Читать интересную книгу Мир удивительных людей - Ирина Губаренко

АЙЗЕНШТЕЙН И ЕГО ТАКТИКА

Спокойный, размеренный в движениях, иногда даже вальяжный. Он говорит, что научился принимать жизнь такой, какая она есть. А грусть в его глазах кричит об обратном. Он называет себя оптимистом и полагает, что все люди, по большому счету, одиноки. Только одни это принимают и живут спокойно, а другие мучаются всю жизнь.

Он грустный. Немного уставший. Выбирая то, что нужно ему, делает все, что хочет. Не мешая другим.

Иногда испытывает ностальгию по «прошлой жизни». Не по плакатам и транспарантам первомайских демонстраций, а по остаткам крема для торта «Наполеон», который всегда пекла мама на праздники. По стройотрядам в студенчестве. По тому времени, когда веришь каждому новому знакомому.

Мазки и отрывки в создании картины он ценит больше целостности. Ему одинаково некомфортно, когда все понятно и когда ничего не понятно.

Он любит осень. Дождь. Игру в преферанс с друзьями. Апельсиновый сок по утрам. Не любит шумные компании. Вынужденные знакомства. Говорить слово «нет».

Возможно, поэтому и согласился разговаривать со мной. Чтобы только не говорить «нет». Достаточно долго чувствовала дистанцию между нами, а мой собеседник сухо пересказывал свою биографию: ЧПИ, металлургия, мастер, начальник участка…

Все мы друг для друга – зеркала. И я вдруг увидела что-то свое. Понятное полностью и не понятное совсем.

Михаил Григорьевич, я очень часто поступаю так, как мне привычнее и, соответственно, проще. Хотя хочется как-то по-новому. Потом казню себя за то, что всю жизнь бегаю по кругу. Вам знакомо такое ощущение?

Не то что по кругу, но по спирали – точно. Конечно, хотелось бы снизу вверх по прямой. Или уж тогда увеличить угол одного витка спирали. А как, я не знаю.

Не проще ли вырваться из круга?

Так не бывает. У всех у нас какие-то условности. Каждый хочет показать себя с хорошей стороны. Какой идиот начнет рассказывать про свои недостатки? Каждый сам себя создает, свой стиль поведения, свой имидж. И эти условности во всем. В купальниках загорают на пляже, но не ездят в транспорте.

Соблюдая условности, можно всю жизнь наступать на одни и те же грабли. Если это происходит с Вами, Вы себя ругаете?

Я не ругаю, я говорю себе: «Ну ты и придурок». Сейчас расскажу тебе один случай. В прошлом году прилетел в Москву, в сумке деньги. Черт меня дернул сесть в незнакомую машину с двумя попутчиками. Только отъехали от аэропорта, они предлагают сыграть в карты. Знал ведь все про эти «штучки» и все равно попал.

Испугались? Чужой город, лес, дорога…

Я испугался в армии. Ночь, лес, я один и шорох за спиной. Волосы дыбом встали. Оказалось, что это край моего же тулупа. А здесь не было времени пугаться. Спокойным голосом говорю: «Ребята, я это 10 лет назад проходил. Остановите машину». Остановили.

Вас спасло самообладание?

Меня спасла удача. Я в нее верю. Всегда надо верить в успех, и тогда все получится. Знаешь, что такое успех? Это в нужное время в нужном месте совершить нужное действие. Почему люди, изначально все одинаковые (руки, ноги, голова), добиваются разного или не добиваются ничего? Потому что один берет и делает, а другой рассуждает – получится или не получится. Но дорогу осилит идущий.

Тот, который рассуждает и сомневается, разве не близок Вам?

Рассуждать и сомневаться – это разное. Сомневающихся людей я уважаю. Я и сам против быстрых решений. Терпение – обратная сторона стремительности. Я доверяю своей интуиции и все равно должен все взвесить, собрать информацию (и из своего опыта, и из внешнего мира), только потом принимаю решение.

Но ведь есть опасность потерять время…

Ну что ты такая прямая! Я же говорю не об экстремальных ситуациях, а о тех, когда время терпит. Но я не буду долго мучиться, чтобы решить, что заказать в ресторане или покупать ли новую мебель. Я говорю о принятии решений в бизнесе.

Разногласия с компаньоном бывают часто?

Знаешь второй закон кибернетики? «Каждая система стремится к сохранению целостности». Конечно, две головы быть не может, но с другой стороны, я люблю повторять, что танго танцуют вдвоем. У каждого из нас свое направление, поскольку заниматься одним и тем же нет смысла. В процессе обсуждения ругаемся, спорим, но как только решение принято – все.

Наш разговор прервался. Позвонила мама Михаила Григорьевича. Что говорила мама, я могу лишь догадываться. Мой же собеседник с промежутком в две секунды повторял: «Хорошо, мама». «Вот так, мне 51 год, а мама все еще учит меня жить», – улыбнулся он.

Как и Вы – своего сына?

Как-то специально я его не воспитывал. Несколько лет назад я сказал ему: «Чтобы что-то иметь, всю жизнь надо пахать». Я думаю, он меня понял. Я многое могу для них всех сделать, только давить на меня не надо. Из-под давления я сразу же ускользаю.

Ускользаете молча или злитесь?

Меня трудно вывести из себя. Очень долго могу терпеть. Категоричность – это не мое. Вот что меня действительно раздражает, так это когда начинают рассуждать о политике. Чубайс не то сказал, Немцов не то сделал. Как-то смешно говорить о том, чего ты в принципе понять не можешь.

Но Вы-то, как управленец, в состоянии понять, что там, «наверху»?

Что толку от моего понимания? Это пустая болтовня. Я не обсуждаю то, что не могу изменить. Могу лишь выбрать то, что мне нужно. Меня больше беспокоит зарплата для наших работников. Могу поинтересоваться, как у них дела дома.

Зачем Вам это – их личное?

Радость моя, ну а как иначе? Мы же все вместе. И важна не только цель, а еще и процесс ее достижения. Как красивая шахматная партия – кому процесс игры интересен, кому – выигрыш. Я бы предпочел «ничью» при увлекательной игре.

…Мечта Айзенштейна – настоящий фрак и настоящий бал в XIX веке. Злобинский мечтает о том, чтобы все хорошо было у его детей. И удача была рядом.

Они не верят никому так, как верят друг другу. Они удивительно похожи в главном. Наверное, поэтому, когда один идет вперед, другой прикрывает ему спину. И наоборот.

Впервые опубликовано в журнале «Челябинск», 1998, №7

3: Сам себе режиссёр

Он делит жизнь – на прошлую и настоящую. Прошлая – при советской власти, настоящая – сейчас. В «той» жизни он был врачом. Наверно, поэтому он лучше многих знает, как коротка жизнь. Как бессердечна и порой внезапна – смерть.

Мудрый человек всегда призывает ее в свидетели. На ее фоне вся наша суета незначительна. Есть только главные ценности. И у каждого они – свои.

О них и был наш разговор с генеральным директором акционерного общества «Партнер» Львом Натановичем Мерензоном.

Договориться о встрече с ним оказалось несложно. Он приехал вовремя, в джинсах и на «Волге». Из всех атрибутов преуспевающего бизнесмена у него есть только сотовый телефон.

Лев Натанович, вы, похоже, совсем лишены чувства собственной значимости. Где ваша важность?

Помнишь «Место встречи изменить нельзя»? Как Жеглов сказал про Ручечника-Евстигнеева: «Он трость для понту носит, солидности добирает». Если человек самодостаточный, для него эта внешняя атрибутика не важна.

А что важно?

Реальные достижения и мнение близких людей. За первое сам себя погладишь. А второе называется репрезентативной группой. Это люди, чья оценка для тебя значима. Она и формирует стиль поведения.

То есть к близкому прислушаетесь, а на замечание чужого человека плюнете?

Зачем загрязнять окружающую среду? На народ плевать нельзя, иначе он тебя смоет. Людей надо любить. Всех. Изначально. Нет хороших и плохих людей. Нет идеальных. Любить людей – значит, признавать несовершенство мира. Все не случайно в мире. И ничего нет лишнего. А то получается: не было б милиции – ходил бы на красный

свет. Чушь.

«Весь мир – театр». Это сказал классик. У каждого из нас своя роль. Своя маска. Только одни – просто актеры, а другие – режиссеры и исполнители главных ролей. Их меньше. Мерен-зон, бесспорно, из их числа.

Лев Натанович, автор сценария вашей жизни – только вы?

Я всегда был занят делом. В школе ходил в кружки. Учился в медицинском – подрабатывал в психбольнице, потом аспирантура, работа на «скорой», написанная диссертация. Потом потихоньку пошел в бизнес.

Теперь сам себе начальник?

Все начальники исчезли вместе с советской властью. Каждый стал предоставлен сам себе. Кто смог, тот выжил. Многие не прошли испытания деньгами. Испытания экономической свободой. Заработали первые большие деньги и куда делись? Знаешь, когда я точно понял, что советской власти нет? Я прочитал в «Коммерсанте» стишок: «Встал я утром в шесть часов с ощущением счастья – нет резинки от трусов и советской власти». Это было в девяносто первом, после путча.