— Нет, — прошептала пораженная Энди. — Розалин всегда безукоризненно аккуратна.
— Плохо дело. — Осторожно перешагнув через разбросанные предметы, Бен огляделся. — Ты не можешь сказать, пропало ли что-нибудь?
— В такой неразберихе сказать трудно, но вроде бы нет. — Энди нагнулась, подбирая блестящее ожерелье. — Это настоящие бриллианты. А это браслет с настоящим жемчугом. Стоят очень дорого.
С тех пор как они вошли в дом, Бен уделял почти все внимание Энди, но даже в этом случае что-нибудь неладное в гостиной или на кухне трудно было бы не заметить. И тем не менее… лучше все проверить.
Десять минут спустя стало понятно, что неизвестный таки побывал в доме, проникнув через окно на кухне. Энди подавленно призналась, что знала про сломанный на раме запор. Хотя Бена подмывало прочесть нотацию, он промолчал и продолжил осмотр. Все остальные помещения в маленьком доме были в порядке. Кроме спальни Розалин.
— Это он, — еле шевеля бескровными губами, прошептала Энди. — Он снова нашел ее.
— Нам не известно, кто сделал это, — твердо напомнил ей Бен. — Мог быть кто угодно.
— Кто угодно? — с недоверием повторила она. — Сделал такое? Не тронул ничего, кроме вещей Розалин? По-моему, это недвусмысленное предупреждение.
Разумеется, это было похоже на правду. Бен просто не хотел признавать очевидное. Он вздохнул.
— Вызови полицию и одевайся. Придет полицейский и примет заявление — хотя вряд ли удастся установить, кто это сделал.
Энди, до которой дошли все возможные последствия случившегося, побледнела.
— Ей снова придется переезжать. Она снова окажется одна, в незнакомом городе, без работы. Бен, я не могу оставить ее одну. Я должна поехать вместе с ней.
— Ты никуда не поедешь, — отрезал Бен, у которого при одной мысли об этом екнуло в желудке. — И Розалин тоже — пока по крайней мере. А теперь, Энди, вызывай полицию и одевайся. Может быть, не так уж все плохо.
Его резкий тон пронял Энди. Она покорно направилась к телефону.
Бен устало провел рукой по волосам. Наверное, будет лучше, если он приготовит кофе, подумал он, направляясь на кухню. Он им понадобится, вне всякого сомнения.
Через час после того, как сочувствующие, но не сказавшие ничего обнадеживающего полицейские уехали, Бен и Энди услышали, как к дому подъехала машина. Энди, к огорчению Бена, была неестественно подавленна.
— Это, должно быть, Розалин, — сказала она, нарушив молчание едва ли не впервые после отъезда полиции.
Ее нисколько не успокоило, что полицейские вежливо выслушали ее рассказ про одержимого насильника-убийцу, бегло осмотрели комнату Розалин и честно известили, что без дополнительной информации вряд ли смогут что-либо сделать.
— Попытайся сохранить выдержку, когда будешь рассказывать о случившемся, — сказал Бен.
Энди раздраженно взглянула на него.
— Я не собиралась закатывать истерику.
Он нахмурился.
— И нет необходимости делиться с ней… ну, в общем, ты понимаешь.
Он считал, что они с Энди имеют право сохранить в тайне некоторые стороны своих развивающихся у всех на глазах отношений.
Взгляд Энди метнулся к спальне.
— Ты хочешь сказать — насчет нас?
— Да.
Энди пожала плечами.
— Какая разница? Она так и так узнает.
— Черт побери, Энди, не начинай все сначала. Она не…
Входная дверь распахнулась, и стремительно вошла Розалин в развевающемся, сверкающем блестками платье.
— Опять ссоритесь, дети мои? — начала она с улыбкой. Затем осеклась, впившись глазами в Энди. — Что случилось?
Бен открыл было рот; но Розалин уже метнулась в свою комнату. Энди последовала за ней.
Подавленный происходящим, Бен, покачивая головой, поплелся следом.
Розалин застыла на пороге своей комнаты, с каменным лицом изучая остатки своих пожитков. Наконец она не совсем твердой рукой прикоснулась к разорванному платью, висящему на кресле-качалке — двойнике того, что стояло в спальне Энди. По лицу женщины пробежала болезненная судорога, и она уронила руку.
— Он был здесь, да? — сдавленно прошептала Энди.
Розалин кивнула:
— Да, это он.
Энди обняла подругу за хрупкие плечи.
— Должно быть, он считал, что ты дома. Не найдя тебя…
— Нет, — оборвала ее Розалин. — Он знал, что меня нет. Это предостережение. Он играет со мной. Он еще не совсем готов нанести удар. Числа… числа еще не благоприятствуют. Наверное, дата. Он ждет определенной даты и, возможно, определенного времени. Больше ничего конкретного я не могу уловить.
— Черт побери, если вам все это известно, почему вы не можете просто назвать нам его имя? — нетерпеливо воскликнул Бен. — Скажите, где он сейчас, чтобы его можно было арестовать и заключить под стражу.
— Мне самой хотелось бы этого, Бен, — сухо сказала Розалин, выведенная из себя его вспышкой. — Но я не могу. У меня просто не получается.
— Тогда какой же прок от вашего дара? — спросил Бен, все еще взбешенный мыслью о том, что кто-то был в доме Энди, что он мог застать ее. Этот человек насиловал, убивал, если верить Розалин, а она, похоже, говорит правду — по крайней мере ее действительно кто-то преследует. — Мне сдается, ваш дар втянул вас в чертовски неприятную заваруху, но мало чем помогает выпутаться из нее.
— Бен! — возмутилась Энди.
Яростная искорка в ее глазах только обрадовала Бена. Он предпочитал видеть ее в гневе, чем забитую и подавленную.
— Все в порядке, Энди, — слабо улыбнулась Розалин. — Разумеется, Бен прав. Порой мой дар мешает мне жить. Я не испрашивала его себе. Более того…
Она умолкла, и ее взгляд наполнился такой печалью, что у Бена внутри что-то дрогнуло. Но она быстро отвернулась, и голос ее снова стал твердым.
— Надо разобраться в комнате, — сказала она, — потом уложить вещи. Мне придется уехать отсюда.
— Я тоже пойду укладываться, — сказала Энди. — Я поеду с тобой, Розалин.
— О, Энди, дорогая, ты никуда не поедешь. У тебя своя жизнь. Не смей больше вмешиваться в мои беды. Я найду способ время от времени связываться с тобой. Обещаю.
— Я поеду с тобой, — снова заявила Энди твердым голосом, упрямо вскинув подбородок. — Я больше не допущу, чтобы ты оставалась одна.
— Черт побери, замолчите обе! — взорвался Бен, и его голос громом раскатился по разоренной комнате.
Энди и Розалин изумленно уставились на него. Удовлетворенный тем, что сумел переключить их внимание на себя, Бен продолжал уже тише:
— Никто из вас никуда не едет, понятно? Никто сегодня вечером и шагу не ступит за порог дома, пусть даже мне придется для этого привязать вас к кровати.