Определить, что вещь не подлежит ремонту – это же целое искусство. Королева всегда строго следила за тем, чтобы даже ненужные вещи отправляли в Балморал или Сандрингем, но такая возможность была не всегда, а порой в этом не было смысла. Как
я понял из разговоров в баре – краем уха услышав какие‑то обрывки фраз, сами понимаете, – браковщики придумали, как их можно втихую умыкнуть. Потом продать и получить прибыль. Так сказать, подработку себе нашли. Конечно же, картины Гейнсборо, королевские драгоценности и все такое прочее они не трогали. Брали тарелки, ковры, дурацкие подарки. У королевы их за год набирается больше тысячи. Вот вы знали, что ей на свадьбу подарили сотни пар нейлоновых чулок? Сотни! И пятьсот банок консервированных ананасов. С каждым годом подарков все больше и больше. Далеко не всё можно отдать на благотворительность. Куда их девать? В банде состояли не совсем дураки – среди них точно был человек из архива, который мог подправить каталог. Насколько мне известно, картины они не трогали, иначе я сам положил бы этому конец. Но, судя по всему, один такой случай все‑таки имел место быть. И скорее всего, это произошло во время ремонта в покоях Ее Величества. Но с тех пор столько лет прошло, вряд ли сейчас эта информация вам пригодится.
– Кто знает, – ответила Рози.
Шолто улыбнулся и побрел к тропинке, ведущей обратно к дому.
– Очень надеюсь! Если все‑таки поможет, обязательно передайте Боссу, что это я вам рассказал.
В тот вечер было достаточно холодно, чтобы развести огонь в камине. Древесный дым напомнил Рози великолепный аромат, который она почувствовала в спальне.
– Что это был за запах? – спросила она.
– Свеча под названием “Эрнесто”. Поверь мне, дорогая, тебе она не по карману. Ее аромат похож на дым от сигар, которые курили революционеры. Я его просто обожаю.
Из колонки заиграла сначала Нина Симон, потом – французский рэпер MC Solaar. У Шолто Харви оказался на редкость разнообразный музыкальный вкус. Они заговорили о Париже, где Рози изумительно провела лето перед тем, как устроиться работать в банк, а Шолто прожил там два года, изучая в Лувре картины Леонардо да Винчи. Она включила ему Фела Кути, своего любимого исполнителя в жанре афробит. Он тут же пришел в восторг. У обоих было ощущение, будто они знакомы уже много лет.
– Приезжай, когда захочешь! – говорил ей Шолто. – Просто позвони за день-два. Если я буду в круизе, договорюсь, чтобы тебе передали ключ. Считай, что это твой второй дом. И я буду уверен, что он в надежных руках. К тому же мне всегда нужен профессионал в нарезке зелени для салата.
Рози поняла, что он действительно ждет ее в гости. Она задумалась о том, что именно в ней помогло им так быстро сблизиться. Очевидно, что у них есть нечто общее, однако это нечто крайне редко встречается в людях. Любовь к искусству, музыке и красивым вещам – да, но у нее полно друзей с такими же увлечениями. Вся соль заключалась в том, какое именно это было искусство, какая музыка и какие вещи. Тут не ощущалось ничего сексуального или пошлого – Лулу Арантес ошиблась. Рози знала, что он не причинит ей вреда.
С Шолто Харви было очень легко и спокойно. Он понимал, с какими неприятностями она обычно сталкивалась из‑за своей работы. Почти все ее новые знакомые пытались выведать у нее какие‑нибудь секреты о королеве, Кейт (без нее никогда не обходится) и политике. Шолто не касался этих вопросов, поэтому общение с ним приносило облегчение. И о трупе в бассейне ни слова. Она сама обмолвилась, но, увидев ее выражение лица, он сказал лишь: “Представляю, как вам сейчас тяжело” – и не стал развивать эту тему. Шолто не интересовался реальным мнением королевы по поводу брексита. “Даже думать об этом не хочу”. И слава богу! Этим вечером нужно было ехать домой, чтобы выспаться и подготовиться к работе, но он предложил остаться на еще одну ночь, и Рози не смогла устоять. Можно проснуться пораньше и посильней разогнать мини-купер на трассе.
И как только она доберется до Лондона, пойдет и купит себе ту дорогую свечу, которая, по мнению Шолто, ей не по карману.
Глава 15
Проснувшись на рассвете во вторник, Рози запрыгнула в машину и помчалась по М4 под передачу о фермерстве на Радио 4. Отсюда до дворца путь лежал почти по прямой, строго на восток. Бодрая и полная сил, она успела добраться до Лондона еще до того, как все дороги парализовало пробками. Ей повезло занять идеальное местечко на парковке у королевских мьюзов[47], так что она успела подняться в свою комнату в Западном крыле и переодеться.
Покупка свечи – безумное расточительство. Самая дешевая стоила в интернете больше шестидесяти фунтов. Не дай бог мама узнает. Но, доставая из шкафа юбку и пиджак, она уже представила, как ее комнатушка наполняется пьянящим ароматом табака, кожи и рома. У кровати должны стоять цветы: какой‑нибудь маленький букетик. Рози плохо разбиралась в цветах, но решила, что сможет договориться с дворцовым флористом, а уж какой кофе она научится варить, мама не горюй!
Неужели Шолто не шутил, когда говорил, что для нее всегда найдется место в “Старой галантерее”? Звучал он крайне убедительно. Мысль о том, что у нее появилось убежище, куда можно сбежать при первой необходимости, для девушки из жилых районов Ноттинг-Хилла казалась фантастикой. Такое удовольствие было доступно только ее знакомым из высшего класса, с которыми она училась в университете и служила в армии. “Приезжай ко мне в Шропшир летом! Родители уедут, так что будем только мы и собаки. У нас правда такая стремная лачуга, даже отопления нет. Можешь выбрать себе любую свободную комнату”. Или начальству в банке, загородные дома которых даже в шутку лачугами не назовешь из‑за толпы домработниц и садовников. У королевы было три таких дома: два замка и поместье – но она королева, так что все честно. Рози вполне устраивала уютная комната с висящей у входа картиной Сезанна.
Она уже надела юбку, переоделась в чистую рубашку и обулась в фирменные шпильки, как вдруг заметила, что из‑под подушки на кровати что‑то торчит. Белоснежный уголок конверта.
На мгновение ей показалось, будто она падает в пропасть – так неожиданно и резко, что она едва не выставила вверх руку, чтобы ухватиться за спасательный канат. В голове стоял глухой гул, напоминавший