— Рид бы разделял его возмущение в любой другой ситуации — разворачивается и спрашивает:
— Почему?! — Во взгляде читается: «Боже, как же ты достал».
Рид с ним согласен: мужик, ты бы знал, как меня самого это задолбало.
— Эй, не смотрите на меня так, — уныло хмыкает он и думает: «Кто захватчик? Ты захватчик. Кто всем наподдаст? Ты всем наподдашь». — Сколько до нее лететь? Час? Ладно, у вас работает эта штука для телефонной связи? Мне нужно позвонить.
Штука, как оказывается, работает.
— Бо, это я, — начинает Рид.
— Так это ты? — взвинченно переспрашивает запыхавшийся Боргес. На заднем плане слышится треск, визг и недовольный вскрик.
— Нет, это не я, — тут же отрицает Рид, чувствуя, что может опять оказаться в чем-то виноват.
Боргес начинает сердиться:
— Братан, так ты это или не ты?
— Ну, вот то, что у тебя, — это не я. А здесь — это я.
И за что Рид всегда невероятно ценил и ценит Боргеса, так это за:
— А, ну тогда круто. — Вот за такое вот. — Тогда что случилось-то, амиго?
— Давай на секунду, вот чисто гипотетически представим, что я через час буду в аэропорту в Джакарте…
— Братан, — недоуменно прерывает его Боргес. — Братан, тебе же нельзя в Джакарту.
Рид едва удерживается от того, чтобы длинно и тоскливо вздохнуть: было бы неплохо обсудить что-то, чего он не знает, окей?
— Расскажи мне об этом поподробнее, — ворчит он, потому что да кто в этой части Азии не знает о том, что Риду нельзя в Джакарту? Хотя, по правде говоря, у него нет выбора. А теперь скажи это вслух и сожги все мосты для отступления. — У меня нет выбора.
— Где ты вообще сейчас?
— Секундочку. — Рид наклоняется между сиденьями пилотов и шепотом уточняет: — Ребят, а где мы сейчас?
— Пролетаем над Ямденой, — сглатывает все тот же младший пилот и косится на пистолет в руке Рида, которым он облокачивается на его кресло.
— Ямдена, — сообщает тот в трубку. — Ты знаешь, где это?
— В душе не ебу.
— Ну вот, я в десяти километрах над этой фигней.
— Что ты там делаешь? И… ты что, в самолете?
Вопли на заднем плане внезапно идентифицируются как крайне недовольный Салим — Салим? Откуда рядом с Боргесом Салим? Салим — часть иного круга общения Рида, и слышать их рядом друг с другом как минимум удивительно. Ладно, это потом.
У него уходит некоторое время, чтобы все-таки решиться резать правду-матку, и в итоге:
— Я угнал самолет, — кается Рид. В голосе — ни единой ноты сожаления.
И вот тогда происходит этот легендарный диалог.
— Ты… что? — тупо переспрашивает Боргес.
— Вооруженный только одной зажигалкой, чувак.
— Ладно, брат… — голосом «это ни черта не ладно!» говорит Боргес. — Смотри, я правильно понял? Ты угнал самолет. — «Он сделал что?!» — слышится на заднем плане. — И через час собираешься приземлиться в Джакарте… — «Он собирается приземлиться где?!» — На этом самом угнанном самолете?
Салиму бы травки попить, чего он так нервничает-то. Рид решает не давать этим крикам омрачить свою радость:
— Ты у меня всегда был умненьким!
— И тебя надо встретить и вырвать из оцепления, куда нагонят всех наших местных копов?
— Если не национальную гвардию, — косится Рид на пилотов. — В общем, через час. Аэропорт, куча полиции, перестрелка, возможность получить пару огнестрельных. Нормально?
— Отлично!
И, отключая телефон, Рид понимает, что вот это тоже ни хрена не нормально и ни хрена не отлично.
Через каких-то несчастных шестьдесят минут он окажется в городе, где не был уже три года, с радостью не появлялся бы еще лет двадцать и где его знает каждая собака.
Более того, где эта каждая собака хочет его убить.
* * *
— Вы запомните этот день! День, когда вы чуть не поймали капитана Джека Воробья! — в следующий момент Рид метко ни в кого не попадает и ныряет обратно за шасси самолета.
— Залезай, блять, в машину! — Салим стреляет по охранникам, как по мишеням в тире, а потом прячется за черный пуленепробиваемый минивэн.
Ты лучше скажи, что ты здесь делаешь, а не ругайся попусту.
Не то чтобы прямо сейчас Рид против — Рид только за, он не собирается смотреть в зубы дареному коню, но «плюс один» на вечеринку от Боргеса превращается в «приведи всех, кого знаешь, а кого не знаешь, с теми познакомься и приведи». Просто какая-то команда спасения капитана Эйдана Рида из лап офицеров британского флота.
Несмотря на церковную сутану, Салим не похож на того, кто будет тебя спасать. Смуглый, мрачный, маленький, словно школьник, он стреляет по охране с таким выражением лица, будто с радостью сдал бы взрослым Рида прямо сейчас, — и вряд ли это далеко от правды.
— Как насчет поторопиться, идиот?
А это уже Зандли, та самая маленькая женщина с большим дробовиком, сидящая метрах в двадцати по взлетно-посадочной полосе, спрятавшись за ярко-оранжевым автомобилем техобслуживания.
Минивэн команды спасения стоит прямо между ними. Это уютное укрытие для Салима, который недовольно перезаряжается. Риду перезаряжаться нечем: у «Вальтера» магазин на десять патронов, из которых он успевает потратить все.
Через переднее стекло минивэна на него неотрывно смотрит бронзовое лицо Нирманы, обрамленное белоснежным апостольником, во взгляде которой так и читается: «Как же тебе должно быть стыдно». И даже не моргает, мерзавка. До поры до времени Рид предпочитает игнорировать ее недовольство, тем более ему есть на что отвлечься. Боргес, мелькая над толпой своей бритой макушкой, на пару со штурмовкой вносит разлад в стройные ряды местной охраны, а крошечный Салим расстреливает полицейских метко, как победитель соревнований по стрельбе на симуляторе зомби-апокалипсиса.
И это все было бы похоже на сцену из крутого боевика, если бы не:
— Что у тебя с прической, придурок? — небрежно бросает Зандли, отточенным жестом засовывая новую обойму в свою обклеенную стикерами пушку и даже не оборачиваясь на Рида. Ее выкрашенные в неоново-оранжевый дреды — отличная мишень для стрельбы, но охране