Читать интересную книгу Последствия греха - Клэр Лэнгли-Хоторн

2

Уинифред Стэнфорд-Джойс сидела и наблюдала за дождем. Ровный стук капель успокаивал ее. По крайней мере это был не чужой голос, который снова и снова требовал от нее объяснения событий минувшего вечера. Что она может объяснить, ничего не зная? Как внушить им, что она ничего не помнила с той минуты, как уснула в объятиях возлюбленной?

Она познакомилась с Лаурой Рэдклиф три месяца назад, дождливым вечером в четверг, в середине июля. Обе остановились перед одной и той же картиной в Королевской академии искусств — полотном Густава Климта, которое недавно привезли из Франции. «Афина Паллада».

— Все дело в ее глазах, вам так не кажется? Своим взглядом она бросает вызов, — заговорила Лаура.

Но Уинифред очаровало нечто другое. Золото шлема, сверкающие пластинки панциря, жезл в руке богини.

— Все дело в силе. Вот что влечет человека, — отозвалась она.

Девушки понимающе взглянули друг на друга и стали вместе бродить по залу, критически оценивая друг друга наряду с картинами. Там была еще одна работа Климта, которая также привлекла внимание Уинифред. «Золотые рыбки». У героини были темные волосы. Такие же как у Лауры, подумала она, темные и спутанные.

Через неделю Уинифред и Лаура стали любовницами.

С тех пор прошла как будто целая вечность; казалось, целая жизнь отделяет Уинифред от их последнего вечера вдвоем, хотя это было два дня назад. Время с момента смерти Лауры превратилось в смутную череду вопросов.

Лорд Розем немилосердно выпытывал у нее подробности, хотя воспоминания Уинифред были настолько смутными, что она с трудом могла сказать хоть что-то.

— Где вы ужинали?

— Кажется, в «Озье». Это ресторан на…

Он поднял руку.

— Я прекрасно знаю, где это. И до которого часа вы там пробыли?

— Кажется, до десяти.

— А потом?

— Отправились в салон к… впрочем, я не обязана…

— Мисс Стэнфорд-Джонс! Это становится в высшей степени утомительным. Я должен знать все.

— К мадам Лонуа. Вы знаете…

— Мне знакомо это заведение. Хотя, конечно, меня трудно назвать его завсегдатаем.

— Разумеется.

Уинифред была готова улыбнуться. Разговор становился натянутым и официозным, будто подоплека всех этих вопросов была настолько омерзительной, что упоминании о ней следовало избегать до тех пор, пока не истощатся все избитые любезности. Она знала, что придется все рассказать.

— Послушайте… лорд Розем, я должна сказать вам… я не помню, что было потом. Ничего не помню. Мы устраивали живую картину — изображали римскую вакханалию. Выпили много шампанского. И коктейлей. Там было страшно накурено. И…

— А как насчет наркотиков? — перебил лорд Розем.

Уинифред играла медальоном, покрытым эмалью, в виде шкатулочки, который свисал у нее с шеи на красивой золотой цепочке. Лорд Розем не сводил с нее глаз.

— Я… я, честное слово…

— Полагаю, вам не следует изображать оскорбленную невинность, мисс Стэнфорд-Джонс. Репутация мадам Лонуа мне хорошо известна.

— Тогда вам следует знать, что женщины бывают только на первом этаже. Нас не пускают наверх, хотя я слышала, что спальни там… просто роскошные.

Лорд Розем с отвращением фыркнул:

— Курильня и бордель. Поведайте же мне, леди, чем вы обычно наслаждаетесь внизу? Опиум? Морфий? Кокаин?

— Всем, чем вздумается, — откровенно ответила Уинифред, хотя в ее глазах блеснуло недовольство тоном лорда Розема. — Но вчера вечером я лишь немного покурила опиум. Лаура была не в духе. Ей хотелось шампанского.

— А после того как вы выпили шампанского… — подхватил лорд Розем.

— Там было много народу, — продолжала Уинифред. — Лауре не понравилось. Слишком большая толпа. Поэтому мы ушли примерно в час ночи и поехали ко мне. Мы заснули, а потом… Честное слово, я ничего не помню до той самой минуты, как проснулась и увидела ее рядом с собой… и кровь. Кровь повсюду. И было очень холодно. — Подбородок у нее задрожал; Уинифред попыталась сдержать слезы.

— В котором часу это было? Когда вы проснулись?

— Должно быть, около четырех…

— Отчего вы проснулись?

— Что вы имеете в виду?

— Вас разбудили голоса? Необычный звук? Что-то еще?

— Нет. Хотя, может быть, я проснулась от холода. Окно было открыто. Наверное, это меня и разбудило. Да. Видимо, так оно и случилось.

— Окно было открыто, когда вы ложились спать?

— Не помню.

— Вспоминайте, милочка! Вспоминайте. Разве вам не ясно, что за отсутствием благовидного объяснения полиция решит, что преступление совершили вы — пусть даже под влиянием опиума или алкоголя?

Уинифред покраснела от ярости.

— Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы мне рассказать? — потребовал лорд Розем. — Какие-нибудь сведения, которые могли бы нам помочь?

Уинифред покачала головой и отвела взгляд.

Лорд Розем прищурился, а потом заговорил:

— Полиция заставит вас повторить все в мельчайших деталях. Вы действительно уверены, что вам нечего добавить? Не можете рассказать мне ничего, что свидетельствовало бы в вашу пользу?

Наступило неловкое молчание. Уинифред продолжала прятать глаза.

Лорд Розем нетерпеливо вздохнул.

— Вы должны представлять себе, как это выглядит.

— Знаю, знаю, — пробормотала Уинифред.

— А вы знаете, кто отец Лауры? Господи, неужели вам хочется присоединиться к своим подругам в тюрьме Холлоуэй?

Урсула больше не могла ждать. После той ужасной ночи прошла почти неделя — и ни словечка от Уинифред или лорда Розема. Она уже достаточно долго пробыла в неведении.

В действительности Урсула Марлоу была куда менее влиятельна, чем могло показаться. Минуло больше года с тех пор, как она окончила Оксфорд, но ее мечта о том, чтобы сделаться настоящей журналисткой, так и не осуществилась. Не далее чем сегодня утром она получила письмо из женского журнала; редакция сообщала, что будет в восторге, если Урсула напишет статью о последних парижских модах. Несмотря на свой интерес к политике, для издателей газет и журналов мисс Марлоу была не более чем персонажем светской хроники. Теперь отец требовал, чтобы она выходила замуж, и даже простое упоминание о том, чтобы найти себе какую бы то ни было работу, приводило его в ярость. Он и так пошел у дочери на поводу, позволив той поступить в университет. Тем не менее Урсула тайком продолжала поиски места и тщетно рассылала письма с предложениями. Утренняя почта ввергла ее в глубокое уныние, а отсутствие вестей от Уинифред усугубило это состояние. Урсула беспокойно бродила по дому, приводя в отчаяние экономку — миссис Стюарт.

Дом Марлоу всегда считался образцовым. Отец Урсулы полагал себя сущим счастливцем: он избежал всех тех «хозяйственных забот», от которых страдало большинство его друзей и соседей. Не считая миссис Стюарт и дворецкого Биггза, слуг было всего пятеро: Джулия (горничная Урсулы), кухарка (которую все благоговейно именно так и называли — Кухаркой), две горничные (Бриджит и Мойра), а также Сэмюэльс — лакей и шофер. Миссис Стюарт и Биггз гордились тем, что ведут хозяйство без сучка без задоринки. Сегодняшнее поведение Урсулы — ее приказы и капризы, тревога и задумчивость — нарушало обычный порядок вещей (так что, когда она наконец ушла, все слуги облегченно вздохнули).

Позавтракав ветчиной с соусом из петрушки, Урсула выработала план действий.

Исполненная решимости, она заспешила наверх собираться.

Она наказала Джулии тщательно ее одеть и предупредила, что сегодня ей нужно произвести особое впечатление. После того как множество шелковых блузок и юбок было отвергнуто, Джулия тревожно заглянула через плечо хозяйки, обозревая в зеркале окончательный результат.

— Ну разве это не замечательно? Не хуже, чем всегда, уж поверьте мне.

Урсула придирчиво разглядывала свое отражение, не обращая внимания на болтовню горничной. Белая льняная блузка с квадратным вырезом и широкими рукавами вполне удовлетворяла ее, тогда как бриллиантовая брошка в виде бабочки, приколотая Джулией на воротник, отнюдь не радовала. Из-за этой брошки Урсула выглядела младше и наивнее.

Девушка попыталась успокоиться. Она знала, что вытянуть информацию из лорда Розема будет нелегко. Чтобы помочь Уинифред, следовало казаться спокойной и всезнающей. Джулия засуетилась возле палисандрового туалетного столика, открывая серебряную шкатулку для украшений, пока Урсула оправляла стянутую в талии юбку и продолжала критически оценивать себя в зеркале. Она нервно побарабанила копчиками пальцев по тяжелой ткани. Горничная встала рядом, ожидая приказа, с широким шелковым шарфом в руках. Урсула кивнула, и Джулия укутала ее плечи, сколов шарф на груди крупной эмалевой брошью. Затем Урсула выбрала черную широкополую бархатную шляпу, которую Джулия украсила большой серебряной булавкой с аметистом. Сдержанно и просто. Девушка глубоко вздохнула. Она была довольна результатом.