Следователь постоял напротив Костика, посверлил его взглядом. Цыкнул языком и пригладил рукой длинный чуб. Высокий под два метра, светловолосый, в выцветшей гимнастёрке с жёлтой прямоугольной нашивкой на груди. На вид лет 25–30. Взгляд стальных глаз прямой, тяжёлый. Губы крепко сжаты.
— Александр Диденко, — представился парень и, не глядя, подхватил стоящий у двери стул. Широким шагом оказался у кровати. Сел, раскрыл папку. — Фамилия, имя, отчество, место и год рождения…
Формальности соблюли. И Диденко закинул ногу на ногу, смешно почесал карандашом за ухом.
— Ты выскочил из-за угла и что увидел?
— Трое у трупа стояли. Хотел сбежать незаметно, но меня увидели.
— А как ты определил, что там труп?
— Лежал странно. Рука вывернута неестественно, — Костик восстановил картинку встречи с бандитами. — Не шевелился и весь в крови.
— Почему не убежал назад?
— А там ещё один оказался, четвёртый.
— Четвёртый? Откуда четвёртый? Ничего не путаешь?
— Я видел его как тебя.
— Описать можешь? — заинтересовался Диденко.
— Среднего роста, невзрачный. Кепка надвинута на глаза. Одет был в чёрную куртку. Хотя нет, не куртка, а морская одёжка такая.
— Бушлат?
— Похоже. Всех описывать?
— Тех не надо. Одного ты грохнул, второго приложил хорошо. В больничке лежит с проломленным черепом. Третьего ребята еле догнали. Самый шустрый оказался. Даром, что прозвище Костыль. А ты здорово им наподдал! Молодец!
— И кого я убил? — осознание того, что убил человека не на войне, а в тылу и вот так — лицом к лицу, испортило настроение.
— Из Паштета знатный паштет сделал, — засмеялся Диденко. — Ты ему булыжником прямо в висок угодил. А этот Паштет, ох и много народу загубил. Ножом работал лихо. Куцему ты тоже приложил нехило. Между собой они что-то говорили о трупе, который ты увидел?
— Вроде нет, — Костик задумался. — При мне точно ничего не говорили.
— Ладно, распишись вот здесь, тёзка, — Диденко ткнул пальцем вниз листа. — Утруждать не буду больше.
— А почему тёзка? — удивился Костик.
— Ну, так, ты Александров, а я Александр, — парень весело засмеялся и протянул руку для пожатия.
Ладонь широкая жёсткая, чувствуется сила, но пожатие вышло щадящим. Видно Диденко понимал, что Костик ещё слаб. Расстались чуть ли не друзьями. А потом была перевязка. Костик прокусил губу, когда отдирали присохший бинт. И долго скрежетал зубами от нестерпимой боли. Рана постоянно кровила и не хотела заживать. Платон Сергеевич хмурился, но твердил, что всё хорошо.
Во время перевязки Костик старался сосредоточиться на образе Кати, но её лицо постоянно расплывалось и словно терялось в густом тумане. И только синие глаза смотрели сквозь завесу ласково и грустно. И, наверное, даже как-то виновато. Ему хотелось разогнать туманную завесу, он старался, но если заглушить боль более или менее получалось, то туман остался непосильной задачей.
— Как себя чувствуешь, Костя? — это Алевтина Петровна вошла не слышно в палату.
— Терпимо, — ответил Костик и постарался улыбнуться, вот только вышло не очень. — Алевтина Петровна, спасибо вам, что ночью утку вовремя подали, а то сам достать бы не смог.
— Ночью? — озадачилась санитарка. — Я не дежурила. И в палату к тебе, по словам охранника, никто не входил. Может, тебе привиделось или приснилось? Хотя утку я действительно выносила утром. И ещё подумала, как ты смог её достать и аккуратно вернуть на место? Ночью у тебя в палате никто не дежурит. Если только дежурная санитарка могла заглянуть? Но сторож твой говорит опять же, что никого не было. Загадки какие-то. Я хотела тебя спросить.
Алевтина Петровна поправила простынь, одеяло.
— Письмо Катюше написал? А то волнуется, наверное, девочка?
— Я забыл адрес взять, — покраснел Костик и потупился.
— Да как же так? — всплеснула руками Алевтина Петровна. — Цельную неделю провели вместе и забыли про адрес!
Костик после её слов расстроился. Понял, что может Катю вообще никогда не найти.
— Я не знаю как такое могло произойти. Неделя пролетела так быстро.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вот что, — остановила Костика Алевтина Петровна. — Я знаю, кто занимался приглашением артистов. Может у него остался адрес?
Костик сразу воспрял духом и с надеждой посмотрел на медсестру.
— Всё будет хорошо. Петровича прислать? А то оброс вон. И подстричься не мешает. Рану обрабатывали на голове, так выстригли дорожку.
— А я всё думаю, что не так у меня с причёской, — усмехнулся Костик.
Адреса Кати не оказалось, и Костик сильно расстроился. Даже отказался от ужина. Алевтина Петровна чуть ли не силком влила тёпленький бульон в ушедшего в себя Костика.
Он пытался вспомнить лицо Кати и не мог. Туман стоял густой стеной, за которой Костик чувствовал присутствие, но увидеть и дотянуться до девушки не выходило. Ко всему прочему появилась тревога. Хотелось верить, что с Катей всё в порядке, но как отогнать мрачные мысли?
Костик долго смотрел в потолок сквозь выступившие слёзы. Ему казалось, что он совсем не такой как все. Он другой — не счастливый. Попадание в прошлое, штрафбат, ранение, бандиты и теперь разлука с любимой девушкой. Словно все беды обрушились именно на него. Может, он просто никчёмный? И его из будущего выкинули в прошлое, чтобы не мешался? В основу молодёжки «Сибири» так и не попал, потому, как денег на бауэровское немецкое снаряжение у родителей не было. А ведь играл он намного лучше некоторых «игроков», экипированных очень дорого. Девушки не было. Это так. Да и хоккей стоял на первом месте всегда. Не до девушек было. Нет, ну нравились, конечно. Но чтобы дружить — нет. Как там родители?
Утром Костика перевели в общую палату. Кровать стояла у окна и если немного поднять подушку, то становилось видно небо. Майское голубое небо 1943 года…
Глава 12
О многом передумал Костик, пока валялся в госпитале. Многое переосмыслил. На что-то взглянул другим взглядом и под иным углом. От мальчишеской лихости, глупости и внезапного выверта сознания после попадания в прошлое, не осталось и следа. Эмоции поутихли. Ведь сколько событий произошло за то время, что он находится в чужом времени, не сосчитать. Порой их и вспомнить сложно.
Воспоминания о своём времени, о той, другой жизни, уже не давили тяжёлым страшным грузом. Остались только грусть и ностальгия.
Но всё это меркнет перед Катей! Что с ней, где она, почему не даёт о себе знать? Костик в бессилии сжимал кулаки, понимая, что что-то произошло. Да вот сделать он ничего не мог. Глупо, конечно, получилось, но уже сделанного не исправить. Взял бы адрес, то и сам смог бы написать! А так. Вдруг, она забыла, и будет думать, что передала адрес ему! Замкнутый круг! А ведь скоро выписка. Со дня на день. И непонятно, куда отправят. Обратно в свою часть или в другую. Водителем, в пехоту или ещё куда?
Как потом найти Катю? Есть, конечно, фамилия. Только сколько их в Москве Кать Ивановых? Немерено! То-то и оно. В мирное время сложно отыскать человека, а военное и подавно.
Шум в коридоре вырвал из рассуждений Костика и всех обитателей палаты. Голос показался знакомым.
— Мне надо! Как это не пустите? У меня срочное дело!
— Платон Сергеевич на операции!
— Я потом к нему зайду, а пока к Александрову!
— Вот потом и зайдёшь!
— Ну, мне надо с ним поговорить! Сейчас! Как не можете понять! Дело государственной важности!
— У тебя других дел не бывает!
— Так я не на сеновале это… Пусти!
— Платон Сергеевич не велел говорить до получения приказа! — женский голос не сдавался.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Юлечка! Милая и драгоценная! Всё уже решено!
— Приказ! Будет приказ — пропущу!
— Какая разница Платону Сергеевичу!
— Капитан госбезопасности не велел, — вдруг тише произнесла девушка, останавливая рослого Диденко в дверях. Этакая пигалица против Голиафа.
Нависший над ней Диденко озадаченно сделал назад.