а она сходила с ума от недосыпа. Тогда она впервые испугалась, что совершила ужасную ошибку, родив ребенка. Как она может быть мамой? Ведь у нее самой не было нормальной матери. Она не знала жизненных правил, не получила тех инструкций, что и все остальные. Кричащее маленькое существо у нее на руках было не просто незнакомцем – оно было чем-то
чужим. И в каком-то смысле остается таким до сих пор. Случалось, что Нине хотелось просто сбежать от всего. – Одну мою знакомую положили в «Сосны», – говорит она. – Я дружила с ее сыном, когда училась в школе. – Ясно. – Пауза. – У папы все в порядке?
– Да, все как обычно.
Ее радостный тон звучит ужасно фальшиво. Она бы тоже его презирала.
Щенок, который просто хочет, чтобы его любили.
Ты почти пускала слюни…
– Ничего нового насчет работы? – спрашивает Даниэль.
– Нет, пока нет. Но после лета все устроится, – обнадеживает Нина сына.
– О’кей. Мне пора.
Единственное – и к тому же постыдное – утешение Нины заключается в том, что, кажется, Маркус интересует Даниэля так же мало, как и она. Так что проблема, видимо, не только в ней.
– Спасибо, что позвонил.
Слишком требовательно.
– Конечно, – говорит Даниэль.
Вдруг он замолкает.
– Слушай, кстати… – начинает он.
– Да?
– Не обижайся, но будет гораздо лучше, если ты начнешь писать сообщения, а не оставлять их на автоответчике. На то, чтобы их прослушать, уходит уйма времени.
Юэль
– Хотите кофе? Воды? – предлагает Юэль, но риелтор с легкой улыбкой отказывается, открывает портфель, достает папку и кладет ее на кухонный стол.
Юэль садится напротив женщины. Понимает, что уже забыл, как ее зовут. Он пытается вспомнить адрес ее электронной почты, но тщетно. Риелтору за пятьдесят. Опрятно одетая, в темно-синем костюме, несмотря на жару. Похоже, она из тех, кто никогда не потеет.
Рядом мягко жужжит, медленно поворачиваясь из стороны в сторону, новый вентилятор, который Юэль купил в Кунгэльве. На столе подрагивают разложенные риелтором бумаги.
Женщина показывает похожие объекты, которые продала в этом районе. Юэль понимает, что ее задача – произвести на него впечатление, но правда в том, что он шокирован.
– В Стокгольме за эти деньги даже однушку не купишь, – говорит он и надеется, что эта фраза прозвучала шутливо.
– Конечно же нет, – произносит риелтор так, что Юэль осознает, что он сказал это с интонацией высокомерного жителя столицы.
– То есть… я знал, что многие дома пустуют, но думал, что… это все-таки большой участок. Две тысячи квадратных метров – это ведь немало?
– Ну… По крайней мере, он в хорошем состоянии. Если вам повезет, кого-нибудь он заинтересует, даже если покупатель не захочет оставлять дом.
Смысл сказанного доходит до Юэля не сразу.
– Вы хотите сказать, что дом могут снести?
Живя здесь, больше всего он хотел уехать отсюда. И все же эта мысль его огорчает.
– Для вас это стало бы проблемой? Честно говоря, я надеюсь найти покупателя, который ищет жилье на лето. Мы заметили, что таких в наших местах становится все больше. Поэтому очень хорошо, что дом выставлен на продажу именно сейчас. Сейчас многие находятся в поиске.
Юэль мотает головой:
– Я… нет, я не против.
– Хорошо, хорошо, – говорит риелтор, и Юэль задумывается, действительно ли ему принадлежало право вето в этом вопросе или женщина просто рада, что не придется иметь дело с эмоциями.
Риелтор облизывает палец и листает папку.
– Я получила данные из ведомства по земельным вопросам и землеустройству, – говорит она и отдает Юэлю один лист за другим.
Перед глазами мелькают слова вроде свидетельство о праве собственности, закладная и налогооблагаемая стоимость объекта недвижимости. Юэль в этом совсем не разбирается, надо бы задать вопросы, но вместо этого он кивает, словно все понимает.
– Сарай сейчас используется только как кладовая? – интересуется риелтор.
– Да.
– Хорошо, тогда все сходится, обычная налогооблагаемая стоимость…
Она протягивает визитку эксперта-оценщика на случай, если Юэль захочет провести предварительный осмотр. Список аукционных домов в Гётеборге, которые могут оценить домашнее имущество. Она открывает календарь в телефоне, и они договариваются, что фотограф приедет делать снимки в понедельник после Мидсоммара.
– Здесь все не так, как в Стокгольме. И слава Богу, скажу я вам. Мы не занимаемся предпродажной подготовкой дома и тому подобными вещами. Достаточно сделать легкую уборку, как перед приходом гостей.
Юэль снова кивает.
– А как насчет мамы? – спрашивает он. – Она не сможет каким-то образом остановить продажу?
– Нет-нет. Поскольку вы ее опекун, можете подписать агентский договор, а после продажи нам понадобится только одобрение опекунского совета муниципалитета. С этим никогда не возникает проблем.
– А мой брат? Ему надо как-то в этом участвовать?
– Если опекун вы, то нет.
– Он гораздо лучше разбирается в таких вопросах, – говорит Юэль. – Лучше бы этим занялся он.
Риелтор улыбается ничего не значащей улыбкой. Юэль бросает взгляд на агентский договор, который женщина положила сверху. Она его уже подписала, и теперь Юэль хотя бы видит, как ее зовут. Лена Нурдин. Рядом с ее подписью пунктирная линия с его именем и номером удостоверения личности. Может, стоило пригласить нескольких риелторов и сравнить то, что они скажут? Но насколько большой может быть разница, если цены настолько низкие? Он не хочет тратить на это время. Хочет только, чтобы все побыстрее закончилось. Хочет вернуть свою жизнь.
Юэль подписывает.
– Так, пожалуй, на этом все, – говорит Лена Нурдин. – Давайте пройдемся по дому.
Они обходят дом. Заглядывают в комнаты, которые кажутся на удивление мертвыми. Тело без души.
– Мы с мужем сейчас живем по ту сторону усадьбы, – говорит риелтор, пока они поднимаются по лестнице. – А дети ходят в школу в Иттербю… господи, как мы стареем…
Они заходят в комнату Юэля, и риелтор осматривается:
– Так вот где вы выросли. Красивый вид на холм… это плюс.
Женщина смотрит на плакаты. Пробегает взглядом по книжным полкам, где еще стоят издания Стивена Кинга и Дина Кунца восьмидесятых годов.
– Как видите, мама здесь ничего не меняла.
– Очень приятно это видеть, – улыбается риелтор. – Мне всегда было интересно, как выглядят комнаты моих одноклассников.
– В смысле? – не понимает Юэль.
А потом до него доходит. Он приглядывается. Видит, что неправильно прикинул возраст женщины. Вполне возможно, что они ровесники. Но он ее не узнает. Совсем.
– Наверное, во мне уже тогда жил маленький риелтор, – говорит Лена Нурдин, оборачиваясь к Юэлю. И тут доходит и до нее. – Да, пожалуй, меня нелегко узнать. Я была не из тех, кому требовалось внимание.