же айны), коренные жители Сахалина, Кунашира, Итурупа, Хоккайдо, Курильских и прочих наших, а ныне Японских, островов.
— Интересно! — вставил Плечов, который некогда тоже увлекался схожими теориями, но бросил заниматься ими, как и многим другим, так и не достигнув каких-либо выдающихся высот.
А тут — совсем иной пример!
Целеустремленности, упорства, бесконечного самосовершенствования!
И, как итог, блестящей образованности, успеха, которому могут позавидовать многие лауреаты и дипломанты!
— Короче, все люди — русские… — снова попытался продемонстрировать свою осведомленность в предложенной теме наш главный герой.
И опять — мимо. Точнее, вроде в цель. Но — в молоко!
— Где вы это взяли? — вспыхнул, как спичка, Дмитрий Юрьевич. При этом его лицо мгновенно покрылось какими-то пятнами.
— У того же Рыбакова, — признался тайный агент.
— Вот видите. А вы говорите — честный, порядочный… Это же один из главнейших моих тезисов!
— Так он на вас и сослался, — пояснил Ярослав Иванович.
— Да? Вот это правильно… Выходит, молодец Бориска. Герой! А то воруют друг у друга без всякого зазрения совести и не признаются…
(От любви до ненависти, как известно, один лишь шаг; эту истину было легко усвоить, наблюдая за частыми, следующими один за другим, как приливные волны, взрывными изменениями в поведении этого шального, своенравного человека.)
— А вы никогда не задумывались над тем, почему все другие национальности отождествляются с именами существительными, а русские — прилагательное? — слегка успокоившись (впрочем, ненадолго), продолжил взбалмошный, как переборчивая девица, академик.
— Потому что за сим непременно должно следовать слово "люди". Вы это хотите сказать? — стопроцентно попал в точку "дипломированный охотник за сокровищами", как только что охарактеризовал его партнер по философскому диспуту.
— Вот видите, вы все начали схватывать на лету! — наконец-то снизошел до похвалы великий и непостижимый Дмитрий Юрьевич.
— Рад стараться! — с гордым видом объявил Ярослав.
— Для наглядной иллюстрации такого вывода наиболее показателен случай с Николаем Первым, — похлопав любознательного "юношу" по плечу, с чувством и расстановочкой, как на проходной лекции в университете, продолжил Мыльников. — Однажды на придворном балу он спросил маркиза Астольфа де Кюстина, спасавшегося в России от французской революции: "Как вы полагаете, много ли русских в этом зале?" — "Все, кроме меня и иностранных послов, ваше величество!" — без долгих раздумий ляпнул тот. "Ошибаетесь. Вот этот мой приближенный — поляк, вот этот — немец. Вон стоят два генерала — они грузины. Этот придворный — татарин, вот финн, а там — крещеный еврей". — "Тогда где же русские?" — удивленно выпучил зенки маркиз. "А вот все вместе они и есть русские!"
— Гениально! — вырвалось у Плечова. — И как много у вас таких баек?
— Масса! Как говорится, в чемодан не уместятся…
— Так давайте издадим их в форме познавательных историй. Для детей и юношества, а?
— Думаете, позволят? — засомневался Мыльников.
— Еще как!
— Нет, не уверен… Как только увидят мою фамилию, сразу наделают в штаны, — скептически хмыкнул академик.
— А вы — под псевдонимом. Или в соавторстве еще с кем-то, — предложил Ярослав Иванович.
— Например, с вами?
— А что? Неплохая идея! Я ведь на гонорар не претендую. И на славу — тоже.
— Ладно. Поживем — увидим! — отмахнулся "благородный сумасброд". — Завтра не такое расскажу. А сейчас давайте спать. Я, знаете ли, привык ложиться рано. Ибо встаю не позже, чем в шесть утра. А иногда и в пять.
— Меня разбудить не вздумайте! — взмолился Плечов. — Я не самый большой соня, но уж больно давно не отдыхал по-человечески.
— Это как получится… — "успокоил" его хозяин квартиры. — Ваша комната справа. Свежее белье я приготовил.
— И когда только успели?
— Вчера, — рассмеялся Мыльников и спросил: — Постелить или управитесь сами?
— Сам!
— Оно на тумбочке, справа от кровати.
— Вы невероятно любезны. Спасибо!
— Не за что.
— Да… Еще, — уже входя в комнату, где ему предстояло провести ночь, вдруг вспомнил разведчик. — Перечисляя ваши, по мнению некоторых, абсолютно безрассудные идеи, Борис Александрович что-то говорил о русской Скандинавии, подмене государя и каком-то шведском городе, который стоял на том месте, где сегодня находится Ленинград…
— Ниен?
— Вполне возможно.
— Давайте поговорим о нем чуть позже, — неожиданно предложил профессор.
— И — самое главное, то, что интересует меня лично более всего остального…
— Не тяните резину, мой дорогой друг! Говорите без обиняков, прямо, — потребовал Мыльников.
— Рыбаков утверждает, что, по вашему мнению, златоглавая Москва — и есть тот самый Третий Рим, о существовании которого все как бы догадываются, но ничего конкретного сказать не могут.
— Завтра! — пробормотал академик. — Все завтра. А сейчас — спать! Здоровый сон — главный залог успеха.
— Согласен, — кивнул Ярослав, подводя в мыслях итог непростого уходящего дня. — Но еще вопрос, так сказать, напоследок, можно?
— Давайте… Что с вами поделаешь… Но только один!
— Вы сами до всего этого додумались? Или кто-то помог, дал толчок, способствовавший исследованиям в данном направлении?
— А вы что же, хотите взять под сомнение мою научную квалификацию? — нахмурился Мыльников.
— Нет.
— Конечно сам. Но и некоторую постороннюю помощь отрицать не собираюсь.
— От кого, если не секрет? — полюбопытствовал Ярослав.
— От Господа Бога. Знаете такого?
— Ну… Лично не знаком… А так — слыхал.
— Покойной ночи.
— Взаимно!
ГЛАВА 11
Делать кому-то какие-либо послабления Дмитрий Юрьевич не собирался (а может, и впрямь соскучился по разговору с заинтересованным собеседником). Он поднял своего гостя ровно в шесть часов утра, после того как уже минут сорок в одиночку разгуливал по просторным коридорам и комнатам, нигде надолго не застревая.
Лишь в кухне Мыльников провел чуть больше времени, чем в других помещениях: протер пыль, поправил шторки на окнах и аккуратно разложил на столе какие-то старинные книги, принесенные им же из собственной спальни, где нашла приют самая ценная часть его знаменитой библиотеки — с такими раритетами ученый не мог расстаться даже ночью.
А как же иначе: ведь пришел час похвастаться ими перед сведущим человеком!
Ну а что того пришлось для этого разбудить, так ведь для его же пользы…
Ничего страшного в столь раннем пробуждении — нет!
Ярослав тоже был "жаворонком", а это птица, как ни крути, — ранняя; просто замотался он в последние дни, вот и надеялся немного отдохнуть от дел.
Не вышло — и черт с ним!
Творческая дискуссия с признанным специалистом, по сути — докой в философской науке, — немедленно его взбодрила и, как говорится, привела в рабочее состояние.
Беседа проходила за круглым "рыцарским" столом в самой большой комнате "профессорской", как называли ее соседи, квартиры.
— Сегодня предлагаю поговорить о подлинной истории нашего Мира, — совсем не так интенсивно, как вчера, пожалуй, даже слишком вяло и несколько утомленно (пока снова не