Он играет моим телом как эксперт. Для него это чистый холст, с которым он может творить, и каждое его движение показывает, насколько он опытный художник.
Когда он сжимает мой клитор и шепчет, чтобы я кончила, я кончаю. Я кончаю с такой силой, что это крадет дыхание из моих легких и последние остатки сил из моего тела.
Тяжело дыша, он отстраняется и смотрит мне в глаза.
— Ты так чертовски красива. Это заставляет меня хотеть выколоть глаза каждому мужчине, который посмотрит на тебя.
— Только ты можешь быть и милым и психом одновременно, — поддразниваю я, пытаясь казаться беспечной, но мой голос дрожит от моей попытки сохранить легкое настроение. Я чувствую себя встревоженной и уязвимой, распростертой перед ним, как жертвенное приношение.
— Держись меня, малыш, и ты увидишь, насколько ты права.
Подняв его руку, я вижу, что она испачкана кровью, что заставляет меня покраснеть от смущения.
Он следит за моим взглядом, чтобы увидеть, на что я смотрю, дикая ухмылка появляется на его красивом лице при виде моей крови, пачкающей его пальцы.
Он наклоняется и хватает что-то, прежде чем встать и показать мне нож. Я замираю, мое сердце, которое начало медленно возвращаться к норме, начинает бешено биться, выходя из-под контроля.
Прежде чем паника заставляет меня потерять сознание, он надрезает ладонь своей свободной рукой и кладет ее мне на сердце. Я знаю, что он чувствует, как оно трепещет под его прикосновениями, но могу контролировать это не больше, чем свое учащенное дыхание.
— Моя кровь за твою, — тихо произносит он, снова глядя мне в глаза. В его словах есть что-то глубокое. Это клятва, кровная клятва, произнесенная человеком, который не знает, как бросить курить. Даже после всего, что произошло, только когда он произносит эти слова, я понимаю его намерения. С таким же успехом кровавый отпечаток его ладони мог бы быть ошейником на моей шее. Теперь я принадлежу этому мужчине. Не будет ни отсрочки, ни давления. Он возьмет то, что хочет, когда захочет, и я должна просто сказать — да, сэр.
Проблема в том, что я никогда не была девушкой типа "да, сэр", вне моей работы, то есть. Я могу спорить просто ради этого. Я могу быть упрямой и, честно говоря, немного несносной.
Этот человек опасен во многих отношениях, это даже не смешно. Мы прошли далеко за пределы красных флагов и сразу перешли к белым флагам капитуляции. Он хочет завоевать меня, и часть меня хочет позволить ему. Однако другая часть, упрямая, нахальная, своевольная часть, пока не готова признать поражение.
Убирая его руку, я вижу кровь, окрашивающую мою кожу, а также белое кружево моего бюстье, и качаю головой в ответ на его альфа-потребность показать, что он владеет мной. Но когда он протягивает мне свою руку, все еще перепачканную моей кровью, я вспоминаю, что он тоже мой.
Я позволяю ему помочь мне встать со стола, пока он снимает свой пиджак и набрасывает его мне на плечи. Он расстегивает свою белую рубашку и стягивает ее, оставаясь в белой футболке.
Он забирает свой пиджак, надевает его, прежде чем помочь мне надеть рубашку, застегивая ее и оставляя две верхние пуговицы расстегнутыми.
На мне она доходит до середины бедра, достаточно длинная, чтобы сохранить немного моей скромности, но не сильно. Я выгляжу так, словно только встаю на завтрак после того, как меня трахнули, и в кои-то веки я рада, что рядом никого нет.
— Если это было наше первое свидание, я не совсем уверена, что переживу второе, — признаюсь я, заставляя его рассмеяться. Но я не шучу.
Он засовывает свой нож обратно в кобуру, о которой я никогда не подозревала, и достает свой телефон, пишет кому-то сообщение, прежде чем убрать его обратно в карман.
— Никогда особо не любил ходить на свидания, Айви, но это было лучшее первое свидание в моей жизни, если не считать ни одного. А теперь давай убираться отсюда, чтобы я мог накормить тебя, раз уж я испортил ужин.
— Я не одета…
— Мы закажем итальянскую кухню и съедим ее в моей постели. Тебе нужно поесть, а затем отдохнуть. Я позвоню доктору и договорюсь, чтобы она пришла завтра после того, как мы позавтракаем, хорошо?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он протягивает мне руку. Это один из тех моментов, когда ты с непоколебимой ясностью понимаешь, что вот-вот примешь решение, которое изменит все навсегда. Хуже того, я знаю, что принимаю неправильное решение. Моя мама всегда говорила: «Никогда не оставайся с мужчиной, который заставляет тебя плакать больше, чем смеяться». На лице Атласа Монро не написано ничего, кроме разбитого сердца. Зная это, я все равно протягиваю руку и беру его за руку, чувствуя себя так, словно только что продала душу дьяволу.
Он притягивает меня к себе, запечатлевая поцелуй на моем лбу. Он обнимает меня за плечи, прижимая к себе, и ведет к двери, через которую я вошла.
Спускаясь по ступенькам, мы не встречаем ни души, что я нахожу странным в таком большом городе и таком популярном ресторане. То же самое было, когда Кензо провожал меня наверх.
— Здесь так тихо.
— Персонал только на этой стороне здания, и они знают, что нужно держаться подальше от моей частной террасы, пока я их не позову.
— Подожди, ты владелец и этого заведения? Ты что, ресторатор?
— Помимо всего прочего. Моя основная работа — поиск пропавших людей.
Я делаю паузу, заставляя его тоже остановиться на секунду.
— Ты находишь пропавших людей? Это… это так неожиданно и мило, — говорю я ему, не чувствуя, что это вяжется со всем остальным.
Он хихикает и тянет меня за собой.
— Не совсем так благородно, как ты думаешь, Айви. Я нахожу людей, у которых есть причины убегать — прелюбодеев, мошенников и аферистов. Мне платят большие деньги за то, чтобы я находил их, возвращал и держал рот на замке о том, что я узнаю, даже если это попадет в новости.
— Вау, это безумие. И ты хорош в своей работе?
— Да. Как я уже сказал, это принесло мне много денег за эти годы, и я разумно инвестировал. Я владею кучей недвижимости и множеством предприятий. Настолько, что мне на самом деле никогда больше не придется работать. И моим детям, и моим внукам тоже, но…
— Тебе это нравится, — заканчиваю я за него.
Он кивает, но больше ничего не говорит, пока мы спускаемся на лифте на первый этаж, где выходим через черный ход.
— Не могу поверить, что ты пригласил меня сюда на свидание и спрятал от всех остальных, — я слегка смеюсь, но это немного натянуто. — Это для того, чтобы меня никто не мог увидеть?
— Я не стыжусь тебя, Айви, но я никак не мог высидеть весь вечер с тобой в этом платье, с этими волосами и этой улыбкой и не убить всех остальных мужчин в комнате за то, что они наблюдали за тобой. Я хотел, чтобы у тебя было свидание, но отмазываться от обвинения в убийстве утомительно, — шутит он. Или, по крайней мере, я думаю, что он шутит. Я напрягаюсь, но когда он улыбается мне сверху вниз, я расслабляюсь. Этот засранец заставил меня пойти туда на минуту.
Когда мы подходим к машине, Кензо ждет снаружи, что меня удивляет и вызывает желание забиться в яму. Боже, это так неловко.
Он кивает мне, но, к счастью, ничего не говорит о том, что я раздета, когда забираюсь в машину.
Атлас хватается за край двери, когда садится, и глаза Кензо останавливаются на красном пятне, отчего у меня сводит живот.
Этого не может быть.
— У тебя кое-что на руках, босс, — замечает он.
— Хм… я знаю. Это был десерт.
— Понравился?
О мой бог. Замолчи. Пожалуйста, замолчи.
— О да, но я всегда питал слабость к вишням.
Я собираюсь убить его во сне.
Запах бекона пробуждает меня ото сна, как любого простого смертного. Я потягиваюсь и зеваю, прежде чем замереть. Бекон? Кто…? Я открываю глаза и вспоминаю, почему мне кажется, что я лежу на облаке, а не получаю удар в ребра от разъяренных пружин.
Прошлой ночью я осталась у Атласа после того, как он пригласил меня поужинать и превратил в буфет.