того, население юга США было гораздо более урбанизированным, среди белых значительно больше тех, кто вообще не владел рабами, а многие имели лишь несколько домашних рабов. В 1860 году только 2,7% всех рабовладельцев Юга США владели более чем пятьюдесятью рабами, в то время как 22% российских дворянских помещиков (помещиков) имели в своем распоряжении более сотни крепостных.
Крепостные не были рабами. В России крепостные могли в основном пользоваться определенными правами на землю и заниматься натуральным хозяйством наряду с работой в помещичьем имении. Крепостной крестьянин, как правило, был крестьянином из своей местности, он не был, как раб, вырван из мира своего происхождения и переправлен на большие расстояния. Крепостные оставались вписанными в культуру крестьянства, жили в своей деревенской общине. При крепостном праве существовало более четкое функциональное различие между мужским и женским трудом. Крепостные крестьяне имели доступ к вотчинной судебной системе помещика, тогда как рабы, как правило, не могли предъявить никаких прав. В сфере европейского права крепостные обладали определенными обычными правами, в то время как рабы такими правами не обладали. Короче говоря, крепостной был крестьянином, а раб - нет. Нельзя сказать ничего общего о последствиях этих двух систем; рабство, как правило, было более суровым, чем крепостное право, но это не обязательно так в каждом случае. Крепостные в узком смысле слова, т.е. потомственные подданные по русскому обычаю, могли быть проданы, подарены или проиграны за карточным столом. Они не были "привязаны к земле", но теоретически были мобильны, поэтому вряд ли были менее одноразовыми, чем американские рабы.
Поскольку эти две системы были свернуты в одно и то же время, их можно рассматривать как две нити в более широком процессе, который, хотя и не был глобальным, охватывал территорию от Урала до Техаса. Российское крепостное право тоже было выгодным и экономически целесообразным. Ни в одной из стран капитализм еще не выступал в качестве важнейшего растворителя традиционных отношений, хотя представители нового либерально-капиталистического мышления ожидали, что способы производства, основанные на принудительном труде, вскоре упрутся в пределы своего распространения. В Западной Европе, в северных штатах США, в общественном мнении царской империи (в основном ориентированном на западную модель цивилизации) в середине XIX века было достигнуто согласие в том, что постоянное подневольное состояние людей, не виновных ни в каких преступлениях, является оскорбительным пережитком прежних времен. Отмена крепостного права указом 1861 г. была почти столь же революционной в царском контексте, как и прокламация Авраама Линкольна об эмансипации 1 января 1863 г., хотя она и была менее лобовым вызовом крепостным владельцам и давала им право голоса при реализации новых положений.
В момент эмансипации освобожденные чернокожие рабы в США, казалось, имели лучшие перспективы на будущее, поскольку политика Реконструкции победившего Севера должна была помочь бывшим рабам занять достойное место в обществе. Для сравнения: преодоление крепостного статуса в России было достаточно медленным и постепенным процессом, не имевшим той непосредственности, что в Америке, и не опирающимся на общезначимые принципы. Напротив, он привел к появлению труднопонимаемых текстов и запутанного, пространственно и временно разнесенного ряда прав и обязанностей, которые судебная система склонна была трактовать в ущерб крестьянину. Бывшие владельцы русских "душ" получали щедрую компенсацию, а освобожденные крестьяне подвергались целому ряду ограничений, которые продолжали осложнять их жизнь. Только под давлением революции 1905 г. был принят декрет об отмене всех компенсационных выплат, и только в 1907 г. были законодательно погашены последние долги.
В 1900 г. или около того оба процесса эмансипации, казалось, прошли не так уж и плохо, как предполагалось в середине 60-х годов прошлого века. Они подтвердили правило, согласно которому везде, где отменялись рабство и крепостное право, на их месте появлялись не равенство и процветание, а новые, возможно, менее деспотичные формы зависимости и нищеты. В США благонамеренная Реконструкция через несколько лет потерпела крах и уступила место новому политическому господству плантаторов; тяжелую цену пришлось заплатить за то, что бывшие рабы не были наделены собственной землей. В России бывшие крепостные получили право собственности примерно на половину земель, ранее принадлежавших дворянам, и на месте старого возник новый "крестьянский вопрос". В ХХ веке, начиная с аграрных реформ премьер-министра Столыпина 1907 года, началась череда экспериментов по решению крестьянского вопроса в России, большинство из которых не отвечало интересам самого крестьянства. Осторожные попытки создать капиталистическое хозяйство средних и крупных крестьян были жестоко пресечены коллективизацией 1928 года. Эмансипация 1861 года не была культурной революцией. Она оставила нетронутыми грубые обычаи прежних времен, мало что сделала для повышения уровня образования или снижения потребления водки в деревне, жизнь которой была далека от идиллии. Поэтому "эмансипация" в прямом смысле слова западноевропейского Просвещения - слишком сильный термин для описания произошедшего.
Освобождение крестьянства
Для либеральных теоретиков русский крепостной был несвободен в двух отношениях: он являлся собственностью помещика и был зажат в коллективизм деревенской коммуны. В 1861 году первая из этих связей была расторгнута, а в 1907 году - вторая. Что касается остальной Европы, то здесь сложнее сказать, от чего освободилось крестьянство. Попытки определить отдельные типы (например, крепостное право "русского типа") не должны вводить нас в заблуждение, что Европу можно прямолинейно разделить на свободный Запад и подневольный Восток. Существовало множество оттенков подневольного состояния. Так, среднее положение крестьян в середине XVIII в. не отличалось кардинально между Россией и такими немецкими землями, как Гольштейн или Мекленбург. В 1803 году немецкий публицист Эрнст Мориц Арндт все еще использовал термин "рабство" для характеристики условий в своей родной местности - на острове Рюген в Балтийском море.
Под "освобождением крестьянства" обычно понимается длительный процесс, который к 1870 или, самое позднее, к 1900 году превратил большинство европейских крестьян в тех, кем они не были столетием ранее: в граждан, обладающих теми же правами, что и все остальные; в юридически грамотных экономических субъектов в соответствии с национальными нормами; в плательщиков налогов и ренты, не имеющих неписаных обязательств перед каким-либо "лордом" по выполнению трудовых функций. Такая свобода не обязательно была связана с наличием собственной земли; английский фермер-арендатор был в лучшем положении, чем мелкий землевладелец на севере Испании. Главное - это гарантированный доступ к земле на условиях, благоприятных для ведения хозяйства. Это может быть обеспечено надежной долгосрочной арендой, в то время как ситуация, когда землевладельцы, наживаясь на избытке рабочей силы в сельской местности, разыгрывали между собой мелких фермеров, повышая арендную плату, была гораздо более неприятной. Такая "каретная аренда" - современный метод, с которым полностью "свободные" крестьяне могут столкнуться как