«Полкес — национал-сионист… Он против всех евреев, которые выступают против создания еврейского государства в Палестине. Как человек «Хаганы» он ведет борьбу против коммунизма и арабо-английской дружбы… Он подметил, что цель «Хаганы» добиться, по возможности скорее, еврейского большинства в Палестине. Поэтому он работал, как того требовала эта цель, с английской, французской разведками или против них, с Англией и Италией… Он заявил, что готов сам работать на Германию, предоставляя разведывательную информацию, в случае, если это не будет противоречить его собственным политическим целям.
Он готов также поддержать германскую внешнюю политику на Ближнем Востоке. Он попытается найти источники нефти для германского рейха, не затрагивая сферы интересов Англии, если будут облегчены финансовые условия выезда еврейских иммигрантов в Палестину»4.
Сикс определенно считал, что сотрудничество с «Хаганой» будет отвечать интересам нацистов. Им все еще была нужна самая последняя секретная информация о различных еврейских группах и о еврейских заговорах, имевших целью покушение на жизнь видных нацистов. В обмен он считал, что можно разрешить СС помогать сионистам.
«Можно оказать давление на представительство евреев в Германии таким образом, чтобы евреи, эмигрирующие из Германии, ехали исключительно в Палестину и не направлялись в другие страны. Такие меры полностью отвечают интересам Германии и уже подготовлены гестапо. Эти меры помогут также осуществлению разработанных Полкесом планов создания еврейского большинства в Палестине»5.
Энтузиазм Сикса не разделяли в министерстве иностранных дел Германии, которое считало Палестину английской сферой. Главной заботой Берлина было достижение договоренности с Лондоном по важному вопросу о Балканах; ничто не должно мешать этому. Должностных лиц также беспокоило то, как стала бы реагировать Италия на вмешательство Германии в политические дела Средиземноморья. Поэтому 1 июня 1937 г. министр иностранных дел Германии
Константин фон Нейрат разослал телеграммы своим дипломатам в Лондоне, Иерусалиме и Багдаде: ни сионистское государство, ни сионистская политическая структура под управлением Англии не будут отвечать интересам Германии,
так как они «не поглотили бы мировое еврейство, а создали бы дополнительную позицию силы под прикрытием международного права для международного еврейства, нечто подобное государству Ватикан для политического католицизма или Москвы — для Коминтерна». Германия поэтому заинтересована в укреплении позиций арабов, но, «конечно, не следует ожидать, что прямое вмешательство Германии существенно повлияет на эволюцию палестинского вопроса». Палестинцы ни при каких обстоятельствах не должны получить большего, чем символическая поддержка: «Понимание арабских националистических устремлений должно формулироваться более ясно, чем раньше, но без дачи каких-либо определенных обещаний»6.
Сионистские концепции будущего Израиля
Английская политика в отношении Палестины на этой стадии была изящно выражена в мемуарах сэра Рональда
Сторрса, первого военного губернатора Иерусалима: сионистское «предприятие было таким, которое давало преимущество как дающему, так и берущему путем образования для
Англии «небольшого лояльного еврейского Ольстера» в море потенциально враждебного арабизма»7. Это было в духе предложения Комиссии Пила, представленного в июле 1937 г.
и предусматривавшего раздел Палестины на три части. Вся территория оставалась бы под владычеством Англии; Англия сохранила бы непосредственно под своим контролем полосу от Иерусалима до Яффы и удерживала бы Хайфу в течение десяти лет, после чсш этот район был бы присоединен к сионистскому мини-государству, состоящему из двух частей, с территорией, равной по площади английскому графству Норфолк. На крошечном сионистском пятачке сосредоточилось бы огромное арабское меньшинство, часть которого Комиссия предусматривала переселить в арабское государство, которое получило бы остальную территорию страны.
Мнения внутри сионизма резко разошлись. «Еврейский Ольстер» отличался от оригинала тем, что сионисты никогда бы не считали, что их чаяния осуществились в результате раздела. Их Эретц-Исраэл включил бы все библейское наследие Авраама. В конце концов позиция Всемирного сионистского конгресса свелась к тщательно оговоренному «нет», под которым подразумевалось «да»: этот конкретный раздел был отвергнут, но Исполком ВОК был уполномочен выторговать более выгодную сделку.
Какого рода государство сионистское движение предусматривало для себя и для миллионов евреев в 1937 г.? Лейбористские сионисты были крупнейшей силой движения, и не было большего сторонника принятия раздела, чем их лидер Давид Бен-Гурион, который летом 1937 г. торжественно обещал участникам цюрихской сессии Всемирного совета «Поалей Циона», что им нечего бояться в этом отношении: позже они определенно расширят свою территорию.
«Это еврейское государство, теперь предлагаемое нам, даже со всеми возможными возмещениями и улучшениями в нашу пользу, не является целью сионистов — на этой территории невозможно осуществить цель сионистов… это случится лет через 15 (или через любое другое число лет), когда предлагаемое территориально ограниченное государство достигнет предела насыщения населением?.. Любой человек, желающий быть искренним с самим собой, не должен предсказывать то, что будет еще через 15 лет… противники раздела были правы, когда утверждали, что эта страна была дана нам не для того, чтобы осуществить раздел, ибо она представляет собой единое целое, не только исторически, но также и с природно-экономической точки зрения»8.
Лейбористские сионисты, конечно, понимали, что если еврейское государство будет образовано, то это неизбежно произойдет вопреки сильному сопротивлению палестинского народа. Хотя они в основном всегда были еврейскими националистами, они решительно отбросили свою прошлую социалистическую риторику, а также прекратили прежние слабые потуги организовать арабских рабочих и начали выгонять их из еврейских «апельсиновых рощ», в которых они были заняты на традиционных сезонных работах. В общем, мышление сионистов стало болезненным, и теперь ими завладело сознательное стремление к своему собственному успеху, чтобы найти выход из положения, создавшегося в результате гибели европейского еврейского среднего класса. Сион будет построен на их «беглый» капитал. Энцо Оерени, теперь эмиссар в США, был совершенно прав, оценивая привлекательность сионизма для части еврейского среднего класса в Центральной и Восточной Европе:
«Душа еврейской буржуазии раздвоена — одна ее часть стремится к прибылям, другая — к политической власти… Как политическая группа еврейская буржуазия не может жить без еврейских масс. Только опираясь на них, она может надеяться построить свое политическое верховенство. Краме того, чтобы осуществить свой эвентуальный контроль над арабскими рабочими, еврейской буржуазии нужен еврейский пролетариат, точно так же как великим европейским державам нужен национальный пролетариат для реализации своих имперских планов.
В действительности еврейскую сионистскую буржуазию от несионистских членов того же самого класса отделяет то, что сионисты ясно сознают, что они могут достичь удовлетворения своего интереса как класс только в составе объединенного народа, а не в качестве отдельных индивидуумов, как считали еврейские ассимиляционисты» 8.
Признавалось, что антисемитизм был главной силой сионизма, но, кроме того, создание сионистского мини-государства также имело определенные привлекательные аспекты.
Моше Бейлинсон, тогда редактор ежедневной лейбористской газеты «Давар», наивно выразил свои надежды в отношении Израиля как центра будущей капиталистической эксплуатации хинтерланда:
«Перед «Великим сионизмом» откроются широкие перспективы, за которые только немногие из нас осмеливаются бороться, — еврейское государство в Палестине, поведет за собой Восток… Еврейское государство, построенное на таких основаниях, будет иметь полное право как в социальном, так и в духовном отношениях, претендовать на титул лидера, на титул авангарда нового мира на Востоке…»
Он определил реальности, скрывающиеся за его красноречивой риторикой:
«Какую ценность представляет собой наша расовая близость к арабскому народу в сравнении с той большой дистанцией, которая разделяет наши идеи, образ жизни, моральные нормы? Во всех этих вопросах мы намного ближе к европейцам или американцам, несмотря на существующие «расовые различия» с ними…
Мы хотим мира с Арабским ишувом… без ложной филантропии, без притворного миосионаризма. Не ради какого-нибудь Революционного подхода к Пробуждению Востока, — будь то «национальный» Восток, или «классовый» Восток, или «религиозно духовный» Восток… Мы пришли сюда не для того, чтобы освободить других, но для того, чтобы освободить самих себя» 10.