Когда я открыла глаза, то поняла, что крепко, до боли в руке, сжимаю фотоаппарат.
Мое доказательство. Я добыла доказательство.
Один-единственный снимок. Один-единственный снимок, едва не стоивший мне жизни. Но у меня была камера, мое доказательство, что мистер Мортман – действительно монстр.
– Нужно проявить его, – проговорила я вслух. – И поскорее.
Остаток дороги я пробежала трусцой, держа фотоаппарат под мышкой.
Когда впереди показался мой дом, у меня вдруг возникло леденящее предчувствие, что там меня поджидает мистер Мортман. Он вполне мог стеречь у крыльца, чтобы выхватить у меня камеру, отобрать мое доказательство.
Я задержалась у начала подъездной дорожки.
Никого не видно.
А вдруг он притаился в кустах? Или за углом дома?
Я медленно двинулась через лужайку. Не будь дурой, выругала я себя. Как бы он сюда добрался раньше тебя?
Опять же, не факт, что он меня вообще узнал.
Свет в библиотеке был погашен. В помещении темно. Нас с ним разделял по меньшей мере один проход. К тому же его надолго ослепила фотовспышка.
У меня слегка отлегло от сердца. Да, вполне вероятно, что библиотекарь не знает, кого он преследовал. Вполне вероятно, что он так и не смог меня толком разглядеть.
Когда я подошла к крыльцу, на дорожку вырулил папин автомобиль. Я припустила за ним со всех ног и свернула за угол дома.
– Папа! Привет! – закричала я, когда он выбрался из машины.
– Привет, как дела? – спросил он. Его костюм был помят. Волосы растрепаны. Словом, выглядел он уставшим.
– Пап, можно проявить эту пленку прямо сейчас? – с ходу спросила я, сунув ему фотоаппарат.
– Э-э! – воскликнул он. – Я только домой вернулся. Давай обсудим это за ужином, идет?
– Ну пап, ну правда! – не унималась я. – Мне нужно ее проявить. Там кое-что очень важное.
Он прошел мимо меня к дому, хрустя гравием.
Я бежала за ним по пятам, протягивая камеру.
– Пап, ну пожалуйста! Это очень важно. Очень-очень!
Хохотнув, он обернулся:
– Что там у тебя? Фото мальчика, что поселился в доме напротив?
– Еще чего, – возмутилась я. – Нет, пап, серьезно. Ты не мог бы подкинуть меня в торговый центр? Там проявляют фото за час.
– Что за важность? – спросил папа, перестав улыбаться. Он провел ладонью по голове, приглаживая свои густые темные волосы.
Меня так и подмывало выложить все. Сказать, что там фотография монстра. Но я все-таки сдержалась.
Я знала, что он не поверит. Не воспримет меня всерьез. И тогда он не свозит меня в торговый центр проявлять пленку. Ни за что на свете.
– Покажу, когда проявим, – пообещала я.
Он придержал для меня сетчатую дверь. Мы вошли на кухню. Папа несколько раз потянул носом, ожидая учуять запах стряпни.
Из коридора навстречу нам выбежала мама.
– Не принюхивайся, я ничего не приготовила. Сегодня ужинаем в ресторане.
– Блеск! – воскликнула я. – А давайте в торговом центре? В вашем любимом китайском ресторанчике? – Я повернулась к папе. – Ну пожа-алуйста! Пожалуйста-пожалуйста! Заодно там пленку мою проявят, пока мы едим.
– За китайской едой я бы съездила, – задумчиво протянула мама. Потом перевела взгляд на меня. – Что тебе так неймется проявить эту пленку?
– Это секрет, – вмешался папа, прежде чем я успела ответить. – Она не говорит.
Я больше не могла сдерживаться.
– Это снимок мистера Мортмана, – выпалила я. – Доказательство, что он монстр.
Мама закатила глаза. Папа покачал головой.
– Это доказательство! – настаивала я. – Может, увидев фото, вы наконец поверите мне.
– Ты права, – с сарказмом ответил папа. – Поверю, когда увижу.
– Рэнди! Спускайся скорее! – позвала мама. – Мы едем в торговый центр за китайской едой!
– У-у, а обязательно за китайской? – капризно отозвался братец. Обычный его ответ.
– Мы тебе лапшу закажем, твою любимую, – пообещала мама. – Только поторопись. Нам кушать хочется.
Я нажала кнопку на камере, чтобы перемотать пленку.
– Перед ужином я сдам ее в проявку, – сказала я. – А потом мы сможем ее забрать.
– Только чтобы за ужином никаких разговоров про монстров, обещаешь? – строго предупредила мама. – Я не хочу, чтобы ты пугала брата.
– Обещаю, – ответила я, бережно извлекая двумя пальцами катушку с пленкой.
После ужина, утешала я себя, мне не придется говорить о монстрах – ведь я покажу одного настоящего!
Ужин, казалось, тянется целую вечность.
Рэнди ныл без умолку. И лапша на вкус какая-то странная, и ребрышки слишком жирные, и суп слишком горячий. Вдобавок он опрокинул стакан с водой, залив весь стол.
Я едва обращала внимание, кто что говорит. Все думала о своем снимке. Мне не терпелось его увидеть – и показать маме и папе.
То-то лица у них будут, когда они увидят, что я права, что я ничего не выдумала, что мистер Мортман – действительно монстр.
Воображение рисовало мне, как они извиняются, обещая, что больше никогда не усомнятся в моих словах.
«Мне так стыдно, – скажет папа, – что я, пожалуй, куплю тебе тот компьютер, который ты давно просишь».
«И новый велик, – скажет мама. – Пожалуйста, прости нас за то, что мы тебе не поверили».
«И меня тоже прости, – скажет Рэнди. – Я понял, что вел себя как придурок».
«И можешь теперь каждый вечер не спать хоть до полуночи, даже если утром в школу», – скажет папа.
Внезапно мои грезы прервал голос мамы:
– Люси, по-моему, ты не слышишь ни слова из того, что я тебе говорю.
– Нет… я… э-э… призадумалась, – созналась я, снова взявшись за палочки и отправляя в рот порцию риса.
– О монстрах она думает! – крикнул Рэнди и поднял руки со скрюченными пальцами над столом, изображая монстра, готового на меня кинуться.
– Никаких разговоров про монстров! – взвилась мама.
– На меня не смотрите! – возмутилась я. – Это он сказал, а не я! – И обвиняюще ткнула пальцем в Рэнди.
– Доедайте уже свой ужин, – сказал папа. У него весь подбородок был жирный от ребрышек.
Наконец мы разломили наши печеньки с предсказаниями [3]. В моем говорилось что, дескать, даже в хмурые дни нужно жить ожиданием солнца. Никогда не понимала этих предсказаний…
Папа расплатился чековой книжкой. Рэнди, вставая, чуть не разлил еще один стакан воды. Я выбежала из ресторана, не в силах больше ждать ни секунды.
Фотомагазинчик находился этажом выше. Я запрыгнула на эскалатор, ухватилась за поручень и поехала наверх. Ворвавшись в магазинчик, подлетела к прилавку и, задыхаясь, крикнула молодой женщине у проявочного аппарата:
– Готовы мои фотографии?
Та обернулась, испуганная моим громким голосом:
– Вроде бы да. Как вас зовут?
Я назвалась. Она подошла к подставке с желтыми конвертами и принялась не спеша перебирать их.
Я нервно барабанила пальцами по прилавку, глядя на стопку конвертов. Неужели нельзя чуточку побыстрее?
Она перетасовала всю стопку, после чего снова повернулась ко мне:
– Как, еще раз, вас зовут?
Стараясь не выказывать раздражения, я снова назвалась. От нетерпения я налегла грудью на прилавок и с замиранием сердца смотрела, как продавщица снова стала перебирать конверты, беззвучно шевеля губами, когда читала имена.
Наконец она вытащила один и протянула мне.
Я схватила его и стала надрывать.
– С вас четырнадцать долларов, – напомнила девушка.
Тут я обнаружила, что не при деньгах.
– Приведу папу, – сказала я, не выпуская драгоценного конверта из рук.
Только я повернулась, как в дверях появился папа. Мама с Рэнди ждали снаружи.
Папа заплатил.
Я вынесла конверт со снимками из магазинчика. Дрожащими руками раскрыла и вытащила фотографии.
– Люси, успокойся, – встревоженно проговорила мама.
Я смотрела на снимки. Фотографии были с вечеринки по случаю дня рождения Рэнди.
Я быстро перебрала снимки, глядя на лыбящиеся рожи его безмозглых друзей.