Согласно летописи, Ольга попросила дождаться, пока она умрет, и сильно сына не обременила — скончалась три дня спустя. Но и в следующем, 970 году, мы находим Святослава все еще на родине. Он озабочен административным обустройством русских земель. Сам править ими не собирается — у него более честолюбивые планы, но хочет распределить области между сыновьями.
Старшего, Ярополка, сажает в Киеве. Второго, Олега, делает древлянским князем. В это время прибывают новгородские послы, тоже просят себе князя. Ярополк с Олегом на север отправляться не хотят, но у Святослава есть еще один сын, статусом пониже (его мать — рабыня). Новгородцев устраивает и такой князь, лишь бы собственный. К каждому из юных (а может быть, и малолетних) правителей приставляется боярин, главный советник.
Лишь разделив земли между своими отпрысками и обеспечив преемственность власти, Святослав с войском отправляется обратно на Дунай.
На этом его русское княжение, собственно, заканчивается. Больше Святослав в Киев не вернется.
Второй южный поход
С большим войском, в которое кроме русских воинов входили печенежские и венгерские отряды, Святослав вернулся в Болгарию (по нашей летописи, это произошло в 971 году, по византийским источникам — в 970-м).
Но ситуация там коренным образом изменилась.
Старый царь Петр отрекся от престола. Болгары восстали против оккупационных властей и захватили Переяславец. Святославу пришлось с ними биться, и на этот раз победа далась ему гораздо труднее, чем в предыдущий раз. У стен Переяславца «бысть сеча велика», которую русские чуть не проиграли. В самый отчаянный момент сражения Святослав был вынужден обратиться к дружине с увещеванием (он был выдающимся военным оратором): «Уже нам зде пасти. Потягнем мужьскы [явим же мужество], братье и дружино!».
Русские все-таки одолели, а затем захватили город. Болгария вновь была покорена.
Казалось бы, Святослав сумел полностью вернуть утраченные позиции. Теперь он был готов приступить к главному: войне с Византией. Из Переяславца князь отправил грекам послание: «Хощю на вы ити и взяти город вашь, яко и сий».
Однако за минувший год перемены произошли не только в Болгарии. В Константинополе появился новый император, и повел он себя не так, как прежний.
Царица как переходящий призВ более чем тысячелетней истории византийских династий фигурирует несколько ярких, а выражаясь мелодраматически, роковых женщин. Одна из самых поразительных femmes fatales Константинополя — императрица Феофано.
Эта пелопонесская гречанка была дочерью простого трактирщика. «Самая прекрасная, обольстительная и утонченная женщина своего времени, одинаково выделявшаяся своей красотой, способностями, честолюбием и порочностью», — аттестует ее современник Лев Диакон.
Царевич Роман, юный наследник Константина Багрянородного, воспылал к красавице такой страстью, что сочетался с ней браком, невзирая на гнев отца. Вскоре после этого император скончался. Ходили слухи, что его отравила невестка, дабы поскорее возвести мужа на престол (впрочем, сплетни подобного рода сопровождали эту женщину всю жизнь).
Так Феофано стала императрицей в первый раз. Молодой базилевс оказался никчемным правителем. Он так бурно прожигал жизнь, что в 26 лет умер от истощения. А может быть, не умер, но был опять-таки отравлен. Уж очень быстро Феофано оказалась женой следующего венценосца — императрицей во второй раз.
Никифор (то есть «Победоносец») Фока считался самым выдающимся полководцем своего времени. Он вернул империи Крит и Кипр, успешно воевал в Сирии и Малой Азии. Правда, новый муж Феофано был немолод и безобразен. «Большеголовый карлик с крошечными кротовьими глазками», пишет про него современник. Это был грубый и суровый солдат, который собирался навести в державе порядок и устрашить врагов Византии.
Но управлять империей труднее, чем командовать армией. Мы видели, как неудачно Никифор попробовал решить болгарскую проблему, в результате накликав на Византию еще худшую беду. Страна была базилевсом недовольна.
И тогда Феофано задумала стать императрицей в третий раз. Она взяла в любовники полководца Иоанна Цимисхия, который приходился Никифору племянником.
Иоанн, как и дядя, не отличался статью («Цимисхий» означает «Коротышка»), но был хорош собой, энергичен, решителен. Он слыл непобедимым в схватке воином и превосходным военачальником. С помощью Феофано осуществить переворот было нетрудно — императрица помогла заговорщикам проникнуть в царскую опочивальню.
В первый миг убийцы решили, что замысел не удался, — постель была пуста. Но затем увидели, что Никифор спит на полу. Неприхотливому вояке так было привычней. Иоанн снес императору голову собственной рукой. (На гробнице Никифора потом высекут надпись: «Ты завоевал всё кроме женщины»).
Однако Цимисхий оказался хитрее своих предшественников. Он не пожелал стать игрушкой в руках опытной интриганки и заточил Феофано в монастырь. В третий раз императрицей она так и не стала.
Теперь у Святослава появился достойный противник.
Реконструкция наряда византийской императрицы (XIX век)
События русско-византийской войны 970–971 г.г. описываются «Повестью временных лет» и греческими авторами по-разному.
У русского летописца дело выглядит так, что побеждал все время Святослав, у византийцев — что верх раз за разом брал Цимисхий. Судя по исходу войны, доверять, пожалуй, следует грекам. К такому выводу еще двести лет назад пришел и Карамзин: «В описании сей кровопролитной войны Нестор и Византийские Историки не согласны: первый отдает честь и славу победы Князю Российскому, вторые Императору — и, кажется, справедливее: ибо война кончилась тем, что Болгария осталась в руках у Греков, а Святослав принужден был, с горстию воинов, идти назад в Россию: следствия, весьма несообразные с счастливым успехом его оружия! К тому же Греческие Историки описывают все обстоятельства подробнее, яснее, — и мы, предпочитая истину народному самохвальству, не должны отвергнуть их любопытного сказания».
Не будем его отвергать и мы. Но сначала давайте посмотрим, как излагает ход событий «Повесть временных лет», в тексте которой тоже немало любопытного. Вероятно, прав С.М.Соловьев, предположивший, что в основу летописи легли устные рассказы русских дружинников, «которые, передавая об одних подвигах своих, умолчали о неудачах».
Начинается описание войны с того, что греки присылают к Святославу послов: «Невмоготу нам сопротивляться вам, так возьми с нас дань и на всю свою дружину и скажи, сколько вас, и дадим мы по числу дружинников твоих». При этом сдаваться без боя базилевс вовсе не намерен и просто хочет выведать точную численность русского войска. Но не на того напали хитрые греки. Святослав увеличивает размер своей армии вдвое — говорит, что у него двадцать тысяч воинов. Однако эта цифра не пугает византийцев. Они выводят в поле стотысячную армию.
Увидев, сколь многочисленны враги, дружина приходит в ужас, и Святослав воодушевляет ее очередной речью: «Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим — должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвым не ведом позор. Если же побежим — позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь». В последующие века эту хрестоматийную орацию на Руси цитировали чуть не перед каждым сражением, а слова «мертвые сраму не имут» стали у нас главной военной максимой.
«И исполчились русские, и была жестокая сеча, и одолел Святослав, а греки бежали», — утверждает летопись. Князь двинулся прямо на Царьград, разоряя мелкие города, «иже стоять пусты и до днешьнего дне».
Дальше повествование приобретает явно сказочный вид, используя один из кочующих с древности фольклорных сюжетов. Испуганный император собирает своих «бояр» на совет: как быть? Решают испытать Святослава на алчность — посылают ему в дар золото и шелка. Но князь даже не смотрит на эти подношения. Тогда император отправляет Святославу в подарок оружие — и такому дару князь очень радуется. Вернувшись к царю, послы говорят: «Лют будет муж этот, ибо богатством пренебрегает, а оружие берет. Соглашайся на дань».
После этого летописец ни о каких военных действиях уже не рассказывает, а лишь описывает мирные переговоры, в результате которых Святослав получает от византийцев богатую дань, подписывает с ними мир и отправляется назад, на родину. Дается в «Повести» и пересказ этого договора, датированного 14 июля 971 года. Там Святослав клянется Перуном и Велесом никогда больше не воевать с Византией.