Я знаю из миллиона различных секретных диагнозов, что я не такой, как все остальные. С годами у меня появилось больше ярлыков, но ни один из них, похоже, не подходит. Меня это никогда не волновало. Если уж на то пошло, я подпитывал слухи и искажал их в соответствии со своими потребностями. Мужчины, сложив руки, умоляли сохранить им жизнь, женщины на коленях просили мой член. Каждый из них служил своей цели, так чем же Айви отличается? Как мужчина, который всю свою жизнь был оторван от мира, может вдруг что-то почувствовать — нет, почувствовать все — к никому не известной девушке, которая еще совсем ребенок?
Если бы я верил в такую чушь, как магия, я бы подумал, что она каким-то образом околдовала меня, добившись недостижимого своей соблазнительной улыбкой и нетронутой киской. Может быть, это потому, что я провел всю свою жизнь, живя и работая среди отбросов общества — моя душа черна, руки в крови, а тело покрыто таким количеством грязи, что я никогда не отмоюсь дочиста.
И вот однажды ангел входит в мой ад и все меняет.
Я прижимаю стакан скотча к губам и осушаю его одним глотком, наслаждаясь обжигающим вкусом, прежде чем со стуком ставлю стакан на стол.
Словно почувствовав меня каким-то образом, Айви замирает, ее улыбка дрогнула, когда она посмотрела в мою сторону. Хотя я знаю, что она не может меня видеть, клянусь, в какой-то момент наши взгляды встречаются, и между нами проходит электрический разряд, отчего мой член становится твердым, несмотря на мой гнев.
Секунду спустя момент прерывается каким-то придурком, размахивающим наличными у нее перед носом. Ее улыбка возвращается на место, но, видя ее сейчас, я понимаю, чего мне не хватало раньше. Она фальшивая. Я видел настоящую улыбку, черт возьми, я почувствовал ее воздействие. Это такая улыбка, которая заставляет людей останавливаться и пялиться или, по крайней мере, спотыкаться, продолжая свой путь. Вот какой эффект Айви оказывает на людей, а она ни хрена не понимает.
Мне жаль глупцов, которые были до меня и не смогли распознать сокровище таким, какое оно есть на самом деле. Я хочу использовать его и сделать своим. Заставить его подчиниться моей воле и молить о пощаде. Теперь, когда она каким-то образом отметила меня, я сражусь с самим дьяволом, если он попытается забрать ее у меня.
Уловив движение сбоку от стойки, я вижу, как придурок разговаривает с тремя другими мужчинами, и все они смеются тем отвратительным надрывным смехом, который, кажется, делают мужчины, когда они что-то слишком компенсируют.
Они указывают на Айви и опускают головы, украдкой оглядываясь по сторонам, что, как знает любой гребаный идиот, привлекает к ним больше внимания.
Движение небольшое. Может быть, если бы я не наблюдал за ними так пристально, я бы не заметил ловкости рук, когда высокий темноволосый чувак слева подсовывает придурку маленький пакетик с чем-то.
Я вскакиваю со своего места и в мгновение ока подхожу ближе, мои глаза никогда не отрываются от них, независимо от того, как сильно я хочу, чтобы они снова были на Айви.
Я натягиваю бейсболку пониже и подхожу ближе к мужчинам. Когда я подхожу достаточно близко, чтобы услышать, как придурок просит еще по кружке, я опускаю голову и украдкой наблюдаю, как Айви ставит на стойку три бутылки Bud и стакан чего-то прозрачного и протягивает руку для оплаты.
— И выпивку для леди, — ухмыляется придурок.
Она улыбается, но качает головой: — Нет, спасибо. Я не пью на работе, к тому же моему боссу это не понравилось бы. — она подмигивает, смягчая удар.
— Я понял. Как насчет содовой? Похоже, тебе не помешало бы, — он натягивает легкую улыбку. Даже я должен признать, что когда он включает свое обаяние, я вижу, как женщины могут на это клюнуть.
Вздохнув и посмеиваясь, она достает из холодильника бутылку воды, открывает крышку и выпивает половину бутылки, прежде чем поблагодарить его и поставить на стойку, когда он протягивает ей свою карту.
Она берет ее и пропускает через кассу, но в ту секунду, когда она поворачивается спиной, он хватает бутылку с водой и бросает что-то в нее, прежде чем поставить ее обратно на то же место, снова широко улыбаясь, когда она поворачивается обратно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я хочу схватить его за шею и бить головой о стойку бара снова и снова, пока от его лица не останется ничего, кроме кровавого месива, но тогда Айви узнала бы, что я здесь.
Я оглядываюсь в поисках охраны, готовый подать им сигнал, когда придурок предлагает ей тост, ожидая, пока Айви возьмет свой напиток.
Как только ее рука обхватывает бутылку, я расталкиваю людей, чтобы добраться до нее. Я замираю, когда она качает головой и выбрасывает бутылку в мусорное ведро, прежде чем взять новую.
— Извини, чувак, но я никогда не пью то, что оставила без присмотра, — извиняется она. Чокается своей новой бутылкой о его бокал и переходит на другую сторону бара, чтобы обслужить стайку смеющихся женщин в неоново-розовых лентах, идентифицируя себя как участниц девичника.
Меня охватывает чувство гордости. Я знал, что моя девушка умна, но здесь я недооценил ее. Это не значит, что этот мудак не заплатит за свои действия.
Я врезаюсь в него и ударяю о стойку. Пока он пытается удержаться на ногах, чтобы не расплескать напитки, я ловлю стакан локтем и наблюдаю, как жидкость стекает по его животу и промежности.
Я отодвигаюсь от него, пока он ругается, и направляюсь в коридор, ведущий к туалетам. Я достаю свой телефон и притворяюсь, что поглощен чем-то на экране, когда он проносится мимо меня и сердито распахивает дверь.
Убирая телефон в карман, я следую за ним внутрь.
Здесь есть четыре туалетные кабинки, все пустые, двери широко открыты. Стена с писсуарами находится напротив раковин. Пьяный парень, покачиваясь на ногах, заканчивает мыть руки и вытирает их досуха, не обращая внимания ни на меня, ни на ругающегося придурка, его слова заглушаются, когда он нажимает кнопку сушилки, нацеленной на его штаны.
Я жду, пока пьяный чувак уйдет, затем достаю из кармана пару перчаток и подхожу к придурку сзади.
Черт возьми, как кто-то может быть таким невнимательным? Этот придурок умоляет меня убить его.
Я обхватываю его руками за шею и тащу в кабинку, самую дальнюю от входа, и захлопываю дверь в кабинку, запирая ее.
— Какого хрена, чувак? Отпусти меня!
Я сильно дергаю и разбиваю его голову о металлический держатель для рулонов туалетной бумаги, чувствуя себя оправданным, когда его бровь рассекается и по лицу течет кровь.
— Ты пытался накачать мою женщину наркотиками, — рявкаю я, мой голос звучит скорее демонически, чем по-человечески.
— Нет, нет, чувак, я бы никогда… — его слова прерываются, когда я заставляю его опуститься на колени и бью лицом о сиденье унитаза.
— Не ври мне, блядь. Выверни свои карманы.
— Пожалуйста, прости меня.
Я снова бью его по лицу, наблюдая, как его кровь растекается по сиденью и стекает по фарфору, капая на плитку внизу.
— Выверни свои гребаные карманы, пока я не отрезал тебе язык за то, что ты лжешь мне.
Он шарит, прежде чем выбросить содержимое своих карманов на пол. Бумажник, связка ключей, пачка сигарет и пакетик с чем-то, похожим на шесть или семь таблеток внутри.
Я наклоняюсь, беру пакет свободной рукой и зажимаю края, сжимая их вместе, пока пакет не откроется.
— Ты пытался трахнуть мою девушку? Ты хотел проникнуть в ее киску, да?
Я снова бью его по лицу, его рыдания как музыка для моих ушей.
— Мне жаль, — выдыхает он.
— Нет, тебе не жаль. Но ты, блядь, будешь. Открой рот.
Я скручиваю его, пока он не оказывается на заднице, моя рука движется от задней части его шеи к горлу.
— Пожалуйста, — умоляет он, но я сжимаю сильнее.
— Открой свой гребаный рот, пока я не вырезал твои глазные яблоки и насильно не скормил их тебе.
Он хнычет, но открывает рот. Я высыпаю таблетки из пакетика внутрь, прежде чем силой закрыть ему рот и зажать нос.