всю.
— Что? — он полностью поворачивается ко мне лицом, все следы поддразнивания исчезли с его лица.
— Это не имеет большого значения, — говорю я ему, что звучит неубедительно даже для моих ушей.
— Какого хрена, Айви? Ты не можешь сказать мне, что у тебя есть преследователь, и говорить, что это не имеет большого значения.
— Черт. Ты, конечно, прав. Я просто имею в виду… — мои плечи опускаются. — Я не знаю, Марвин. Он прислал цветы мне домой, и у меня такое чувство, что за мной наблюдают, но никого не вижу. По крайней мере, недостаточно близко, чтобы я могла заметить.
— Он знает, где ты живешь? Айви, это серьезное дерьмо, — он скрещивает руки на груди.
— Я встречаюсь кое с кем. Он ничуть не счастливее тебя. Он установил у меня дома новую, надежную дверь, и когда я с ним, я чувствую себя в безопасности. — я не говорю ему, что Атлас — причина, по которой мне вообще нужна эта чертова дверь, или что я зла на этого человека и предпочла бы спать одна, чем иметь с ним дело прямо сейчас.
— Ну, я думаю, это уже что-то. Я не знал, что ты с кем-то встречаешься. Я рад за тебя, Айви.
Я слабо улыбаюсь ему, прежде чем вытащить свой телефон: — Я не знаю, откуда этот парень знает мой адрес. Не мог бы ты взглянуть на это и сказать мне, есть ли на нем какие-либо шпионские программы? Можешь называть меня параноиком, но я лучше перестрахуюсь, чем потом пожалею.
— Конечно. Ты можешь дать мне десять минут?
— Конечно. Я все равно здесь закончила, так что просто подожду тебя.
— Как ты доберешься домой?
Дерьмо. Уже слишком поздно для автобуса, и я не хочу звонить Питу.
— Почему бы тебе не остаться у меня? Ты можешь переночевать в комнате для гостей, и это даст мне немного дополнительного времени, чтобы проверить телефон, если мне это понадобится.
На мгновение я колеблюсь, зная, что это разозлит Атласа еще больше, но потом вспоминаю, почему мне вообще нужно проверить мой телефон, и решаю, что пришло время ему попробовать собственное лекарство.