на соседний барный стул, поставил локти на стойку и, повернув лицо в сторону Вольфа, вопросительно посмотрел на него. Вольф ответил мутноватым взглядом, но, когда заговорил, голос его оказался на удивление твердым и ровным:
– Как поживаешь, Долговязый? Все в порядке?
– А что мне сделается, Вольф? Правда, деньжат маловато…
– Уже истратил все, что я тебе отвалил?
Долговязый хотел напомнить о смехотворности суммы, «отваленной» Вольфом, но промолчал и лишь тяжко вздохнул. Вольф правильно понял значение испущенного приятелем вздоха и сказал:
– Ну не вздыхай, не вздыхай. Я же сказал, закончу дело и дам еще. Сейчас я сам на мели.
– По правде сказать, Вольф, я совсем не понимаю, как из этой безделицы могут возникнуть деньги.
Вольф хмуро посмотрел на него и сказал:
– А вот это, приятель, не твоего ума дело.
Долговязый пожал плечами, не желая по привычке перечить Вольфу, и замолчал, уставив взгляд в полку, заставленную бутылками с пестрыми этикетками. Некоторое время каждый думал о своем, затем Вольф спохватился и поманил пальцем бармена. Перед Долговязым возник полный стакан чего-то крепкого. Он схватил его и разом осушил. Вольф лишь пригубил. Он снова подал знак бармену, и тот опять наполнил стакан Долговязого. После второго стакана Гвидо почувствовал, как потеплело у него внутри и куда-то стала исчезать сковавшая его напряженность. Он посидел еще немного, нагнув голову, затем взглянул на Вольфа и произнес:
– Вольф, ты говорил по телефону о каких-то новостях…
– Сначала хотел бы узнать о твоих, приятель. Все тихо? Никто тебя никуда не вызывал, никто ни о чем не расспрашивал?
– А это возможно, Вольф? Есть на то причины?
– Не думаю, но знаешь… всякое бывает…
Вольф снова помолчал, затем кивнул бармену. Тот послушно наполнил стакан Долговязого. Вольф снова лишь пригубил, Гвидо же опять жадно схватил стакан и влил в себя его содержимое, при этом глотка его издавала хлюпающий звук. Теперь он расслабился совсем, мозг его затянуло легким туманом, и он довольно громко спросил:
– Кто-то о чем-то догадывается?
– Заткни пасть! – почти взревел Вольф, и Долговязый, несмотря на опьянение, пригнул голову, вдруг вспомнив, кто здесь хозяин положения. Он заерзал на стуле и виновато посмотрел на Вольфа.
Тот, немного поостыв, приглушенно заговорил:
– Бармен может услышать, да и стены имеют уши…
– Извини, Вольф. Так что ты хотел обсудить? – прошептал Долговязый.
– Я потерял портмоне. Не исключено, что кто-то его у меня украл. Никак не возьму в толк, где и когда это могло произойти.
– Там было много денег? – с ужасом спросил Долговязый, который из всех существующих в мире утрат наиболее несправедливой считал денежную.
Вольф снисходительно глянул на собеседника и, отведя взгляд в сторону, сказал:
– Денег там практически не было.
Долговязый облегченно вздохнул.
– Но там была эта штуковина… – заявил Вольф.
– Та самая? Из-за которой весь этот переполох?
– Именно.
– Что же теперь делать? Накрылись денежки?
– С этим делом все в порядке. Я успел забрать то, что представляет интерес.
Долговязый, который все равно не мог себе представить, что такое важное могло быть в столь невзрачной штуковине, успокоившись, зашептал:
– Так, значит, все в порядке? Чего же ты так разволновался?
– Безделица на самом деле теперь не более чем бессмысленная железка. Все так, но ты же понимаешь, куда может в неблагоприятном случае привести тянущаяся от нее ниточка…
– Все будет хорошо, Вольф, – икнул Гвидо и посмотрел на свой пустой стакан.
– Хотелось бы надеяться, Долговязый… Вот я и решил лишний раз тебе напомнить, как важно, особенно сейчас, быть начеку и держать язык за зубами, – сказал Вольф и снова потребовал спиртное.
Долговязый был уже совсем пьяный. Приняв очередную порцию алкоголя, он стал сбивчивым шепотом заверять Вольфа в верности и умении хранить молчание. Вольф же, глядя на раскрасневшееся лицо приятеля и слушая его сбивчивый шепот, перемежаемый иканием, все больше убеждался в противоположном. Он думал о том, что если, не приведи господь, полиция прижмет Долговязого, тот выложит все, что знает. Вольф взглянул на часы. Было около пяти утра. Засиделись они, однако… Скоро снова пойдут поезда. Он взглянул на Долговязого, повесившего голову, и, слегка тормоша его, сказал:
– Послушай, Долговязый. Вставай, я провожу тебя. Скоро твой поезд. Пора домой… Спать…
Долговязый вдруг очнулся и потребовал еще выпивки. Поколебавшись, Вольф подал знак бармену.
Когда они выбрались на перрон, состояние Долговязого было плачевным. Его длинное тело то и дело перегибалось пополам, и тогда его несло вперед. Вольф поддерживал его, ухватившись за брючный ремень. Разогнувшись в очередной раз, Долговязый, икая, говорил, как он ценит Вольфа и как он счастлив, что у него есть такой дружок.
Они стояли недалеко от края платформы. Слева в нескольких метрах поперек перрона был закреплен большой щит с плакатом, напоминающим о правилах поведения вблизи железнодорожных путей. Поднялся прохладный утренний ветерок, и Вольф, который был абсолютно трезвым, вдруг почувствовал, как он продрог. Он потащил Долговязого поближе к щиту, чтобы укрыться от ветра. Вскоре слева показался поезд, подползающий к перрону. Неожиданная мысль пронзила мозг Вольфа. Внезапно возникнув, она не исчезла. И Вольф решил воплотить эту мысль в реальность. Поезд приближался. Когда раскачивающегося Долговязого снова понесло вперед, Вольф, оставаясь под прикрытием щита, не стал более удерживать его за ремень, а, наоборот, слегка подтолкнул вперед. Длинное тело Гвидо, разогнавшись, нырнуло под колеса локомотива. Раздался душераздирающий скрежет тормозов. Вскоре на перроне возникла суматоха, но Вольф этого уже не видел – сначала под прикрытием щита, а потом используя темноту перрона, он быстро переместился к лестнице, ведущей вниз. На ней еще не было ни души. Сбежав вниз, он выбрался на площадь перед вокзалом и взял такси.
23
Изувеченное тело Долговязого подняли с путей и положили на перроне. Его лицо было разбито до неузнаваемости. На десять метров в обе стороны от трупа прибывшие полицейские натянули поперек перрона ленту с чередуюшимися белыми и красными полосками. Ждали прибытия бригады врачей и эксперта. Перед полицейским с той стороны ограждения, которая была ближе к щиту с инструкцией по безопасности, стоял трясущийся от страха машинист локомотива и, заикаясь и закатывая глаза, давал первые показания:
– Я уверяю вас, господин полицейский, он сам бросился под поезд. Мы подавали как раз поезд к перрону, уже почти остановились… Вдруг вот из-за этого щита появилась фигура человека… Это было так неожиданно, господин полицейский… Он словно из мешка вывалился… Прямо нам под колеса. Я сразу же затормозил, но расстояние было слишком мало… Вы же понимаете… такая махина…
– Вы уверены, что он бросился под