шли, просто вместе, туда, куда нужно было попасть старому кобольду.
И дорога вела их в племя дикарей, которым правили могучие веды.
Глава 9 — Радушие каннибалов
Племя Ита-ми. Так это поселение и народ назвал дед Клавдий. Они добрались до этих дикарей за несколько недель, за это время на небе сменялись луны, на их пути несколько раз попадались медведи шатуны и пару стай волков. И если волки ещё вели себя осторожно, лишь тройка самых сильных и свирепых самцов решилась напасть на странников, то вот медведи шатуны нападали всегда неожиданно, имея свойство подкрадываться втихую, а потом свирепо сражаться до конца… только вот несчастным лесным хищникам приходилось трудно, они явно не ожидали встретить на своём пути деда Клавдия.
Когда медведь впервые выскочил на них, то дед Клавдий быстро подошёл к нему и вцепившись в загривок, отшвырнул зверя обратно шагов так на пять, словно тот был нашкодившим котёнком, при этом медведь успел вспороть кривыми когтями кожу на руках монструозного кобольда и тому это очень не понравилось.
Джорджи же и вовсе стоял с натянутой на тетиве стрелой и тупо пялился на… как это назвать Джорджи не мог придумать. Бойней? Драчкой? Больше всего походило вначале на порку, но после того, как медведь цапнул клыками деда Клавдия за руку… дозорный впервые слышал такой звук из пасти медведи, он вообще не знал, что звери могут рыдать и просить о пощаде.
При этом дед Клавдий даже оружия не достал, хотя весь был усеян ремнями с воткнутыми в них мечами, топорами, и связками с метательными ножами. Он же мочил медведя кулаками, при этом каждый удар отражался гулом и треском костей в несчастной шерстяной туше голодного зверя. Медведь верещал что-то непонятное, но очень жалкое. И Джорджи уже хотел просить за него пощады, но хитрый медведь их явно обманул и полоснул когтями по щеке деда Клавдия, оставив там борозду из четырёх когтей. И у великана окончательно сорвало голову, его удары посыпались на медведя градом, тот пытался убежать, уползти, отмахнуться… но вскоре вместо морды у него была лишь одна кровавая каша с вкраплениями желтушных осколков, что некогда были медведю клыками.
Дед Клавдий стоял над погибшим зверем и тяжело дышал, от его рук и растерзанной туши, на морозе поднимался пар. Дед Клавдий стоял так молча, не двигался, пока дыхание его не успокоилось. Затем он присел над медведем, прошептал что-то заупокойное, и вытащив из ремешка один из кинжалов, тут же принялся свежевать зверя, тщательно срезая с него шкуру. А как закончил, то вручил меха Джорджи, велев вычистить их как можно тщательней в снегу, и сложить как ему, Жоржику, больше нравится… ведь впредь именно ему придётся тащить эту шкуру с собой.
И на праведный и вполне логичный вопрос дозорного:
— На кой это надо?
Дед Клавдий развернулся к Жоржику боком, посмотрел криво и хмуро, и спросил весьма жёстко:
— У тебя что, шкуры медвежьи на дороге неприкаянные валяются? Ты хоть представляешь сколько за неё в королевстве нормальный купец заплатит?
— Да… но мы ведь не в королевстве.
— А это и не на продажу. Подарок… вернее будет им, я этой шкурой попытаюсь задобрить кошёлок Вед… но давай без лишних вопросов, займись-ка лучше делом!
И больше вопросов Джорджи не задавал. Он молча тащил тяжеленую мороженную шкуру на своём хребте, а позже так же молча отстреливался от стаи волков, пока дед Клавдий собственноручно унижал троих из стаи главных самцов, у которых шкуры оказались с красивым белёсым окрасом… но не сильно легче, чем у медведя, это бывший дозорный хорошо прочувствовал, пока тащил уже четыре шкуры на своих плечах. Что давалась ему с безумным трудом, он едва-едва переставлял в пути ноги… чуть легче стало, когда они наткнулись на старую мороженную иву, на берегу горного ручья, воды которого не замёрзли до конца, из-за быстрого течения. Там они остановились на несколько дней, в ходе которых дед Клавдий плёл из ивовых ветвей им обоим снегоступы, пока же Джорджи пытался топориком обтесать два крупных полена в подобие гладких жердей, которые можно верёвкой связать в подобие саней и бросить сверху шкуры… за эти два дня они налопались печёного мяса от пуза, отчасти просушили шкуры, смастерили снегоступы и кривоватую волокушу.
И казалось бы, дальше их путь будет проходить легче… но не тут-то было, дед Клавдий решил нарастить темп, и теперь они покрывали в три раза большее расстояние чем раньше, и у Джорджи по-прежнему едва-едва переставлялись ноги к концу каждого дня.
И в очередной очень уставший вечерок, он не выдержал и спросил у деда Клавдия, при этом избрав весьма обвинительный тон:
— А почему я тащу эту чёртову волокушу один, там уже две медвежьи шкуры и тройка волчьих, и много кусков мороженного мяса, я едва переставляю ноги, а ты идёшь как ни в чём не бывало?!
И, к удивлению, Джорджи, дед Клавдий совсем не обиделся, перебранки на которую надеялся дозорный, чтобы выбросить часть накопившихся злобных эмоций, завязать не получилось.
Кобольд лишь сочувственно посмотрел на него, хотя в проблесках костра, со своими огненными глазищами, это сочувствие смотрелось дикова-то, и даже слегка пугающе, как неожиданная нежность хищника, перед тем как наброситься на добычу и сожрать. Голос же у деда Клавдия был взгляду подстать, ласковый, и вкрадчивый:
— Ты никак устал, милок… ну-ну, хочешь поплачь. Можешь поругать меня как следует, швырнуть снежок мне в спину, когда совсем тяжко будет, только вот знаешь… когда вдруг завяжется бой не на жизнь, а на смерть и всё на что ты сможешь положиться, будет собственная тушка… то ты вспомнишь тренировки деда Клавдия на выносливость, вспомнишь эту чёртову волокушу, бескрайний снежный простор, и усталость в каждой мышце твоего несчастного тела… я просто хочу, чтобы ты был к бою готов, а сейчас ты явно не готов… твое тело сильно ослабело за то время, пока ты сиднем торчал на дозорной башне. Мышцы сдулись, сухожилия огрубели и уже не так эластичны и подвижны, никакой координации движений, и никакого опыта боя… единственное, что мне в тебе нравится сейчас, так это твоё чувство цели… я видел, как ты стрелял в волчью стаю, пока я расправлялся с вожаками. Ты выпустили несколько десятков стрел, при этом промахнувшись лишь раз… я не буду спрашивать при том, почему ты не убил ни одного волка, а метил исключительно в