— Если наш план сработает, то мне не придётся оправдываться. — Однажды я привыкну слышать эти безразличные слова о убийстве собственных сородичей. Или, что будет лучше, действительно стану править Новой Венецией и разъясню местным жителям простые истины, до которых земляне дошли только после двух военных катастроф.
— Не придётся. — Балдассаро смерил меня странным взглядом. Наверное, вспомнил обстоятельства, последовавшие за обсуждением плана. — И всё же, расскажи подробнее, как ты используешь гранталл? И почему его?
На попытки растолковать Балдассаро ход моих рассуждений ушло чуть меньше двух часов. К тому моменту, когда он наконец уяснил простую истину, что если в гранталле накапливается энергия, значит её можно достать и использовать, Солнце уже выглянуло из-за горизонта, а я восхитилась умом Доменике.
— Пора. — За окном уже несколько раз прошлись ящеры, медленно стряхивающие с себя ночное оцепенение. — Собери своих бенанданти, пожалуйста. Пусть они через полчаса выстроятся у моста.
— Зачем?
— Я хочу, чтобы казнь воина, нарушившего мой приказ, видели все. — Я встала из-за стола и, подойдя к окну, принялась изменять свою одежду. Мне хотелось выглядеть человеком — но человеком настолько близким к ящерам, насколько это возможно.
— И кто будет палачом? — Балдассаро стоял на приличном расстоянии от меня, но я буквально кожей чувствовала его взгляд. Интересно, он выполнил мой последний приказ, или всё-таки снял напряжение?
— Палача не будет. Я сама возьму его жизнь.
Я вышла из дома, оставив изумлённого бенанданти смотреть мне вслед. Необходимо было найти Канделиуса и передать моё приказание ящерам.
Все они собрались у моста, как я и велела: антрацитово блестящие на Солнце ящеры и хмурые бенанданти, почему-то упорно напоминающие мне генуэзских арбалетчиков. Канделиус сидел на траве между мостом и воинами и изредка недовольно взмахивал хвостом. Он ни слова не сказал о нашем вчерашнем разговоре, но иногда пристально смотрел на меня очень кошачьим пристальным взглядом. Я делала вид, что ничего не замечаю. Даже он, встретивший меня в этом мире, ставший свидетелем моей тогдашней слабости, не должен был видеть мою нынешнюю. Некстати я подумала о кролике, которого отказалась разделать тогда. Интересно, смогла бы я это сделать сейчас? Скорее да, чем нет. Существует ли до сих пор та Светочка, любимая дочка замечательных родителей, книжная девочка, плакавшая от книг и фильмов о войне, уверенная в том, что ничего не способна дать этому миру? Скорее нет, чем да.
Я попрощалась с земной жизнью давно, когда сожгла свою старую одежду. Но та жизнь всё ещё была реальной, хоть и недостижимой. И только теперь, стоя на мосту, возле ящера, которого собиралась собственноручно лишить жизни, я почувствовала, что моё прошлое истаивает, становится полустёршимся счастливым сном. И моя нынешняя реальность — вибрирующее силой пространство; Новая Венеция, сотканная из невероятных зданий и домишек, более приличных земному Средневековью; и замершие передо мной воины.
— Вы знаете, что он совершил. Вы знаете, что кара за это только одна — смерть. Но я не отдам этого храброго воина палачу. Я возьму его жизнь сама.
Ящер стоял на коленях возле меня, положив голову на импровизированную колоду, и его поясной нож уже был у меня в руках. По идее, после короткой речи я должна была с одной попытки рассечь ему глотку, или, ещё лучше, отсечь голову.
Но я трезво оценивала своё умение владеть ножом и успела убедиться в прочности ящерских шкур.
— Смотри в глаза.
Бывший предводитель тысячи ящеров послушно поднял голову, мы встретились взглядами, и в моей голове внезапно промелькнула мысль «рыцарь, убивший дракона, сам становится драконом». А потом длинное тонкое лезвие вошло в его глаз, пробило кость и вошло глубоко в мозг. Считанные мгновения ящер ещё удерживался на коленях, а потом тяжело рухнул на мост. Его лапы и хвост едва заметно подрагивали.
— Когда убедитесь в его смерти — похороните с честью. Он искупил своё преступление. Канделиус, не будешь ли ты так любезен слетать к Доменике и поинтересоваться, когда ожидать подкреплений и его самого с армией? Вернувшись, ты найдёшь меня чуть выше по течению реки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Не отвечая, кот с места рванулся вверх и в сторону, на другой берег реки.
Отмывалась я долго. Кожа уже покраснела и покрылась мелкими пупырышками, а я всё сидела в тихой речной заводи и тёрла, тёрла, тёрла себя, пытаясь смыть воображаемую кровь.
Так меня и нашёл Канделиус.
— На твоём месте я бы вылез из реки и пошёл мыться в дом: примерно через пару часов начнут прибывать подкрепления. Доменике с армией будет к вечеру. К их приходу нужно будет организовать ужин и спальные места для бенанданти. Завтра утром выступаем.
Я молчала, не отводя взгляда от Канделиуса. Интересно, он рассказал Доменике о вчерашних событиях?
— Не смотри на меня так. Я ничего не сказал Доменике. Пока что. Быстро только мыши плодятся.
Кивнув, я полезла на берег.
Через два с половиной часа вода в реке превратилась в жидкий антрацит: чешуя сотен плывущих ящеров сливалась в одно чёрное, блестящее нечто. Особенно красиво это было на тех участках реки, возле которых не росли деревья, и Солнце беспрепятственно освещало воду.
Я заблаговременно предупредила своих ящеров, чтобы они могли организовать уставшим с дороги соплеменникам еду и отдых. Кажется, это потрясло солдат до глубины души: всё время пока они готовили еду, деревня была полна свистом и шипением. Знать бы ещё, к худу это или к добру.
— Сколько их прибыло? — Балдассаро брезгливо наблюдал за тем, как чешуйчатые получают еду и выливают её в горло прямо из мисок.
— Чуть больше двух тысяч. У Доменике будет около восьми тысяч воинов.
— Мало. Как он собирается с такими силами брать Новую Венецию? Мы даже Чьямонту не возьмём.
— Чьямонту?
— Следующий город. В два раза больше Сегретты. И там о нас уже знают. И ждут.
— Думаю, Доменике знает, что делает. — Балдассаро ехидно хмыкнул. — То, что мы замышляем предательство, не делает Доменике дураком или плохим полководцем. Просто так получилось.
— Делает. Довериться не тем людям — смертельная глупость.
Я пожала плечами, но спорить не стала. По моему мнению, смертельной глупостью было думать, что одна смирная землянка всё простила и забыла.
— Балдассаро, среди твоих бенанданти есть кто-то, кого было бы прилично отправить готовить человеческую еду?
— Я распоряжусь. Све-тта, — он повернулся ко мне и наклонил голову, практически касаясь губами моего уха, — когда мы продолжим нашу игру?
Я встала на носочки, провела губами от его ключиц до уха, и шепнула:
— Когда я решу, что пора.
Доменике прибыл к вечеру, и, глядя на то, как замыкающая полутысяча ящеров тащит на себе нечто огромное, закутанное в полотно, я поняла, в чём была истинная причина задержки.
— Я доволен тобой, С-ветта-лана. — Поужинав и проследив за тем, чтобы громадный кусок гранталла надёжно охраняли, Доменике жестом приказал мне следовать за собой.
Он выбрал самый большой дом, очевидно, принадлежавший раньше подеста. Дом этот был намного богаче, чем тот, в котором остановилась я. Здесь на стенах висели картины (плохонькие, конечно, но это не так важно), очаги были облицованы каким-то переливающимся серым камнем, а все деревянные поверхности, которые я успела увидеть, украшала резьба. Правда, присмотревшись внимательнее, я увидела сколы и неровности на облицовке очага, грубость резных деталей, плохое качество стёкол, рассохшиеся от времени рамы… Причём я точно знала, что некоторые из этих вещей можно с лёгкостью исправить при помощи магии. Почему же хозяева дома этого не сделали? Неужели они были настолько слабы в магии?
Мы остановились в комнате, очевидно, бывшей местом сбора большой семьи: огромный стол, много стульев вокруг него, целая стена, увешанная портретами похожих друг на друга людей…
— С-ветта-лана, ты слышишь меня?