Читать интересную книгу История изнутри. Мемуары британского агента. - Робин Локкарт

Третьей и слегка предосудительной причиной г>ыло получение моею женой документа существенной важно сти. Я уже сказал, что французской делегации не было разрешено поехать в Румынию ввиду протестов Блопдв. ля, французского посланника в Бухаресте. Французы бы ли весьма возмущены и не скрывали своей декады и намерений по приезде в Париж потребовать объяснений. Они нашли поддержку против своего дипломатического представителя в докладе маршала По, однорукою фран цузского генерала, который как раз закончил обстоятель ное обследование всего положения в Румынии. Ныло известно, что По в своем докладе высказывался откро венно и резко, и нам очень хотелось заполучить подлин ный документ. Один из французов (все трое еще живы, и было бы бестактно оглашать его имя) жил у нас в кварти ре. Как большинство французов любил поухаживать. Почтенный и весьма уважаемый профессор в Париже, он оттаял в теплой и слегка распущенной атмосфере Моск вы. Он все поверял моей жене. Он стал проговариваться. Однажды днем, чтобы отвлечь ее от головной боли, он дал ей прочесть знаменитый доклад По. Она дала его переписать, и, таким образом, я мог послать точную копию сэру Джорджу Бьюкенену. За военными установи лась репутация резких и грубых людей, но доклад мар шала шокировал бы самого грубого солдафона из наше го военного министерства. На выразительном языке, не приукрашенном никакими ухищрениями стиля, доклад Дал убийственную картину румынского двора в 1915 го ду. Маршал не пощадил никого. Король был описан со всеми многочисленными слабостями, в нем почти не было положительных черт. Там было полное досье ро мантических похождений при дворе, с подробным переч нем замешанных, с указанием сферы влияния и политиче ских симпатий каждого. Там весьма нелестно были изо

бражены французский, британский и русский посланники которые обвинялись в том, что они подают плохой при мер румынскому обществу в военное время, и в том, что они тратят свою дипломатию на мелкие разногласия между собой.

Маршал был откровенно пессимистичен. Последую щее вступление Румынии в войну оправдало его песси мизм. Ни во что не ставил румынскую армию. Союзную дипломатию в Румынии он ставил еще ниже. Вся сила его негодования была обращена против французского и рус ского посланников, взаимная антипатия которых позво ляла германофильской партии вклиниться между двумя влияниями.

— Англии, — говорил старый солдат, — не суждено сыграть исторической роли в Румынии. Воздействовать на нее она может лишь красотой своих сынов. Ей следо вало бы послать румынскому двору своего самого краси вого военного атташе. В результате доклада генерала По в Румынии произошли перемены. В качестве своего ново го военного атташе Англия послала туда полковника Томсона, который стал затем личным другом мистера Рамзея Макдональда, лейбористским пэром и министром и который погиб во время злополучного полета на дири жабле Р101.

У меня сохранилось мало воспоминаний о втором Рождестве войны, кроме разве того, что оно было весе лым. Русские, правильно или неправильно, никогда не портили своих праздников угнетенным настроением и никогда не пытались искусственно поддерживать воен ный пыл. Они были недисциплинированны, аморальны и индивидуалисты чистой воды.

1 января 1916 года жена и я провели весь день в официальных визитах — одна из немногих скучных обязан ностей официальной жизни в России. Новый год, очевидно, не только меня побудил к хорошим намерениям, потому что заметки в моем дневнике на январь необычайно опти мистичны. Два фактора обусловили эту более здоровую атмосферу. Наш грекорусский друг Ликиардопуло только что вернулся из своего рискованного путешествия по Ав стрии и Германии. Он был послан туда союзниками для разведывательной работы, и переодетый греческим торгов цем табака посетил крупные города обоих государств. «Лики» оставил Москву глубоким пессимистом, убежден ным в непобедимости германского оружия. Вернулся он

оптимистом, твердо уверенным в том, что Германия пере живает большие трудности, чем Россия, и что Россия может дольше выдержать. В том, что касается снабжения он был безусловно прав. Чего он не учел — это разящ»* степени сопротивляемости обоих народов.

Привезенные им новости наполнили, однако, Москву бодростью, и в течение пяти недель он был националь ным героем. Еще более ободряющим был прием импера тором князя Львова и Челнокова в ставке в Могилеве. Организовано оно было генералом Алексеевым, началь ником штаба и ярым патриотом, который питал презре ние солдата к русским политиканам средней руки. Пока великий князь Николай Николаевич был главнокоманду юшим, Союзы земств и городов направляли свои хода 1 тайства лично ему. Отношение императора к ним было хуже. Не одобряя различные принятые ими политические резолюции, он до сих пор отказывался видеть их. Поэто му в Могилев они приехали, чтобы встретиться с генера лом Алексеевым, а не с императором. В качестве москов ского городского головы Челноков привез с собой привет армии от «сердца России» и официальную резолюцию Городской думы, провозглашающую войну до победного конца. Генерал Алексеев, зная о громадной работе, про деланной этими крупными общественными организация ми по снабжению армии, решил восстановить добрые отношения между императором и обоими союзами.

— С императором все благополучно, — заявил он обоим москвичам. — Единственная помеха — это шлю хи, которые вертятся около него. Обождите здесь, а я снесу ему резолюцию.

Он сейчас же вернулся с распоряжением к Челнокову явиться к императору. Когда широкоплечий городской голова вошел в комнату, резолюция лежала на столе императора.

— Почему эта прекрасная резолюция не была посла на прямо мне? — спросил царь.

Челноков пробормотал несколько неуклюжих извине ний по поводу нарушенного им этикета и затем сказал, что если Его Императорское Величество разрешит, то он тут же передаст приветствие и прочтет резолюцию. Царь разрешил и был очень доволен. Он сказал:

— Я согласен с каждым словом в этой резолюции. Мир не может быть заключен, пока не будет достигнута полная победа. Вы совершенно правы, выражая свою

6. 131

благодарность Англии. Мы должны преклонить прп* ней колени. срс^

Затем царь стал расспрашивать Челнокова о поло** нии в Москве. Городской голова заметил, что там не топлива и ощущается недостаток продовольствия вследствие плохой работы железных дорог и что при сложившихся обстоятельствах приходится считаться возможностью волнений в течение зимы. Император от ветил, что, earn народ мерзнет и голодает, к нему нельзя быть слишком суровым, даже если он прибегает к наси лию. Затем он с подозрением в голосе спросил, не преуве личивает ли городской голова.

Челноков ответил — нет.

Тогда царь заметил:

— Все, что я могу сделать для смягчения этого поло жения, будет сделано.

Я получил полный отчет об этом посещении, как только Челноков вернулся в Москву. Оба — князь Львов и он — серьезные бородатые люди, без капли легкомы слия, радовались, как школьники. Они вернулись из став ки с сердцем, преисполненным оптимизма. Император был великолепен.

Их собственная работа могла беспрепятственно раз виваться. Армия была на их стороне. Что значит теперь С.Петербург? Армия гораздо важнее и могущественнее любого правительства. Увы, большие надежды, возла гавшиеся на это посещение, оказались жестоко обману тыми. Император уже не мог избежать своей судьбы, уготовленной ему назревающей трагедией. Немного здравого смысла, несколько слов похвалы со стороны императора оказались бы достаточными для того, чтобы стянуть к трону лояльные патриотические элементы рус ского народа. Как мало потребовалось бы усилий. Я видел это по энтузиазму двух общественных деятелей, которые по своему темпераменту были гораздо менее революционны, чем мистер Ллойд Джордж, и были про тив своей воли вовлечены в революцию, став ее первыми жертвами. Однако усилие это превосходило способность императора к предвидению. Старая система продолжала жить. Повсюду общественные силы встречали противо действие. Всякий им симпатизирующий министр мог быть уверен, что рано или поздно он будет уволен в отставку. И по мере того как один за другим исчезали патриоты и верные люди, трехсотлетние верноподдани

ш

ческие чувства подрывались отчаянием. В моем со6с™«« ном сознании ощущение неминуемой катастроф^апс^ вилось все сильнее и сильнее. Понятно. вненгаЛ должен был всегда казаться ультра оптимистичным, спокойно уверенным и непоколебимо убежденным в конечной побе де союзников. И, хотя мой действительный оптимизм ограничивался Западом, мне приходилось симулировать возрастающую веру в Восток.

В феврале 1916 года меня несколько раз вызывали в СПетербург. У нас в ходу был новый план: официальное Бюро британской пропаганды в С.Петербурге под руко водством английских журналистов. Хью Валыюль и Хе рольд Вильяме (лучший и наиболее скромный из британ ских экспертов по России) были его главными инициато рами. Затем должно было быть организовано отделение в Москве. Оно должно было находиться под моим надзо ром, и в качестве пропагандиста я пригласил Ликиардо пуло. В С.Петербурге Бюро пропаганды было строго официальным учреждением с специальными отделами и собственным персоналом. Я создал свою организацию в Москве из недр генерального консульства без всякой помпы и огласки. В этой области я был в состоянии оказывать значительное влияние на местную прессу и накачивать ее официальной пропагандой без того, чтобы она это почувствовала. Мне нравилась эта часть моей работы, хотя она требовала большого такта, в особенно сти, когда дело дошло до выборов литературной делега ции из московских журналистов, которую мы посылали в Англию, согласно нашей новой политике. Доминирую щей идеей было то, что когда эти писатели увидят, как напрягает свои силы Англия, они напишут об этом в русской прессе, и тогда нам реже придется слышать о том, что англичане держат свой флот под стеклянным колпаком и что они решили бороться до последней капли русской крови. Один из писателей, которого я пригласил или которого мне было предложено пригласить, был граф А.Н. Толстой, гладкий, жирный представитель оо гемы с большим литературным талантом, но с сильным пристрастием к жизненным благам. Граф Толстой ныне, чтобы не потерять этих благ, примирился с большевнка ми и за счет одной или двух пьес против Романовых сумел остаться буржуазным индивидуалистом в стран , где даже литература коммунизирована. д ^a