— Слушай, — чуть слышно прошептал он, и в этом его шепоте можно было различить шелест, который издает, цепляясь своими чешуйками за раскаленные песчинки, ползущая между барханов гремучая змея. — А откуда ОНО, — Заботин указал на лежащую на столе толстую папку, — вообще тут взялось?
— А я знаю? — пожал плечами Калинин. — Я пришел. Оно лежит. На моем столе. Ну… я с ним и работаю.
— Ты тут хоть где-нибудь подпись свою ставил?
— Пока нет… Здесь вообще первых десяти листов не хватает.
— А с чего ты вообще взял, что всем этим именно мы, а не дознаватели должны заниматься? Может, кто-то из них нам его сюда и подкинул. Или оставил спьяну. Вчера… ну, когда я уже ушел, тут кто-нибудь еще выпивал?
— Я не помню, я еще раньше тебя ушел.
— Ну и вот. Запросто такое могло быть. А ты себе голову мучаешь.
— Думаешь? — робко и неуверенно, но с явным облегчением во взоре взглянул на него Калинин.
Дело в том, что за годы службы в правоохранительных органах он несколько отупел от всех тех нелепостей, которые ежедневно ставились ему в качестве «боевой задачи», и уже практически потерял представление о том, что входит в круг его непосредственных должностных обязанностей. А потому Калинин смирился с мыслью — надо выполнять все, от чего нет возможности отвертеться.
— А тут и думать нечего. Тем более — зачем?
— А куда его девать?
— Да хоть куда! Можем Висюльцеву подкинуть — скажем, что в туалете нашли. А можем…
— Вообще выкинуть… а? — мечтательно произнес Калинин.
— Дак… все же в наших руках, Андрюха! — Слегка опухшее лицо Заботы расплылось в широкой искренней улыбке. Он сгреб со стола толстую папку и засунул в висящую на спинке стула спортивную сумку Калинина.
— А что ты там про похмелье-то говорил? — заинтересованно взглянул на товарища Калинин, к которому наконец-то (после окончания «работы над делом») вернулись нормальные человеческие реакции.
— Да я как-то… — замялся Заботин.
— Я тоже на голяке, — вздохнул Калинин.
— Но я зато… — Забота задумчиво посмотрел за окно, — похоже, знаю, где взять.
— И чего мы тогда здесь сидим?
— Да я вот думаю… Этично ли это?
— А в чем проблема?
— В чужой дом забираться придется. В отсутствие хозяев.
— Ерунда. Скажем Висюльцеву, что прямо сюда, в кабинет, поступил звонок от… ну, скажем, от одного из твоих «барабанов»[9], что по конкретному адресу кража со взломом. И… не исключена и мокруха[10]. Если нас здесь хватятся, он отрапортует, что мы с тобой немедленно выехали на адрес. А если там накладка какая случится, скажем — на сигнал отреагировали. Вот мы со всех сторон и отмазались[11]. Скажешь нет?
— Н-нуу…
— А хозяев там точно дома нету?
— Да вроде не должно быть…
— Ну вот. Я же и говорю — «со взломом». Это далеко?
— Да нет, тут… рядом. Она такая, знаешь… интеллигентная женщина. Искусствовед.
— И что там у нее?
— Шило[12] на чесноке.
— Много?
— Залейся.
— И чего мы ждем?
— Так вот я и думаю… Я у нее вчера в гостях был, она меня угощала. Мы об искусстве говорили. А сегодня…
— Так я же тебе и говорю, поступил сигнал — «кража со взломом». Мы же ее имущество летим спасать. Еще благодарна должна быть. Что вовремя успели. Что, кроме спирта, ничего не пропало…
— Да там не так вообще-то все просто. — На лицо капитана Заботы вновь легло облачко грусти. — Я же ей не ментом, я художником представился.
— Зачем?
— Да… как-то так, — пожал одним плечом Заботин. — Машинально.
— Ладно. Все, летим, — Калинин открыл сейф и вынул из него оставшийся от какого-то так и не раскрытого дела вещдок[13] — короткую хромированную «фомку»[14]. — Потом разберемся. Впервой, что ли?
— Тоже верно.
* * *
Легко сбежав на первый этаж, Калинин и капитан Забота, проходя мимо восседавшего за стеклянной перегородкой начальника дежурной части майора Висюльцева, слегка притормозили.
— Слышь, Гена, — склонился к окошечку Заботин. — Тут это… поступила оперативная информация, что кто-то хату одну подломить[15] собирается. Прямо щас. Не исключается и мокруха. Нам с Калиной по начальству докладываться некогда — сам понимаешь. Дорога каждая минута. Так что ты… если про нас спросят… поставь в известность, лады?
— Откуда поступила? — озаботился бдительный Висюльцев, тайком задвигая ногой подальше под стол ополовиненную бутылку розового вермута и одновременно пряча в карман надкушенную луковицу. — Мне сюда ничего не поступало.
— Да «барабан» мой прямо нам в кабинет отзвонился. Короче, мы бежим.
— А адрес, адрес-то? — высунувшись в окошечко, выкрикнул вслед убегающим онерам Висюльцев.
— Да он там что-то неразборчивое пробубнил… — обернулся в дверях Заботин и выскочил вслед за Калининым на улицу.
* * *
— Куда это они? — выйдя из туалета и застегивая на ходу ширинку, начальник «убойного» отдела майор по фамилии Молодец, приоткрыл дверь каморки дежурной части и кивнул на захлопнувшуюся за операми дверь.
— Так это… — стараясь дышать в сторону, доложил Висюльцев. — Поступил сигнал. Упреждающий. В некоем адресе возможна кража со взломом. А может быть, и труп.
— В каком таком адресе? — насупил брови Молодец. — Сигнал зафиксирован?
— Нет… пока. Заботин говорит, ему прямо в кабинет отзвонились. Его… это… агентура сигнализировала.
— Но адрес-то известен?
— Он говорит, что… источник произнес нечто невнятное.
— Так куда же они полетели? Если даже адреса толком не знают?
— Эти найдут… — вздохнул Висюльцев. — Не один адрес, так другой…
— Да, — согласился Молодец. — Пожалуй, найдут. Только ты, Гена, вызов этот пока не фиксируй, ладно?
— Так, а как же я его зафиксирую? Ни адреса, ни заявителя…
— Вот так и не фиксируй.
Стоящий на столе Висюльцева невесть как доживший до настоящих времен раздолбанный, перемотанный синей изоляционной лентой древний радиоприемник «Спидола» вдруг сам по себе ожил и, транслируя какую-то неизвестную станцию, заговорил голосом журналиста, очевидно, берущего у кого-то интервью: «Порфирий Петрович, а вот такая еще деталь… Как всем известно, до революции в вашем Туруханском крае была только одна библиотека, организованная политическими ссыльными. После революции, уже при советской власти, количество библиотек увеличилось в десятки раз. А вот с началом перестройки мы наблюдаем обратный процесс. И на сегодняшний день… увы, приходится видеть удручающую картину в этом отношении. Как вы думаете, в чем причина?» — «Гха… Гм… — прокашлялся его собеседник. — А потому шо центр забыл об регионах. Об их потенциале и значимости…» Приемник зашипел и снова умер.
Молодец задумался, переваривая услышанное.
Висюльцев машинально вынул из кармана луковку и грустно откусил кусочек.
* * *
— Ну? — спустившись с крыльца управы[16], Калинин с нетерпением взглянул на Заботу. — Куда идти? Давай валить отсюда быстрее, пока не перехватили.
— Туда, — Заботин зашагал направо. — По-моему…
— Так ты что, толком и адреса не помнишь, что ли?
— Ну… так… Визуально. Я же оттуда ночью ушел. И выпивши.
— А вообще-то найдешь?
— Должен.
— А чего ночью сорвался?
— Ну, понимаешь… — капитан Забота на ходу просяще взглянул на Калинина и прижал руку к груди: — Андрюха, только тебе… обещаешь?
— А в чем дело-то?
— Нет, ты скажи, обещаешь? И чтобы больше никому?
— Об чем речь? Могила!
— Видишь ли… питания-то наша, она…
— Скудна и необильна.
— Да еще и нервы.
— И что?
— Ну и вот. Пришли мы к ней — то-се, трали-вали, разговоры всякие… и все под стакан.
— А пожрать?
— В том-то все и дело. Так… что-то чисто символическое. Ну и… когда уже до дела дошло, тут вот…
— Что, не встал?
— Не-ет, обижаешь! Встать-то встал. Но… секунд на десять. А потом сразу — раз! И все. Она уж и так, и эдак… А он никак. Что делать? Я ей: «Мадам, видите ли… все последнее время я вел исключительно целомудренный образ жизни. А тут — знакомство с вами! Это же такой эмоциональный стресс! Тут явно необходим бокал шампанского для расслабленья нервов. Буквально айн момент! Я только туда и обратно». Мигом оделся и за дверь. Думаю, стакан портвейна щас где-нибудь шарахну и — все тип-топ. Портвейн, он же…
— Бодрит и освежает.
— Вот! А со спиртяги — только в сон.
— Ну и?
— Вышел. Там магазин ночной рядом, но в розлив не дают. Только бутылку. А денег-то у меня на целую бутылку нет! Вот… с кем-то скинулся, прямо там, возле магазина мы этот пузырь из горла всосали и… дальше тишина. Очнулся утром в кабинете. Как там оказался? Ни х-х…ра не помню… Такие, брат, дела.