мне как‑то рассказала, что Джеймс I хотел производить шелк, но вместо белых тутовых деревьев посадил черные, а они шелкопрядам не интересны. Ее Величество вообще обожает, когда в истории все идет не по плану. Мне кажется, Букингем такой уродливый… Вы со мной согласны? Фасад просто отвратительный. Его давно снести пора.
Рози изумленно уставилась на него.
– Снести?! А как же балкон?
– Королевская семья как‑нибудь и без него обойдется, – сказал Шолто Харви, пренебрежительно махнув рукой. – В конце концов, заново его отстроят. Всю восточную часть, какой мы с вами ее знаем, построили только в тысяча девятьсот тринадцатом. Это нам кажется, что дворец древний, но по королевским меркам ему всего ничего. А сейчас, пожалуй, пора выпить немного виски. Согласны? Я пойду принесу бутылочку, достойную такой компании.
В своих покоях в Северном крыле королева предавалась воспоминаниям о тех временах, когда она смотрела на дворец из родительского дома на Пикадилли и махала рукой “дедушке Англии”[42]. Тогда дворец казался поистине волшебным. Она уж и не знала, когда в последний раз здесь царила такая мрачная атмосфера, как нынче.
Ей говорили, что в комнате для слуг до сих пор обсуждают историю с трупом в бассейне. Газеты и журналы обещали огромные гонорары за свежие фотографии внутренних помещений северо-западного павильона, но до сих пор им не удалось получить ни одной. В этом отношении персонал дворца демонстрировал порядочность, достойную восхищения, хотя отчасти дело было в охране, которая постоянно дежурила у ворот.
Гораздо сильнее СМИ поразил тот факт, что в Букингемском дворце в принципе был бассейн. Филипп не зря беспокоился: в газетах действительно появились статьи о “роскошном спа” и в целом об образе жизни королевских особ, в которых суверенный грант[43], который ежегодно выплачивался казной, обязательно называли “вымогательством”.
Королева так и ждала, когда всплывет история с записками и пресса ее подхватит. Сейчас такие вещи называют “троллингом”. По крайней мере, если журналисты придут, можно будет сослаться на полицейское расследование. И тогда создастся впечатление, что мы что‑то делаем, – и это будет чистая правда, однако делаем мы явно недостаточно.
Разве может насильственная смерть одной из сотрудниц оказаться случайностью, когда налицо целая чудовищная кампания, развернутая против таких же женщин, как она? Королева мечтала получить доказательства того, что это неправда, но в глубине души понимала: даже получив их, она не поверит. Завтра старший инспектор предоставит первый отчет. Она с нетерпением ждала его заключений.
Дэвид Стронг, в свою очередь, не особенно стремился предстать перед Ее Величеством. Он боялся ее, но не мог понять почему. Королева никогда не славилась высочайшим интеллектом, но, работая на нее в Виндзоре в прошлый раз, он убедился, что она гораздо умнее, чем кажется на первый взгляд. Ни одна ошибка не осталась без внимания. Сухие замечания попадали в яблочко. Во взгляде королевы Англии читалось разочарование. И ему не хотелось увидеть этот взгляд завтра днем. Ужасно не хотелось.
Поэтому накануне, в половине одиннадцатого, Дэвид Стронг не спешил ложиться спать, а предпочел остаться в своем импровизированном штабе во дворце и обсудить с сержантом все, что им было известно на тот момент, – а известно было не так много, как хотелось бы. Потребовалось время, чтобы разложить необходимые для работы вещи и привыкнуть к окружающей обстановке. Помимо кучи аппаратуры в Бальном зале, в их с сержантом-детективом Хайгейтом распоряжении была запертая на ключ комната для допросов в Южном крыле, расположенная прямо над кабинетом руководителя хозяйственной службы, а также два зашифрованных ноутбука, несколько блокнотов и пара видавших виды стульев. Вице-маршал авиации явно не хотел, чтобы им было слишком комфортно. Ну и пусть. Чем хуже условия, тем Стронгу лучше работается.
Язык тоже усложнял дело. Им с Хайгейтом пришлось как можно быстрее разобраться в тоннах сокращений и названий, из которых “Букингем” – самое простое. СДД – Сент-Джеймсский дворец, КД – Кенсингтонский дворец, ПЛС – та очаровательная расторопная нигерийка, Рози. Можно ли называть уроженку Лондона “нигерийкой”? Стронг сомневался. Наверное, будет правильнее сказать “девушка нигерийского происхождения”. ГЭ – Герцог Эдинбургский (это он знал и раньше). “Веллинги” – Веллингтонские казармы, где живут солдаты, охраняющие дворец. Сейчас там квартируется рота из Уэльса, но ее почему‑то называют “иностранный легион”. Мать Стронга была валлийкой, поэтому его это немного задело, но он не подал виду. На работе на все, что ему говорили, он отвечал улыбкой, кивком или молчанием: такие жесты обычно интерпретировались собеседниками как одобрение, однако за ними иногда скрывались противоположные чувства.
Естественно, когда ему рассказали о несчастном случае у бассейна, улыбаться он не стал. Речь шла о какой‑то старой карге, но все же…
– Начнем с причины смерти, – сказал Дэвид Стронг сержанту. – В ХОЛМСе[44] ничего нового?
Сержант-детектив Хайгейт, которому он поручил проверить базу данных полиции, отрицательно покачал головой.
Никаких новостей. Патологоанатом не обнаружил следов насилия, не считая увечий от падения и порезов от разбитого стекла. Его заключение – разрыв задней большеберцовой артерии. Звучит не очень страшно, но, если вовремя не добраться до больницы, можно истечь кровью.
– А что думаешь по поводу моей версии о самоубийстве? – спросил Стронг. – За несколько дней до смерти угрозы в ее адрес участились, и она могла не выдержать давления.
– Да нет, – уверенно ответил Хайгейт. – Это как‑то бестолково.
– А что? Люди режут запястья, почему бы не порезать лодыжку?
– Зачем ей вскрываться в бассейне? У нее был доступ к ванной, там ей никто бы не помешал. К тому же все говорят, что она была ярой фанаткой королевы. Она бы не стала ее подставлять.
– Справедливое замечание, – отметил Стронг. Большой плюс в работе с Эндрю Хайгейтом состоял в том, что тот часто не соглашался с Дэвидом. Это держало его в тонусе и снижало риск ошибки из‑за предвзятости подтверждения[45]. Когда‑то и он помогал тем же своему начальнику. – Хотя и очевидное, – добавил Стронг.
– Буду иметь в виду, – пообещал Хайгейт.
Дэвид с самого первого дня их совместной работы твердил одно и то же: “Ничего не предполагай, никому не верь, всегда перепроверяй”. Хотя для себя он выбрал другую стратегию: “Арестуй всех и никому не доверяй”. Вот только здесь так не получится.
В детализации звонков Синтии Харрис не нашлось ничего подозрительного, но они продолжали искать. Перепроверили все записки с угрозами, которые она получила. Всего их было одиннадцать, включая парочку отправленных за год до того, как она якобы ушла на пенсию. Все написаны от руки на дешевой бумаге, карандашом или шариковой