Петрович попытался втолковать искину, что надо, мол, на звезды смотреть, даже вспомнил умное слово «прецессия», однако искина как заклинило — нет данных и хоть ты тресни.
На Ньюфандленде беспилотники поселений не обнаружили.
То есть теоретически 19-й век можно было исключить. А может и 18-й.
Вообще-то англичане ловили селедку в здешних водах с конца 15-го века, но Петрович допускал, что сейчас не сезон. Или англичане не толпами сюда плавали. Или беспилотники их не нашли.
Так что для ответа на вопрос «а какой сегодня день» нужно было перебираться куда-то в более цивилизованные места. И в более теплые.
Искин предложил два варианта. Или База трансформируется в большой корабль, или Петрович получает круизную яхту.
Яхту сухопутная крыса отвергла сразу. А вот большой корабль…
— «Ямато» можешь сделать?
— Даже тримаран могу из «Ямат» соорудить!
— Отлично. Делай «Ямату». Только поставь зенитной артиллерии побольше. Чисто на всякий случай. И назовем его не «Ямато», а «Флеш-Рояль».
— Как скажешь, начальник, — не стал спорить искин. — Хоть «Флеш-Тамбурин».
Сабатини юный Петрович проглотил в 12 лет, в пионерском лагере. И идея «грабить кОрОваны» овладела сердцем восторженного почитателя капитана Блада. Поэтому командующий не удивился, поймав себя на планировании перехватов «золотых галеонов».
Хоть пари сам с собой заключай, в когда попал!
Глупая морская птица столкнулась с беспилотником и упала на палубу «Рояля», где и была изловлена Джулей, предоставив тем самым прекрасный повод испытать лечебно-омолаживающий агрегат. Лечение прошло блестяще, а пробу на омоложение Петрович решил поставить на ком-то более эволюционно близком.
Через четыре дня беспилотники обшаривали окрестности Гаити. Ни капитана Блада, ни испанцев и вообще никаких европейцев. Только голозадые индейцы на пирогах. Видимо, Колумб до Америки еще не доплыл. А если и доплыл, то вот буквально вчера.
Ни до-, ни послеколумбова история Латинской Америки Петровича не привлекала со времен университета. Конечно, он ее и учил, и даже благополучно сдал, но выветрились она из головы мгновенно. И идея стать Кецалькоатлем и навалять испанцам не грела душу ни единой секунды.
Вообще, испанцы по отношению к нашим, а в «наши» Петрович записывал от времен Аскольда и Дира и по развал СССР, по сравнению с остальными практически и не проявили себя с плохой стороны. Разве что во время своей Гражданской, но тут наши сами лоханулись, посылая транспортные суда без сопровождения.
Так что и без испанцев список кому навалять получался приличный. Англичанам за все хорошее, японцам за русско-японскую, фашикам за две войны. Туркам за проливы, монголам за вторжение. Крымским татарам за набеги. Как и половине Кавказа. Полякам. Им за Смуту отдельно, а за весь 19-й век — отдельно.
Слова «политкорректность» и «толерантность» Петрович полагал ругательными и с собой не ассоциировал.
Особый шик Петрович находил в том, чтобы забросить удочку с борта «Рояля» и ждать, когда клюнет марлин. Марлины потуги горе-рыбака игнорировали, но Петровича это вовсе не расстраивало. Он и в своем времени не отличался добычливостью на рыбалках. Но думалось с удочкой в руках хорошо.
А думалось вот о чем. Либо скитаться по морям подобно «Летучему Голландцу», либо топать на материк, все равно какой, и интегрироваться в местное общество. И вариант «Летучего Голландца» представлялся очень даже привлекательным.
Люди только мешают,Путаются под ногами,Вечно чего-то, чего-то, чего-то хотят.От них одни неприятности,От них одни неприятности,Ах, если б не было людей…
Ханс Магнус Энценсбергер
Первичный импульс выяснить «когда» уже перегорел, равных соперников в этих временах у Петровича не могло быть в принципе, и по большому счету причин, заставляющих торопиться с интеграцией, Петрович не видел.
— Хе-хе, вот и второе отличие между мной сегодняшним и мной тридцатилетним выявилось — невесело подумал Петрович.
В тридцать он бы уже был на полпути к трону Повелителя Мира.
Однако выяснить «когда» все-таки необходимо, в том числе и для собственного успокоения. Правда, Петровичу удалось убедить самого себя, что сейчас 1480-е, и он вот-вот встретит старину Колумба.
Вот, кстати, интересный вопрос. Утопить ли Колумба, тем самым задержав открытие Америки на неопределенное количество лет, или не вмешиваться?
Дело не в Колумбе как таковом, а в принципе. Менять историю или нет? А если менять, то на что? Пока ответа на эти вопросы Петрович внутри себя не нашел. А снаружи Космос молчал, пирамиды и минералы словно оглохли, Высшие силы упорно отворачивались и Мироздание не подкидывало никаких, даже незначительных намеков.
Между тем погоды за бортом стояли прекрасные. Солнышко, море, никаких тропических ливней. Из всех огорчений — марлины в гости не заходят. Фактически, курорт.
Кстати, о курортах. Можно скататься на Канары и посмотреть, кем они заселены. Европейцы там начали тусоваться вроде бы с 1400-го (завоевание началось в 1402, тут же подсказал искин, выведя дату на планшет). Так что хоть ориентировочную дату можно будет установить.
Пользуясь тем, что все равно никто не увидит, а значит и смеяться не будет, Петрович реализовал одну давнишнюю мечту. Сделал из четырех полиморфов белого коня, остальных обрядил в фантастическую военно-морскую форму и провел Парад. Матросы на зЁбрах. Горно-подводные войска
Э-э-э-э-хх! Клеши семьдесят два сантиметра! Скока той жизни!
И в качестве апофеоза жахнул из главного калибра.
После чего все прогрессивное человечество (в лице Петровича) с чувством глубокого удовлетворения отправилось на Канары.
За пять дней беспрерывных полетов беспилотников ни на Тенерифе, ни на Гран Канариа следов пребывания бледнолицых братьев обнаружить не удалось.
Гуанчи пасли своих скотов, пересвистывались на склонах гор — Бетанкур не соврал — и с европейцами не воевали. Ввиду отсутствия таковых.
Значит, не 1400. Раньше.
На Тенерифе Петрович украл козу. Причем не сам украл, а полиморфов заставил.
Три полиморфа под покровом ночи прокрались в селение, усыпили несчастное животное и скрылись вместе с похищенной красавицей не обнаруженными.
Кража козы была совершена исключительно в интересах науки.
Знатоком коз Петрович не был, возраст на глаз определить не мог, поэтому выбрал самое невзрачное и дряхлое на вид животное.
А из омолаживающего агрегата выскочила веселая жизнерадостная козочка. Срок омоложения Петрович установил на -5 лет, исходя из того, что козы живут 9-10.
Трудно сказать, насколько она помолодела, но выглядела она не в пример здоровее, чем до помещения в агрегат.
Козу вернули в селение. Одним мифом больше, одним меньше, какая разница?
Был по молодости у Петровича приятель с незамысловатым погонялом Длинный. Имел Длинный местом приложения всех своих немалых сил точку на рынке. Вертелся, как уж, зарабатывал себе денюжку на пропитание. И неожиданно для всех с рынка свалил. Год перебивался с хлеба на воду. А потом попал в большой бизнес и нормально у него все сложилось. Любопытствующим свой уход с рынка позже объяснил так: «Почувствовал что засасывает. Весь мир сжался до рыночного забора, как будто за ним и жизни никакой нет. Интенсивность событий колоссальная, а их реальная значимость равна нулю. Не захотел становиться человеком с рыночным мышлением. И ушел. И не жалею. А то так бы и остался до конца дней своих королем своей палатки».
Про Длинного Петрович вспомнил, наблюдая за повседневной жизнью гуанчей. Мелькнула у него мысль поселиться в одном из племен, пожить жизнью по заветам Жан-Жака и Гринписа. Про гуанчек он читал, что их считали красивыми, и в самом деле были экземпляры очень даже ничего.
Но.
Фактически это жизнь травоядного. Деревня она и есть деревня, только и того, что не среднерусская равнина, а Тенерифе. И что в этой деревне делать? Козам хвосты крутить?
Одно дело в заточении вынужденном пребывать, другое — в добровольные отшельники податься.
Точнее, даже не в отшельники, а в козопасы.
Или основать Великую и Ужасную Канарскую Империю? Даже не смешно.
Читал как-то давненько Петрович роман Лу Сулитцера «Зеленый король» о некоем хитроумном комбинаторе, который в перерывах между созданием новых фирм и зарабатыванием очередного миллиона уходил на полгода в сельву и жил там с индейцами. Хорошо как литературный прием. А в реальность такого варианта Петровичу совсем не верилось.
Недельку-другую так пожить — куда ни шло. Вроде как в отпуске побывал. Но полгода… И ритм жизни, и задачи, и направленность мышления настолько разные, что совмещать это все, мягко говоря, сложно. И не очень понятно, зачем.