запечатали, ренегаты подготовились! А Рыжий гад угрожает расправой над людьми, если надумаем взбунтоваться. Проверять не хочется. Копим силы. Думаем. Рады тебе!»
Я кивнул и быстро ответил:
«Всех работников и прислужников я спрячу. Дайте мне два дня. Сколько людей осталось в замке?»
Эйсон снова заухал. Но тут его голос оборвался, а внутри гарнизона кто-то вскрикнул и зарычал. Похоже, стражам не понравилось ночное развлечение Бурана.
«Жив?» — коротко спросил я.
Ответил мне Ральф, сообщив, что с нашим ухающим другом все в порядке, но чудовища забеспокоились.
«Нам сказали, что тебя убили в Мертвомире, Стит», — добавил февр по-птичьи.
Я не стал отвечать.
Выпрямившись, осмотрелся. Внизу снова зарычал зверь, хлопнула дверь, и все стихло. Я осмотрел темные окна Вестхольда. По словам Эйсона, внутри остались врачеватели и лекари. А еще… Вивьен. Даже в совином уханье Бурана я уловил злобу, когда он говорил о девушке-самозванке. И о том, что она живет с тем, кто сейчас называет себя в Двериндариуме королем.
Внутри стало так холодно и пусто, что показалось — я снова умер. В очередной раз.
Тряхнул головой, сбрасывая с волос клочки снега. И пытаясь так же отбросить мысли о Вивьен. Но внутри билось ледяное и злое, толкало, не давало дышать…
Я до хруста сжал кулаки.
Надо спрятать жителей Двериндариума под землей. Найти входы без карты — нереально. Перенесу в тайный город запасы еды и тем самым лишу ренегатов приоритета. Главное — сделать все тихо и быстро. Одна проблема — мои Тени. Я опасен для живых не меньше, чем чудовища, что бродят сейчас во тьме. Значит — нужно для начала найти исполнителей, тех, кто сможет сделать часть работы за меня.
Я быстро прикинул варианты и выбрал госпожу Бордуль — хозяйку «Волчьей норы» и ее сына. Этим двоим хватит ума и благоразумия, чтобы тайно увести людей в подземные пещеры.
Но прежде надо осмотреть замок и придумать, как уберечь от расправы врачевателей.
Осмотревшись, я снова распахнул крылья и перелетел на соседнюю крышу. И снова, на этот раз преодолев по воздуху сразу несколько домов. Шагнул на узкий карниз, опоясывающий Вестхольд, замер, прижавшись к стене. От высоты слегка кружилась голова. Стоит рухнуть на камни внизу и в моем теле не останется целых костей. Но за спиной по-прежнему трепетали крылья тьмы. И я снова взлетел — еще выше! На миг внутри забурлило какое-то новое чувство — желания забраться так высоко, что бы коснуться звезд, ощутить их холодный свет, ласкающий кожу. Напиться им до хмельного забытья…
Усилием воли я заставил себя вернуться. Сложил крылья и рухнул вниз. Раскрыл уже над шпилями Вестхольда, перевернулся в воздухе. Упал на стену замка, вцепился в сухие стебли остролиста, расцарапывая руки. Выдохнул. И уже спокойно прошел по узкому — в ладонь шириной — краю. Остановился у светлого окна. Штора оказалась не задёрнутой, подтверждая, что я не ошибся — за стеной находились покои Верховного февра. А значит, и кабинет с запирающими браслетами. Я надеялся, что их силы хватит, что бы сдержать Тени.
В одном из окон не было стекла, и я шагнул внутрь Вестхольда.
* * *
Альбатроса устроили в низком строении, где хранили сено для конюшен, ветошь и обернутый тканью садовый инвентарь. Ширвы по моему приказу притащили врачевателя из Вестхольда, но возмущенный старик лишь окинул меня негодующим взглядом:
— Я лечу людей, а не птиц, дорогуша! Мой Дар для февров!
— Хотя бы посмотрите! — едва не взмолилась я, но лекарь лишь поджал губы. Я видела в его блеклых глазах неприязнь. Такая же светилась во взглядах многих людей, стоило им завидеть меня. И хорошо, если там была всего лишь неприязнь, а не желание меня прикопать под ближайшим деревом!
— Даже не подумаю, — врачеватель демонстративно сложил на груди сухие ладони. — Зовите этого мальчишку, что мнит себя королем, пусть он попытается мне приказать!
Ширвы угрожающе зарычали, но я лишь вздохнула и махнула рукой, отпуская упрямого лекаря. Можно попытаться найти другого, но что-то подсказывало — помогать мне не будут. Разве что обратиться к леди Куартис, но у нее и без птицы полно забот.
И пока я беспомощно стояла над обожжённым альбатросом, тот самый ладавр, который в последнее время ходил за мной, бочком подобрался ближе и начал обкладывать птицу пучками соломы. Я бросилась помогать, Киар, подумав, тоже. С фырканьем к нам присоединилось несколько чудовищ. Птица казалась безжизненной, и несколько раз я с беспокойством прикладывала ладонь к обугленному пуху на ее груди, пытаясь уловить биение сердца. И вздыхала с облегчением, когда мне это удавалось.
Ладавр на время исчез, а вернувшись, сунул мне в руки лекарский ящичек. С таким врачеватели приходят домой к заболевшим. И тихо закурлыкал, словно убеждая им воспользоваться.
Я лишь кивнула. Назначение большинства бутылей я не знала, но сумела распознать заживляющую мазь и восстанавливающий эликсир. С трудом влив в полуоткрытый клюв альбатроса воду пополам с лекарством и обработав ожоги, я присела рядом, не зная, что еще можно сделать для столь необычного пациента.
— Надо оставить немного сырого мяса и воду, — посоветовал бесцветный, рассматривая подобие гнезда, которые мы соорудили. Ладавр все еще крутился рядом, заботливо поправляя солому и курлыкая.
Я осторожно провела по перьям на шее птицы. Пальцы коснулись узкого ошейника, на котором висела тонкая бронзовая пластинка.
— «Грискиф», — прочитала я имя птицы. — Как думаешь, он выживет?
Киар пожал плечами.
— Императорские альбатросы — существа удивительные, Вивьен. И очень благодарные. Ты знаешь, что они не отбрасывают тени? Скользят в небе и не отражаются на земле? Идеальные охотники. По легенде, тени белых птиц живут в ином мире. Я надеюсь, этот летун сможет снова расправить крылья. — Помолчав, он указал на дверь. — Солнце садится, тебе надо вернуться в замок до темноты. Идем, я провожу.
Я молча поднялась. Все верно. Ржавчина запретил людям появляться на улице после заката. Все же большинство чудовищ — ночные хищники.
Заперев дверь, мы двинулись к Вестхольду. Морозные сумерки кололи щеки и расчерчивали Двериндариум фиолетовыми полосами. Ночь опустилась резко, как всегда бывает зимой. Возле