— С тобой что-то подобное случалось ранее?
Он не мог не спросить.
— Нет. Наяву — нет.
— Во сне?
— Да.
— Расскажи подробнее.
— Я же говорила. Там, у тебя… Когда ты меня отвез на поляну, показав лес.
— Точно.
— Федор… Что значат мои видения?
— Пока не могу точно сказать. Но мы узнаем.
— У тебя ведь есть какие-то мысли на этот счет?
Федор дотронулся до её обнаженных плеч и негромко сказал:
— Если случился первый раз — случится и второй. Ты должна быть готовой. Смотри. Твои же сны не единичны? — Она отрицательно мотнула головой, отчего темные пряди снова упали на нежное лицо.
— Они тебя не пугают? Нет? Отлично. Уже хорошо. Если возможно, когда следующий раз у тебя будет видение, рассмотри детали. То, за что мы смогли бы зацепиться.
— Мы?..
— Наташа, конечно, мы.
Её последний вопрос задел его. Вот он — откат его несдержанности, неосторожности в словах. Федор ещё раз пожалел, что вывалил на девочку правду-матку. Одичал и забыл, как вести себя с хрупкими созданиями.
Его омежка… С тайной, которой им предстоит разгадать.
Она ничего не ответила, продолжая на него смотреть. Федор счел это хорошим знаком. Ему хотелось, чтобы Наташа в нем нуждалась. Именно нуждалась. То, что она испытывает к нему физическое влечение — это одно. Он его почти в расчет не брал. Приятно — да, но физиология у двуликих играла довольно простую роль.
А чувства…
Когда лично он захотел чувств от своей омежки? Чтобы тянулась к нему душой. Видела в нем друга. Защитника. Любовника.
Мужа…
У него сбилось дыхание, зверь оскалился, потянул к ней когтистую лапу. Заграбастать. Присвоить. Не отпускать.
Завалить прямо здесь. Сорвать слабую защиту, откинуть прочь полотенце и насладиться нежностью кожи.
— Федя…
А вот это зря.
Его сокращенное имя.
Произнесенное с легкой хрипотцой. Немного даже смущенно.
И щеки у неё порозовели иначе.
— Да, маленькая? — он с трудом сдерживался, чтобы снова не провести рукой по её щеке.
Но если проведет — всё, его накроет. А ему повторения того, что было в бане, не хотелось. Он не насильник, черт побери.
— А ты можешь… — она не договорила, покраснев ещё сильнее, и внезапно закрыла лицо руками.
— Эй… Ты чего?
Он настойчиво отвел её руки от лица.
— Я не могу, Федь… Вот правда. У меня там всё…
В воздухе появился терпкий, безумно сладкий запах её возбуждения.
Федор подобрался и слегка прищурился. Он постарался отвлечься. Черт! Сорвется сейчас. Снова.
— Договаривай, Нат.
— Поласкай меня, — быстро выпалила она, решившись. — Как ты говорил там… у себя в лесу.
Вот теперь Федора обдало жаром. Он не ослышался. Она на самом деле его попросила.
Он ничего не стал говорить. Слова в данном случае были лишними. Похеру на него самого! В конце концов, если что передернет. Справлялся же он со своим бешеным темпераментом три года? Сейчас тоже справится. Три года без женщины давались ему с трудом. Но он тотально огородил себя от их присутствия.
Это была его добровольная кара. Не сберег он Арину, своего будущего ребенка. Расплата должна быть.
Тогда почему ему дарован второй шанс?
Федор подался корпусом назад и быстро стянул с себя тенниску. Она ему мешала. Дальше раздеваться он не планировал.
Федор спустился с дивана на пол и встал на колени. Наташа, не моргая и почти не дыша, наблюдала за ним. Ему нравился её взгляд. Её трепет. То, что смотрит.
Как смотрит.
Немного настороженно. Робко. В то же время на самом дне её распахнутых глаз плещется вожделение. Ожидание.
Федор положил ей ладони на обнаженные колени. Полотенце — то ещё укрытие. Но и его он не спешил откидывать прочь.
Пусть. Так даже острее.
Их физические контакты отчего-то напрямую связаны с водными процедурами. Наташа всегда слегка влажная.
Подумал про её влажность, и взгляд сразу устремился вниз. К еще сомкнутым коленям, которые он начал разводить в стороны.
Медленно. Дразня себя. Её. Спешить не собирался.
Сегодня будет всё для неё.
Сам потерпит. Не маленький.
Он ей задолжал.
Под полотенцем, естественно, ничего не было. Розовенькая. Красивая.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Наташа заерзала, но из его рук не выскальзывала. Правильно, никуда он её не отпустит.
Федор тоже смотрел. Любовался. Её половые губки слегка припухли и поблескивали от влаги… или страсти?
— Иди ко мне.
Федор потянул её на себя, и Наташа поддалась. Вот так. Да.
Полотенце задралось, бедра полностью обнажились.
— Развяжи узел, — чуть слышно попросил Федор, жадно наблюдая за действиями Наташи.
Раскроется? Для него?
Раскрылась.
Неспешно, осознанно.
Она показала себя ему.
В комнате была приятная температура, не холодно. Плюс у Наты начались изменения, значит, не замерзнет. Он тоже постарается согреть её.
Какая же она красивая… Не налюбоваться. Он хотел рассмотреть её всю. Федор относился к визуалам, ему необходимо видеть партнершу. В сексе не должно быть преград, препятствий, смущения. Только открытость и драйф. Вот он сейчас и кайфовал.
Поднял руку и дотронулся до слегка опухших розовых лепестков.
— Не больно?
Ответом ему послужило невнятное мычание. Федор прислушался. Нет, страха в воздухе он не чувствовал. Значит, можно действовать дальше. Трогал он осторожно. Сейчас… немного полюбуется… ещё пару секунд.
А потом развел стройные ноги Наташи сильнее и дотронулся губами до лобка. Наташа сразу же пискнула, несмотря на то, что сама выступила инициатором, постаралась ноги свести.
Он уже не позволил. Наоборот, оторвался от сладких складочек, взял одну ножку, проложил дорогу из поцелуев от бедра к колену и поставил ступню себе на плечо. Наташа зажмурилась, откинув голову назад. Он хотел приказать смотреть на него, в последний момент передумал. Не стоит перегибать. Спугнет, и вовсе упорхнет его пташка. Не даст насладиться собой.
Член стоял камнем. Ныл. Появились неприятные ощущения в паху. Плевать…
Да и кто остался бы равнодушным, увидев такую красоту?
Хорошо, что Наташа была девственницей. Иначе он не успокоился бы, пока не узнал про всех её любовников. Что бы с ними сделал — другой вопрос.
Он снова дотронулся до неё губами. Ещё раз и ещё. Вкусная… Сладкая.
Наташа реагировала на каждое прикосновение. Лизнул — она застонала. Поцеловал клитор — подалась вперед. Федор вслушивался в её сбившееся дыхание. Как оно тяжелело, менялось. Он помнил, что причинил ей дискомфорт. Пусть наслаждается…
Он с наслаждением ласкал её. Она была невероятной. Маленькие губки. Набухшие. Сочные. Федор и сам периодически стонал, не сдерживаясь. Башку срывало от нетерпения, от неутоленной жажды. Зверь ликовал, пробуя её. Так. Во-от так. Снова и снова.
Присваивая её себе.
Только его.
Навсегда.
Когда бедра Наташи задрожали, Федор усилил напор, продолжая ласково её удерживать.
Она кончала, выгнувшись и пытаясь выскользнуть из его рук. Протяжно застонала, потом сорвавшись на крик. И сразу обмякая. Федор не отпустил её сразу. Поцеловал лобок, сначала одну внутреннюю сторону бедра. Потом вторую. И выше, к подрагивающему животику.
— Федя…
— Как ты, маленькая?
Наташа открыла глаза и смотрела на него. Взгляд слегка мутный, довольный, с долгожданной поволокой. Федор расставил обе руки по сторонам от её бедер, таким образом нависнув над ней. Он не мог сейчас отойти в сторону. Его грудь шумно поднималась и опускалась, каждый мускул во всем теле напряжен до предела.
Наташа тоже смотрела на него.
— Это… — она облизнула искусанные, так же чуть припухшие губы. — Впечатляюще. Теперь я хочу.
Он сначала не понял, эйфория и восторг продолжали гулять в крови.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ната потянулась к нему и положила обе ладошки на его обнаженную грудь. Федор сжал зубы с такой силой, что послышался легкий скрежет.
— Ната.
— Я тоже хочу, — упрямо повторила она и неумелыми порывами попыталась заставить его подняться.