Читать интересную книгу А счастье пахнет лавандой! - Бернадетт Стрэхн

— Конечно, нет. — На самом деле она его забыла. И Саймон испортил ее булочку с беконом. Как она его ненавидела!

Бесконечные пробки Саймон воспринимал как личную обиду.

— Алло! Алло! — кричал он раздраженно на всю дорогу. — Театр едет. Или для вас, люди, это ничего не значит?

В ее перегруженной голове, боролись за место две вещи. Одной, естественно, был Дэн. Второй был ее поросячий костюм, оставшийся висеть у нее в шкафу.

— Я посижу сзади, с Терри, — внезапно заявила она.

— Почему? — заинтересовался Саймон.

Не будучи готовой к честному ответу («таким образом я смогу упросить его состряпать мне поросячий костюм из какого-нибудь барахла, что валяется в задней части фургона, и постараюсь избежать смерти, которая мне грозит оттого, что ты будешь меня бить «Полным собранием произведений Шекспира»»), Иви сказала просто:

— Мне так хочется.

— Хорошо. Подожди, пока я смогу остановиться.

— Остановиться? Да вот уже десять минут, как мы стоим без движения. — Иви открыла дверцу и выпрыгнула наружу. Когда она залезла назад и рассказала о своей проблеме Терри, он побледнел.

— Что-нибудь придумаем, — храбро заверил он, отбрасывая крышку плетеной корзины, содержащей мелочи для импровизаций — Посмотри! — Он извлек купальный костюм эпохи королей Эдуардов, сделанный из полосатого материала. Тот состоял из штанишек и маечки. — У поросенка ведь было полосатое тело?

— Да, но размер явно не поросячий, — сказала Иви.

— Сделаем лямочки. — Было ясно, что в кризисной ситуации Терри ведет себя как настоящий мужчина. Еще немного покопавшись, он извлек купальную шапочку и резиновые перчатки и торжественно потряс ими над головой.

— Извини. Это никак не подходит, — нахмурилась Иви.

— Мы срежем кончики пальцев, затем засунем перчатки в шапочку, и они будут совсем как поросячьи ушки! — Терри даже развеселился.

Но с Иви этого не произошло. Она уже пожалела, что впутала его в это дело.

— Не думаю, что из всего этого что-нибудь получится. Я буду глупо выглядеть. Может, просто сказать Саймону, что я забыла костюм?

Именно в этот момент Саймон проревел из окна:

— Эй вы, бездушные твари, двигайтесь же, в конце-то концов! Дайте дорогу артистам! Нет больше сил это выносить!

Иви схватилась за резиновую шапочку.

— И покрасим тебя в розовый цвет! — произнес торжественно Терри.

Нам всем известно, что Пух маленький и круглый, что Тигр большой и гибкий. Несмотря на это шестифутовый Саймон играл Пуха, а маленький, круглый Терри — Тигра. А все из-за того, что у Пуха было больше слов.

А что это были за слова! Программа «Детки! Привет!» видела проявление политкорректности в том, что Пуха никто не должен дразнить, хоть он и ест много меда.

Дразнить Пуха — предрассудок. Дом Пуха уже не располагался под корнями большого дуба. Он был устроен над уборочной машиной. Программа «Детки! Привет!» воспитывала урбанизированных детей — в этом был ее ужас. Тигр произносил длинную речь о зверском истреблении тигров и животных других видов, подвергающихся смертельной опасности. Не очень-то заботясь о настроении шестилеток, им тут же демонстрировали фотографии умерших зверей. Неудивительно, что следовавшая за этим веселая песенка Тигра обычно шла под аккомпанемент рыданий бедных деток.

Пятачок, что и говорить, казался феминизированной лесбиянкой. Вместо того чтобы бегать, пританцовывая, по всему лесу, он распространялся по поводу женской независимости и настаивал на том, что каждая женщина имеет право родить ребенка.

Когда они, наконец, прибыли в школу, на переодевание осталось всего несколько минут. Саймон быстро застегнул молнию на своем желтом меховом облачении и со своим монологом рванулся на сцену.

Терри натянул свою резиновую маску. На превращение Иви в Пятачка у них оставалось всего четыре минуты.

Краска попадала в глаза. Голова чесалась: резиновая шапочка оказалась какого-то детского размера и налезла с трудом.

— Твои ноги я тоже раскрашу. Для реалистичности, — сказал преисполненный энтузиазма Терри, присаживаясь на корточки.

— Реалистичности? — изумилась Иви. Купальник эпохи Эдуардов стянули ремешком, но все же он висел складками. Со сцены раздался сигнал, и она побежала.

Мередит смеялась не часто. Поначалу Иви даже не поняла, что означают булькающие звуки на другом конце провода.

— Что ж, дорогая, — выговорила, наконец, Мередит. — Тебя рассчитали, но ты это, похоже, чертовски заслужила.

Бинг никак не мог перестать хохотать. Нужно признать, что, рассказывая, она все еще стояла в поросячьем костюме.

— И ты вот так выбежала на сцену? Что же сделали детки?

— Большинство смеялись, некоторые визжали. — Она еще рассказала ему, что один маленький мальчик написал на пол, из опасения, что с Бингом может произойти то же самое.

— Ой, ну ты же вся в розовой краске! И эта резиновая шапочка, нахлобученная на макушке! — Из его глаз ручьями брызнули слезы.

Иви со злостью стянула шапочку.

— Краска застыла, как клей. Одно ухо отвалилось.

— И это уши! Держите меня! — Бинг снова расхохотался.

Публику пришлось выводить осторожно. Половина заливалась хохотом, половина — слезами.

Вытерев глаза, Бинг постарался сделать все, чтобы успокоить Иви.

— По крайней мере, ты получила реакцию зала. А разве не этого хотят все артисты?

Иви вздохнула.

— Но я не хотела, чтобы меня уволили.

Пока Иви успокаивалась в душе, Бинг открыл бутылку вина.

— Качество — не очень-то. Дешевое.

По разгоряченному лицу появившейся домовладелицы он понял: не стоит напоминать, что краска до конца не отмылась.

— Я заказал еще пиццу. Экстра. С большим количеством чеснока.

— Я не могу себе это позволить, — заявила несчастная Иви.

— Зато я могу, так что помолчи. — Бинг держал конверт. — Не думаю, что сейчас подходящий момент показывать тебе вот это, но необходимо посмотреть правде в глаза, милая.

— Что это такое? — Иви уставилась на листок бумаги. — Мне что-то не нравится. Похоже на счет.

— Это смета. Чтобы устранить протечку.

— Какую протечку? — взмолилась Иви. — Черт! Штука! У меня нет штуки. Где я ее возьму? Целую тысячу фунтов? Тысячу фунтов стерлингов? Как я могу себе позволить…

— Знаю. Штука. — Бинг прислонил стакан к ее губам. — Выпей. Сейчас тебе это необходимо. Поверь доктору Бингу.

Она немного успокоилась. По крайней мере смогла слушать.

— Я пригласил этих ребят, чтобы они составили нам смету, потому что на всей задней стене дома видны признаки сырости. Я не хотел тебя беспокоить, пока не выяснил все окончательно. Это, конечно, может подождать, но хуже всего обстоят дела в квартире Кэролайн.

— Милли! — сразу же сказала Иви.

— Точно. Для маленьких это вредно. Поэтому мы каким-то образом должны найти деньги. Мы — а не ты. Ты не должна это делать одна. — Бинг говорил это просто, укладывая при этом в сумку свою спортивную одежду.

Иви оценила его слова. И все-таки он был не прав. Это был ее дом, и ответственность лежала на ней. Она не могла принять от него никаких денег.

Уходя, Бинг остановился, чтобы лишний раз убедиться в совершенстве своего тела.

— Впрочем, имеет ли это такое уж большое значение? Ты ведь в следующую субботу обедаешь с Дэном.

Вот это был фокус. Иви снова смеялась.

Саша и Иви стояли в спальне Кэролайн. В ней были обои с ярким цветочным узором, что придавало комнате уютный и слегка старомодный вид. Обе они внимательно рассматривали на стене коричневое пятно неправильной формы. Обои около него отошли, и штукатурка на вид казалась влажной.

— Да, это протечка, — энергично кивала Саша.

— Это мы поняли, — ответила Кэролайн безучастно.

— С ней нужно что-то делать, — опять закивала Саша.

— Это мы тоже поняли, — мрачно отозвалась Иви.

— Она увеличивается, — сказала Кэролайн. — Раньше Милли спала в этом углу, но теперь мне приходится укладывать ее на диване. Она часто плачет по ночам.

У Иви раскалывалась голова. Всего лишь час тому назад ее уволили с работы, а сейчас она стоит здесь и выслушивает речь, которая очень похожа на обвинение. У Кэролайн это отлично получается — то ли из-за резкости высказываний, то ли из-за ее беспристрастного взгляда. Иви чувствовала себя задетой за живое. Она прекрасно понимала, что протечка — это Очень Плохая Вещь, и не было никакой необходимости повторять ей это сотни раз.

Однако Кэролайн еще не закончила:

— Милли стала часто кашлять.

Боже! Как у Диккенса.

Саша опять закивала:

— Может развиться туберкулез.

Иви смотрела на нее во все глаза, заклиная не продолжать. Но она продолжила:

— В этом, несомненно, повинен ши[15]. Это очень опасно.