решению суда. А теперь — уходи.
Он дёрнулся было ко мне — Бог знает, с какими намерениями — но Рома, терпеливо наблюдавший за нашим диалогом, успел его перехватить. Оттащив подальше, буквально закинул Сашу в кусты, а потом взял меня под руку и скомандовал:
— Пошли. Договорим дома.
Глава 29
— Это правда?
Этот вопрос вырвался наружу, едва за нами с Ромой сомкнулись дверцы лифта. Не следовало, наверно, вообще ничего говорить, но я отчего-то не выдержала.
— Правда что? — уточнил он, поворачиваясь ко мне всем корпусом и оказываясь близко… слишком близко.
Фактически моя грудь касалась его груди, а его чёлка — моего лба… И это при том, что в лифте было вполне просторно, но в этот момент казалось, что кабина схлопнулась до размера спичечного коробка и что нет иного способа дышать, кроме как в унисон друг другу.
Хотелось отодвинуться. Хотелось оказаться ещё ближе. Хотелось миллиона других полярных вещей, словно мне снова было двадцать с небольшим лет и я — наивная студентка, а не мама двоих детей…
— Насть, — выдохнул он хрипло.
— А? — только и сумела сказать в ответ.
— Какую правду ты хочешь?
Я уже почти успела забыть о том, что спрашивала совсем недавно. Всё показалось вдруг неважным, кроме этого момента, где Рома был так близко, что ни о чем другом думать уже просто не выходило…
Я открыла было рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент кабина наконец затормозила. Впрочем, я едва успела это понять, потому что губы Романа внезапно накрыли мои, словно этого жеста — чуть приоткрытого рта — ему хватило, чтобы наконец отбросить в сторону всю сдержанность и все приличные намерения.
Целуясь, мы вывалились из лифта на площадку. Я врезалась спиной в металлическую дверь, но едва ощутила боль. Зато Романа это, похоже, отрезвило…
— Открывай, — прохрипел коротко, отрываясь от меня и отходя на пару шагов в сторону, словно боялся снова оказаться рядом.
Я подрагивающими руками достала из сумки ключи, не сразу, но все же попала в замочную скважину…
Он последовал за мной в приглашающе приоткрытую дверь. Дом ещё спал: из гостиной доносилось негромкое похрапывание мамы, и больше не было никаких звуков — значит, дети все ещё находились в своих постелях в надёжных объятиях сна.
Мы молча прошли на кухню — единственное помещение, где можно было поговорить и при этом — никого не перебудить.
Рома осторожно, тихо прикрыл за собой дверь и пристально на меня взглянул.
— Спрашивай, что хотела знать.
Я прикусила губу, уже неуверенная в том, что действительно желаю слышать ответ.
— Саша правду сказал? — все же повторила свой вопрос, задирая голову так, чтобы смотреть Роману в лицо. — У тебя было много женщин?
— Мне тридцать пять лет, Настя. Какой ответ тебя больше устроит? Мало? Много? Десять? Сто?
Я вспыхнула и с досадой на саму себя отвернулась.
— Меня устроит честный ответ, — парировала сухо.
— Да, их было достаточно. Хотя, конечно, с новой женщиной каждую ночь Шурик мне чрезмерно польстил.
До меня донеслось насмешливое хмыканье, и хотя я не видела, но легко могла представить, как Рома кривит губы в привычной усмешке.
— Мне не стоило вообще спрашивать, — поморщилась, испытывая и неловкость, и облегчение от услышанного.
Он появился в поле моего зрения внезапно. Я буквально ощутила на себе его взгляд, что, словно магнит, притянул, в свою очередь, мой.
Рома пожал плечами и, глядя мне в лицо, сказал:
— А мне нечего скрывать.
— Тогда зачем ты все-таки здесь? Судя по всему, недостатка в женщинах у тебя не имеется…
— Может и так. Но что делать, если мне нравишься именно ты?
Мне хотелось оставить разум холодным, как это удавалось делать последние недели. Но сейчас голова буквально пылала и я испытывала желание, чтобы Роман замолчал и не смущал меня всеми этими речами, но вместе с тем… мне хотелось слушать его дальше.
Вероятно, так чувствуют себя люди на вынужденной диете. Знают, что какие-то вещи губительны для них, но не всегда могут остановиться.
И все же я сумела вернуться к критическому мышлению.
— А может, тебе нравлюсь не я, а мысль ещё и так насолить Саше — через меня? — задала я вслух вопрос, который ранее обдумывала лишь в уме.
Он не оскорбился. Не обиделся. Не попытался оправдаться или переубедить меня…
Вместо этого взял в руки папку, которую захватил с собой и ранее положил на стол, и просто сказал:
— Кстати, об этом. Кое-что я все же от тебя скрыл, но больше молчать не хочу. И это тоже одна из причин моего к тебе визита…
Я ощутила, как внутри зашевелилось отравляющее душу разочарование. Вот тебе и Ромео… Да и я тоже хороша. Когда только успела поверить, будто и в самом деле могла ему понравиться?
— Насть… послушай.
Его рука коснулась моего плеча, сжала, заставляя обратить на Рому внимание…
— В этой папке — деньги, — проговорил он очень серьёзно, сосредоточенно.
— Что ты… — возмутилась было я, но он перебил.
— Дослушай. Должен тебе признаться — при покупке квартиры я стряс с Шурика сумму чуть больше той, что нужно. Но абсолютно равную той сумме, что он мне задолжал. Посчитал, что будет вполне справедливо с ним поквитаться таким образом…
Поражённая, я молчала. Он продолжил…
— Но сейчас я понял, что мне эти деньги совершенно не нужны. Что мне вообще больше неинтересен этот человек, потому что жизнь его и без меня уже наказала. А вот тебе эти средства будут нелишними, тем более, что ты надрываешься на двух работах… и вам с детьми эта, хоть и небольшая, сумма принадлежит по праву.
— Я их не возьму.
— Но и я не приму обратно.
Он снова бросил папку на стол и резкий звук её приземления дал понять: Рома поставил в этом вопросе точку.
Но я ещё не все сказала.
— Слушай, я благодарна за заботу, хоть и столь… своеобразную, но я не могу брать деньги у чужого человека. Я вполне справлюсь сама…
Его ладонь вдруг оказалась на моей щеке, большой палец мягко огладил внезапно загоревшуюся под прикосновениями кожу…
— А вот будем ли мы с тобой и дальше чужими людьми — это решаешь только ты, — заметил он ласково. — Я знаю, чего хочу. Очень простых вещей, Настя: смотреть на тебя. Говорить с тобой. Гулять с тобой… Я не стану сейчас обещать тебе золотых гор и рая на земле, потому что никто из нас не знает точного будущего, но каждый может