Мы хотели спасти тех людей, пусть даже никого из них не знали. Но после произошедшего у меня нет сил удержать Ту жизнь, которая оказалась для меня дороже собственной. И мне понадобилось столько времени, чтобы это понять. Принять и смириться с тем, что я никогда и никому не посмею сказать об этом.
Нервное возбуждение постепенно уступало место усталости. Когда мысли в голове прекратили раскачивать и проверять на прочность внутреннее равновесие, я почувствовал, как засыпаю. На еду уже не оставалось сил, да и не хотелось совсем. Так что я поддался, потихоньку расслабляясь и теряя связь с реальностью. А вскоре почувствовал, как поднявшаяся Лора осторожно натянула до моей груди грубое покрывало и — словно точно зная, что я услышу — шепнула:
— Не надо себя винить.
Но от этих слов еще сильнее забилось уставшее сердце.
***
Этот день начался иначе, чем предыдущие: с пробуждением я почувствовал странную легкость и даже потянулся пару раз, не ощутив никакой боли. Поерзал на месте и протер слипшиеся глаза. Все пространство наполнял ароматный дым, с помощью которого Венн старался отбивать запах потных тел. Чистая одежда помогала слабо, а постоянно тревожить даже согретой речной водой и ворочать изломанные тела он просто не решался.
Я вдохнул приятный запах и почувствовал, как сильно проголодался. Не как обычно, солнечный свет касался пола, почти доходя до моей койки. Погода стояла безветренная, и выглядывающие у входа мелкие сосны были неподвижны. Я почувствовал привычный жар, который и раньше касался кожи даже через рубаху, стоило только приподнять тяжелую ткань.
— Скоро начнутся Ледяные декады, — коротко оповестил меня Венн, не отрываясь от мешка с рисом. И даже в полусонном состоянии я понял, что это совсем не хорошая новость: небезопасно прятаться от суровых зачатков зимы в горах, особенно когда рядом протекает полноводная река. Минутная легкость тут же исчезла, и я повернулся, аккуратно прислоняясь спиной к холодному шершавому камню.
— А что в городе?
Венн зачерпнул рукой горсть риса и, приблизив ее к лицу, стал медленно перебирать. В тлеющий костер один за другим сыпались засохшие мелкие насекомые.
— Сегодня утром был городской суд. Большая часть требует показательную казнь для всех, а Маук все пытается контролировать ситуацию, — он говорил это почти беспечно, но сейчас я явно почувствовал в его голосе тревогу, а это очень заразное чувство. — Город не молчит даже ночью. Люди признают Рэрна, но ищейка… Я вижу, что Маук не может изменить их мнение даже теперь. И не удивительно… Даже если она спасла нас (во что никто не поверит), она — страж Императора. Одной Природе известно, сколько она хранит секретов, нужных мятежникам.
Разминая затекшие икры, я устало выговорил:
— А я думал, после того дня все закончится, — и тут же об этом пожалел. Оторвавшись от своего занятия, Венн усмехнулся, что делал довольно редко, и с пренебрежительным взглядом посмотрел на меня, словно на наивного ребенка, который верит, что все всегда будет хорошо.
— Все только началось, — он покачал головой и с непривычным осуждением спросил: — Ты хоть задумывался, какой вы разворошили улей?
— Нет, я об этом не думал.
— А стоило. Потому что вопрос о том, кто вы такие, теперь будет звучать отовсюду. Сегодня утром я случайно услышал, что где-то поблизости видели солдат Империи. Видимо, кто-то тогда все-таки успел бежать, чтобы донести о неповиновении, — с досадой произнес он, засыпая крупу в кипящую над костром воду. — Они не рискуют идти на город только потому, что боятся отпора. А что мы можем без него? — Венн дернул головой в сторону до сих пор не пришедшего в себя Ариэна и поджал губы. — Да, раны затягиваются, и приступов почти нет. А сможет он сейчас так же, как и в тот раз, остановить стрелы? И что будет, когда об этом узнают обычные горожане, которые на этой неделе впервые взяли в руки настоящее оружие, которое мы много месяцев ковали на случай восстания? — его голос становился громче. — Ты думаешь, они вспомнят про благодарность, когда черные плащи придут с факелами жечь их дома? О, нет. Если это случится, их даже Маук не удержит от того, чтобы ворваться сюда и выдать вас всех Службе. Только чтобы выкупить свои жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Венн резко замолк, ожидая моей реакции. Но я ошарашенно смотрел на него, не решаясь вообще ничего сказать. Об этом я не думал, не придавал большого значения тому, что происходит «после». А стоило. Стыдливо я понял, что Госпожа ни за что бы не позволила ввести себя в заблуждение или забыться. А я позволил.
— Ах, да. Я ведь забыл, что ты не привык думать, — добил меня Венн последней фразой, от чего я невольно сжал кулаки. Правда, но от нее все равно становилось больно.
Обида быстро ушла на второй план — как мне показалось, не прошло и минуты, — уступив место страху из-за надвигающейся угрозы.
— Мне надо увидеть город и поговорить с Мауком, — твердо заявил я, свешивая с койки босые ноги. Если все так, нужно было как-то убираться отсюда и идти… Я даже не представлял куда. Грозы и град не позволят добраться до столицы, а пережидать больше негде. Если только… «Нет», — мысленно одернул я себя, Госпожа никогда бы не позволила себе сбежать, пусть даже свободные земли так близки и доступны, как сейчас.
— А сил дойти-то хватит? — фыркнув, со злой иронией спросил он. — Город не так близко, как ты думаешь…
— Ты мне поможешь, — перебил я и коснулся ступнями камня.
Собрав все силы, которые еще сохранились во мне, я осторожно встал и прижал руку к занывшим от давления ребрам. Нужно было просто перетерпеть боль. Для этого наступило самое подходящее время.
Эвели
Я ощутила тепло. Приятное тепло, к которому вдруг захотелось потянуться. Это желание оказалось неожиданно сильным и затмило все, что еще полутенями сохранилось в памяти. Мне показалось, что до этого тепла не было ничего. Пустота, которая заполнила меня до самых краев, спокойствие. Как будто я наконец-то сделала то, о чем мечтала всю свою жизнь. Всем нутром почувствовала счастье, волну эйфории, и было уже неважно, что грянет после.
И в то же время настойчивое солнце подарило мне второе дыхание, заставив распахнуть глаза и тут же накрыть их вспотевшей ладонью. Голова закружилась, сдавило виски, и я тихо захрипела, пытаясь перевернуться хотя бы на бок.
В горле было сухо и в то же время дико захотелось справить нужду. Неприятный запах собственного тела ударил в нос, заставив на секунду поморщиться. На ощупь я протянула руки вперед, все еще не рискуя открывать заслезившиеся глаза. Пальцами коснулась холодного шершавого камня и, кажется, деревянной не строганной стойки. В подушечку безымянного пальца впились две острые щепки. Я поморщилась, но не остановилась, пытаясь найти что-то схожее с сосудом. Тянуться стало неожиданно больно. Запульсировало правое плечо, и левая рука соскользнула с края доски. Не успев ни за что зацепиться, я почти рухнула с койки, но тут чья-то рука резко удержала меня от падения. В ту же секунду я растерянно клацнула челюстью и увидела перед собой лежащего на такой же очень узкой кровати Ариэна.
Цвета поблекли и изменились так, словно я стала дальтоником. Но постепенно серый становился серым, я проморгалась и убрала за уши спутанные пряди. Его глаза до сих пор были закрыты, а рука, схватившая меня словно инстинктивно, просто свисала с края. Как будто он до сих пор спал.
— Ар… — горло неожиданно сжало спазмом, и я судорожно подхватила оказавшийся совсем рядом ковш, наполненный чистой, нагревшейся под лучами солнца водой. Расплескав по пути ее часть, я с жадностью выпила больше половины — сколько хватило на прервавшееся дыхание, — с удовольствием смакуя хорошо ощутимый землистый вкус. Но терпеть стало еще сложнее. Я взглянула под ноги: у края кровати стояло что-то отдаленно напоминающее утку, с соответствующим запахом. Брезговать было бы просто глупо, и я так быстро, как только могла, отошла в тень. По телу разлилось море, приятные обволакивающие волны, которые словно возвратили меня к жизни и в то же время усыпляли, лишая сил.