Слава богу, никто не предлагает Ветрова… Мне, наверное, было б грустно, если бы у этого небожителя тут собралась секта поклонников. Пусть пасется где-нибудь в хвосте топа, а не на его вершине.
Последнее предложение своего задания я приканчиваю с подлинным зверством, а потом — первым делом дотягиваюсь до чашки с кофе, и залпом её выхлебываю. Кажется, у моего мозга было обезвоживание…
Ну, по крайней мере — от кофе моя жизнь становится светлее.
— Это был мой кофе, — замечает Алиса, смотрит на меня и ржет. Я — забавная клоунская рабочая лошадк? Ну и ладно, я все равно посмеюсь последней.
— А, тогда это мой? — я дотягиваюсь до второй чашки и опустошаю и её, а потом улыбаюсь сама. — Я возьму тебе другой. Только не вноси меня в расстрельный список.
— Да забей, — Алиса отмахивается и передергивает плечами, — а со списком — поздно, детка, ты там на самой верхней строчке отныне. Сожгу при первом же удобном случае.
Я собираю листы — обнаружив попутно, что я, оказывается, в своем немыслимом рабочем порыве заняла чуть ли не половину того столика, на котором мы умещаемся все вчетвером. А девочки вежливо разместили свои тарелки по краям и наблюдали за моим бардаком чуть ли не с умилением.
— Поражаюсь вашему мужеству, — я самокритично вздыхаю, — а если бы я захватила весь стол, вы бы тоже вытерпели?
— Ну, это вряд ли, — судя по выражению лица Наташи, в этом случае моей судьбе не позавидовал бы ни один японский самурай, сделавший себе харакири, — но ты, видимо, знала. Отличные инстинкты самосохранения, Викки, ставим пять.
Я с трудом ловлю себя на том, чтобы не замереть деревянным истуканчиком.
Просто слово.
Она же не знает…
— Просто Вика, окей? — моя улыбка выходит не очень-то естественной, но внезапно ставший нервным голос — спасает положение.
Боже, позорище какое… Восемь лет прошло, а для меня одна простая производная от моего имени до сих пор — как обухом по голове.
И движения сразу становятся неуклюжими, и жрать — снова перестает хотеться.
К счастью, это не выглядит настолько неадекватно, чтобы девчонки вдруг напрягались. Тем более, что внезапно выруливший откуда-то симпатичный парень, плюхнувшийся на стул рядом с Татьяной, всех отвлек на себя.
— Дамы, простите, я опоздал сегодня, — обаятельно улыбается это дивное виденье и плюхает свой подбородок Тане на плечо, — пришлось ездить в ювелирный, черт пойми куда. Еле успел.
— Это Тим, Танюшкин жених, — своим любимым тоном «суфлера-чемпиона» комментирует специально для меня Алиса, — работает у нас курьером. Вообще-то ездит по корпоративным нуждам, но шишки покрупнее гоняют его за чем только не лень.
— Ну нет, за резинками в аптеку меня еще не посылали.
Я без понятия, что там у этих людей в головах, сколько у них там двойных, тройных доньев, но одно я знаю точно — чувство юмора у них есть. Так что работать, если что, мне будет весело… Даже если недолго…
Меня немного попускает после «Викки» — этого ядерного оружия. До конца обеда двадцать минут. Я могу, в конце концов, пообедать?
Увы — стоит только придвинуть к себе тарелку с несчастным, уже почти плесневеющим без моего внимания салатиком, как в моей сумке начинает вовсю драть горло Беонсе. И кто там?
Мама?
Завуч?
Мой батюшка-космонавт вернулся наконец с освоения глубокого космоса?
Номер незнаком… Но звонящий более чем настырен.
Очень интересно, давно я не посылала никого из банков по известному адресу…
Значит — берем трубку, время поразвлекаться у меня вполне себе есть.
— Вика, — обломчик, абонент с незнакомого номера — Николай, я узнаю его по голосу. И он внезапно ко мне на ты? Куда мы успели пропить субординацию? Ладно, он мой шеф, ему можно. Прощу на первый раз.
Но, почему голос такой… встревоженный?
— Я вас слушаю, Николай Андреевич? — тоном ужасно ответственной сотрудницы возвещаю я.
— Скажи мне, что ты точно соблюдала регламент по информационной безопасности и оставила свое задание в сейфе, и тому есть свидетели, — пугающе спокойно просит меня Николай.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Эм-м-м… — я запинаюсь, а в душе — начинаю принюхиваться. Кажется, что-то горит…
Кажется, это — мой хвост…
— Вика! — в голосе у Николая все — и мольба, и напряжение, и давление авторитетом непосредственного руководства.
— Я… Нет, я этого не скажу… — тихонько выдыхаю я, отруливая подальше от столика с болтливыми девчонками, — я не убирала…
Николай с той стороны телефонной трубки изощренно чертыхается.
— Ну, тогда спускайся в отдел поскорее, — измученно требует он, — только по пути обязательно напиши завещание. Здесь Козырь. И он рвет и мечет.
Так и хочется сказать: "Вот, умеете вы, Николай Андреевич, взять и накрутить. Вот так, чтобы до нервяка, до трясущихся поджилок, до того, чтобы в лифте не с первого раза по нужной кнопке попасть".
Слава богу, еще девчонки за мной не увязываются, остаются в кафе — потому что по их расписанию у них еще обед. И они не готовы становиться адептками секты сознательных трудоголиков и перерабатывать за просто так — тоже.
А вот я не смогла вот так ответить недовольному шефу, тем более, что мне и так, кажется, прямо сейчас будут отрывать голову.
Но блин… Я же только закончить хотела. Побыстрее! Вот она — дурная привычка фрилансера, есть работа — делай работу «прям щас», пока глаза, пересохшие от напряжения, не выпадут из орбит, пока желудок не прилипнет к позвоночнику и не устанет плакаться ему на свою несправедливую, полную лишений жизнь.
Как-то надо приводить это в график, не таскать работу на обед, и — еще бы пережить это все.
В нашем отделе почти что пусто — реально нет таких придурковатых трудоголиков, что отказались бы от оплачиваемого компанией обеда. Лишь в одном кабинете я замечаю одного такого — но дрыхнущего на офисном диванчике в кабинете сисадмина нашего отдела. Не работающего.
Солдат спит — служба идет. Хотя, платят же в какой-то фирме компьютерщикам за то время, когда специалист отдыхает — то есть за безаварийную работу всех систем.
Эх, хотела бы я так же. Вот только в моем кабинете сиеста — тут тебе и Анджела Леонидовна, и Николай Андреевич, и Эдуард Александрович — хотя о присутствии последнего я узнаю еще на подходах, потому что он очень бодренько кого-то натягивает. На этот раз — не на японском, а на таком чистом и не очень цензурном английском, что у меня аж глаз дергаться начинает.
Нереальный мужик. И, кажется, знание языка полировал общением с его носителями. Это американский акцент или английский? Кажется, все-таки американский.
Нет, я в курсе, что бывают такие большие боссы, у которых в голове еще и финансовый калькулятор, и переводчик на три языка мира, но существование такого экземпляра в поле моего зрения — вот это реально заоблачная крутизна. Хотя… Чего я вообще ожидала от владельца настолько крупной корпорации? Что он будет сидеть на Ибице, пока его директора за него прибыль делят? Кажется, этот персонаж не из таких больших боссов. Этот сам держит руку на пульсе. У всего…
Но блин, нафига вот такая внезапная проверка посреди обеда. Он зашел узнать, как у меня дела с выполнением его задания? Неожиданно… Я-то думала в электронной форме сначала отчитаться.
При виде меня Эдуард Александрович очень красноречиво сатанеет лицом, и за три реплики обрывает диалог, пообещав перезвонить и продолжить свою расправу.
Он решил из меню проштрафившихся идиотов выбрать именно меня!
Спасите!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
А можно мне запросить политическое убежище где-нибудь в Китае?
— Виктория, у вас есть только один шанс на реабилитацию, — меж тем тоном уже подготовив мне приговор с медленной и мучительной казнью, сообщает мне Эдуард Александрович, — если вы мне прямо сейчас скажете, кому именно из сотрудников этого отдела вы сболтнули, что именно вы переводите.