процессию. Вокруг шумела лесная жизнь: где-то ухало, кто-то хлопал крыльями, снова раздался издевательский смех.
— Кто это? — почему-то шёпотом спросил мужчина.
— Василиса, — ответил Лешак. Пояснил: — Лиса.
— А чему она радуется?
Санёк слышал, что если с потенциально опасными людьми разговаривать, то выше шанс, что в итоге они тебя не зарежут, а отпустят. С другой стороны, некоторых людей глупые вопросы, наоборот, выводят из себя, а этот вопрос был явно глупый, Санёк и сам это понял, как только озвучил его.
Однако Лешак, беззвучно шагающий по мху, не разозлился, а невозмутимо ответил:
— А чего ей не радоваться? Смотри, какая красота вокруг.
Мужчина посмотрел. Ночной лес и вправду выглядел красиво, богато, он весь шевелился и потихоньку шумел. Жил. И наполнял жизненной силой всё внутри себя — даже самого Санька, мужчина это чувствовал.
Так что кивнул он вполне искренне.
Вскоре к разношёрстным звукам леса добавился ещё один — страдальческий плач. Именно «плач»: с одной стороны, было слышно, что издаёт его не человек, а животное, но с другой — звучал он очень по-человечески. Саньку, несмотря на странную ситуацию, стало жаль того, кто издавал эти звуки: животное явно было измучено страданием и болью, длящейся, возможно, не первый час.
Колонна — светящийся Лешак, Санёк, ворчащий себе под нос Митич — приближалась к источнику плача. Впереди виднелось что-то светлое, очень крупное. Мужчина вытянул шею, вглядываясь. Никак не мог понять, что это за существо. А может, человек? По размерам подходит…
Он занёс ногу для очередного шага — да так и замер. Сзади Митич ткнулся в спину, замычал недовольно, однако Санёк не обращал внимания: его взгляд был прикован к лежащему на земле белому тигру.
Мужчина так и стоял бы, однако его руку сцапала «ветка» Лешака и, не обращая внимания на сопротивление, потащила вперёд. Они подошли к тигру. Отсюда было видно, что рядом с задней лапой животного поблёскивает металл. Капкан был большой и очевидно старый: потемневший от времени, местами ржавый.
— Вот, это… — следующее слово у Лешака получилось совсем неразборчиво, оно словно состояло из шума листвы и птичьего щёлканья. — Или, по-вашему, Снежинка. Давай.
— Что «давать»? — с искренним недоумением спросил Санёк. В голове почему-то мелькнула безумная мысль, что его привели сюда, чтобы скормить тигру.
— Открывай! У меня, как видишь, силы хватает, но пальцы не самые ловкие, а у Митича наоборот, руки слабоваты. — В ответ на эти слова Лешака Санёк непроизвольно взглянул на зомбака и тот продемонстрировал кисти, заметно более гнилые, чем всё остальное, части пальцев не было. — В крайнем случае мы б сами справились, но зачем, если ты неподалёку был? Вот и позвали. Приступай.
— Да я капкан впервые в жизни в-в-в-вижу, — Санёк попятился. — И я не ве-ве-ветеринар.
Со времён школы он вроде как избавился от заикания, а вот же, от страха старая привычка опять вылезла.
— Ой, городские… Только ныть хороши, — Лешак покачал рогатой головой. Передразнил: — «То не могу, это не умею…» Митич раньше тоже такой был. А теперь ничего, нормальный мужик.
Санёк опять посмотрел на зомбака, тот в ответ довольно осклабился. В отличие от рук, зубы у него были на удивление целые, зато изо рта вытек ручеёк густой тёмной жижи и бодро скатился к подбородку.
Тем временем Лешак крепко обхватил Санька за спину твёрдо-сучковатой рукой, пихнул обратно к плачущей тигрице.
— А ты? Мужик или как?
Санёк смутился. С одной стороны, хотелось быть сильным и смелым, с другой — не хотелось подходить к раненному зверю, куснёт ещё. Чтобы потянуть время, Санёк спросил:
— Э-это т-тут при чём?
— При том при самом. — Лешак провёл светящейся рукой вдоль спины тигрицы, от чего роскошный мех сверкнул отблесками, и пояснил тихо: — Помоги девушке.
И Санёк увидел. Что Снежинка — и правда девушка, юная и красивая. Её стройное тело напряжённо вытянулось, от боли прижимаясь к земле, а в голубых, совсем человеческих, глазах стояли слёзы. Перед глазами и чувствами мужчины будто бы дымка сгустилась — и сквозь эту дымку тигрица выглядела восхитительно прекрасной и чувствовалась уже не диким зверем, а такой же, как он. Ну, словно идёшь по улице и видишь, что твоя соседка-красавица подвернула ногу и сидит плачет. Внутри Санька немедленно вскипело сильное желание помочь!
Хотя в то же время он понимал, что стоит в лесу и смотрит на опасного зверя. Удивлённый такой двойственностью восприятия, мужчина огляделся по сторонам. Сквозь таинственную дымку лес тоже выглядел по-другому — ещё более красивым, насыщенным красками и запахами. Он чувствовался настолько родным и любимым, будто Санёк жил здесь не то что с рождения, а сотни или даже тысячи лет.
Даже зомбак теперь выглядел не так, как раньше, на него тоже марево нашло. В этом мареве Митич выглядел как обычный живой мужик. Обвисшие черты лица подтянулись и обрели симметрию, углы губ поднялись в дружелюбной усмешке, глаза стали карими.
— Салют, — вполне обычно и разборчиво сказал этот «живой» Митич.
— Са-салют, — отозвался Санёк.
— Эгей, Алекс. — Шершавая рука-ветка схватила Санька за челюсть и бесцеремонно повернула его голову к тигрице. — Потом поболтаете. Приступай.
Мужчина резко выдохнул, как перед стаканом водки, мысленно сказал сам себе: «Давай, Алекс! Ты герой, ты сможешь!» — и подошёл к тигрице. Присел над капканом. Но когда он вблизи увидел перемазанный кровью мех, рваные края раны и белеющую кость — голова закружилась, подступила тошнота, рот мгновенно наполнился слюной. Сердце противно колотилось. Санёк не сдержался и отвёл взгляд. Поколебавшись, поднялся. Сделал шаг назад.
— Я не буду. Только хуже сделаю! Раздроблю ещё больше. Давайте вы сами, у вас опыт, всё. Я даже без понятия, как его открыть.
В воздухе повисло молчание — ощутимое, густое и как будто угрожающее. Чувство родного дома и красоты леса мгновенно исчезло, Санёк вдруг остро почувствовал, что его окружает тёмная ночь, что рядом с его ногой лежит зубастый хищник, который вполне может одним движением челюстей эту ногу сломать, что от Митича сильно тянет болотом и трупным запахом, а Лешак… С тревожно колотящимся сердцем мужчина посмотрел в сторону тускло светящейся фигуры, которая теперь совсем не походила на человека в коричневом трико — и как он мог такое подумать? Теперь фигура Лешака была какая-то угловатая, с неестественно выломанными конечностями — и казалось, что она вытягивается всё больше, угрожающе возвышается над Саньком, а рога в лунном свете блестят острыми концами.
— Не хочешь помочь? — глухо проскрипело вокруг и у Санька в голове.
— Нет, я хочу! — выпалил мужчина, и даже искренне. — Это… Это