И не только потому, что мне нужно убеждать опеку в своем интересе к дочери.
Я просто хочу.
— И о чем же вы разговаривали, — в мимике Кристины забавным образом смешивается некоторое облегчение, но все та же идиотская ревность, что является её основным недостатком, — что такого важного ты ей говорил, что было ужасно нужно хватать её за руки?
Ответ, в принципе, давно готов, самым выигрышным образом сформулирован, но выдать его в нужной интонации я не успеваю.
— Нет, нет, не надо мне показывать столик, меня уже ждут.
Голос Ольшанского — звонкий, энергичный, и — такой для меня сейчас неприятный, внезапно, раздается за моим плечом. Я снова оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Ник отмахивается от администратора, ловит мой взгляд — совершенно откровенно и очень пакостно ухмыляется, а потом — прямой наводкой шагает в сторону Вики.
Мои пальцы сами по себе стискиваются на первой попавшейся вилке…
В улыбке этого ублюдка мне мерещится сразу все, от: «Пошел ты, Ярослав Олегович», до клятвенного обещания обеспечить моей бывшей весь тот насыщенный эротический досуг, что не могу ей обеспечить я.
Хочу, Ольшанский это прекрасно понимает, но не могу.
А он может…
Тело — само скручивается в пружину, будто пытаясь донести до меня — самый удачный момент для удара — вот он, сейчас, когда мой враг проходит мимо.
Не напрягаться. Ни в коем случае нельзя напрягаться.
В конце концов, напротив меня сидит Крис и перед ней себя вот так зарывать мне не хочется.
Раскрутить себя обратно, расслабить пальцы, выпуская из рук вилку, заставить принять расслабленную позу, и самое главное — не смотреть, не смотреть в сторону окна — да еще и удержать спокойное выражение лица при этом…
Я сам не знаю, как это у меня получается.
Дело еще и в везении — Кристина сама отвлекается на Ольшанского, смотрит на то, как Ник приземляется за столик рядом с Викки, и только после этого поворачивается ко мне, с непонимающей гримаской на кукольном личике.
— Никогда не думала, что Ник может повестись на такую дешевку…
Дорогая, закрой рот, тебе так идет гораздо больше.
А я ведь должен быть с ней согласен…
Этот контраст эмоционального и скептичного — вот что сильнее всего выводит меня из себя. Я и вправду должен быть согласен с Кристиной. Ведь я-то цену Вике знаю. А мне настойчиво хочется встать из-за стола и вернуться на рабочее место.
Чтобы не видеть Вику и не тратить на Кристину свое время. С бабами мне везет так, будто на мне вся семейная ветровская удача взяла и закончилась. И ведь с Кристиной я не торопился, приглядывался, взвешивал… Были ведь и другие неплохие варианты.
— Думаешь, он повелся? — я скептически задираю бровь, изображая сомнения. Изображая, да… Но тут нужно начать хоть какой-то диалог.
Пусть вопрос и бессмысленный. Да, я знаю, что Ник очень даже «повелся». И кажется, попыткой обозначить Вику своей территорией я всего лишь положил начало активным боевым действиям.
— Ну, вытащил же он её на аудировании, — Кристина улыбается, будто что-то в её мыслях встает на своё место, — теперь понятно, почему он вдруг снизил планку.
Снизил ли?
Ведь в этой всей истории, начавшейся со случайной встречи у ресторана, моя бывшая сначала зацепила Эда, с его чертовым Гарвардом за плечами, который спокойно разговаривает на трех языках, помимо русского. И как бы я не хотел признавать за Викой хоть какие-то достоинства — Эд хорошо отличает посредственность от таланта. И если Козырь в кого вцепляется, — а он вцепился, это очевидно, — значит, он ощущает, что этот человек может принести ему деньги. И перспективу в Вике он видит явно дальше, чем в обычном, рядовом переводчике…
Для меня это ничерта хорошего не значит, на самом деле. Но, если бы не блажь Эда, я бы не узнал о Маше… Не вертись Титова в поле моего зрения, черта с два я бы поехал к ней хоть за чем-нибудь.
Пусть. Пока она нужна мне неподалеку, и условно-нормальные отношения с ней тоже нужны, пока официального установления за мной отцовских прав не произошло. Так и пусть будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Осталось только научиться не реагировать на то, что рядом с Викки постоянно трутся какие-то мужики. Это ведь неплохо, что они есть, все эти летящие на Титову мухи, это все пойдет в копилочку доказательств компрометирующего образа моей бывшей.
Кто же смотрится выигрышнее — преуспевающий юрист с невестой из хорошей семьи или Титова с её паршивым послужным списком, шатким материальным положением, сокрытым фактом рождения нашего с ней общего ребенка и двумя-тремя любовниками вместо нормального мужа?
Вот только…
Их трое… Или все-таки только двое?
Принципиальная разница, да…
Даже тому ублюдку у ресторана, что лез к Вике с «заей» и чересчур наглыми клешнями, я тогда чуть не дал по морде, хотя вот уж там-то с чего бы мне было вмешиваться? Но хотелось. Очень сильно хотелось. Чтоб не смел мять ладонями это платье, эту кожу, и особенно — эту женщину.
А уж сколько всего хорошего и радужного я желаю упрямому барану Ольшанскому… От этих мыслей хочется сложить большой костер, сжечь на нем Титову, а потом — сигануть в огонь следом. Потому что я уже и самому себе кажусь безнадежным в вопросе исцеления от одержимости этой ведьмой.
Есть ли хоть один шанс на наше совместное существование в одних координатах, чтобы я не хотел прикончить всякого, кому улыбаются эти наглые губы?
Занятное в настоящем — Вика и Ольшанский по отдельности вполне себе замечали остальной мир. Она поглядывала на нас с Кристиной, он — позволил себе издевательскую ухмылочку в мой адрес, но сейчас — сейчас они о чем-то шепчутся, низко склонив головы друг к дружке. И до нас им дела нет, будто мы исчерпали лимит их внимания.
Еще бы они мой лимит исчерпали…
— Ветров, ты что, завис? — в тоне Кристины прибавляется возмущенных ноток. — Вообще-то это ты меня на этот обед пригласил. Может, тебе стоило подойти с этим вопросом к своей бывшей, раз она так тебя занимает?
Все-таки заметила. И, ох, не вовремя её понесло в эту степь…
— Крис, прекрати, ты сама о них заговорила, — раздраженно выдыхаю я, практически принудительно фокусируясь на лице моей спутницы.
— То есть я еще и виновата? — совершенно ледяным шепотом бросает Кристина, скрещивая руки на груди. — Ты даже сейчас пялишься на неё. А я должна делать вид, что ничего не происходит?
Она все-таки это заметила и наш с ней разговор все-таки заносит в самое неприемлемое русло из всех возможных.
— Крис, успокойся и сядь. Пожалуйста, — сквозь зубы шиплю я.
За спиной Кристины Ольшанский склоняется к Викки — типа для того, чтобы помочь ей выбрать какое-то блюдо из меню, а на самом деле — чтобы вдохнуть запах её духов. Он настолько близко к ней наклонился, что еще чуть-чуть — и их можно будет штрафовать за непристойное поведение в общественном месте. А этот ублюдок даже жмурится от удовольствия, как будто гурман, предвкушающий, как будет смаковать это блюдо.
Мои пальцы, лежащие на колене, с озверением комкают тканевую салфетку. Еще чуть-чуть — и затрещит ткань
Ох, с каким удовольствием, я бы сейчас выписал Ольшанскому направление к стоматологу…
Мое лицо внезапно обжигает ледяной водой.
Что за?..
Когда промаргиваюсь, имею удовольствие лицезреть Кристину Лемешеву с пустым стаканом из-под воды в руке. Она заказывала эту воду как аперитив перед обедом… Ну и вот, пожалуйста, сейчас именно эта жидкость стекает мне под воротник. Волшебно. Спасибо, что не водка, дорогая!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я поднимаюсь на ноги, стирая салфеткой капли с подбородка и промакивая воду на галстуке.
Абсолютно беззвучно достаю из бокового кармана черную коробочку с кольцом, опускаю его ровно посередине стола.
— Вот это была тема нашего разговора, — едва слышно выдыхаю в лицо враз побелевшей Кристине, — вот это и тот факт, что у меня есть ребенок от бывшей жены, наличие которого нам надо учитывать в дальнейшей жизни.