от собеседника немного невежливо, я вернулся на свой стул, до которого ушедшая от нас юная жрица смерти дотягивалась ногами, сидя на коленях подруги в порезанных штанах. Мы стали беседовать о разных вещах, хотя в основном об одних и тех же. Наши музыкальные предпочтения во многом совпадали; подруга в порезанных штанах достала телефон и стала включать на нем разные музыкальные произведения, я в основном одобрительно кивал, совершенно не лукавя. Когда мне надоело сидеть, я встал и немного походил по комнате, слушая композиции и комментируя их стоя, потом снов сел на стул, потом снова встал; рассказал подруге в порезанных штанах о музыкальном альбоме, который послушал совсем недавно, спустя несколько лет после того, как о нем услышал, она пластинку не то чтобы слышала, но имела представление об артисте. Я опять сел рядом с подругой в порезанных штанах, мы обсудили недавний сериал. Она вспомнила о еще одном музыкальном артисте, которого я знал только по имени, его творчество выпадало из основного круга ее и моих интересов; подруга в порезанных штанах включила несколько композиций подряд и показала то ли официальное, то ли любительское лирическое видео, где каждые двадцать секунд или и того меньше демонстрировалось одно и тоже; я честно сказал, что звучит хорошо и даже сделал пометку в каландре с напоминанием изучить творчество музыкального артиста более детально. Потом подруга в порезанных штанах еще немного рассказала мне о своем общежитии и о своих увлечениях. Я поинтересовался, можно ли будет обратиться к ней, если мне понадобится какая-нибудь картинка, которую я не смогу нарисовать самостоятельно. Подруга в порезанных штанах ответила, что запросто, а если ее помощи не хватит, она подскажет кого-нибудь другого. Разговаривая с подругой в порезанных штанах, я то смотрел на нее, то отворачивался, чувствуя, что ее немного смущает мое внимание, или мне просто казалось. Взглянув на часы, я узнал, что совсем скоро мне нужно будет просыпаться и идти на работу. Подруга в порезанных штанах как будто угадала мои мысли и вспомнила о том, что раннее утро скоро станет обычным. Я стал собираться; подруга в порезанных штанах призналась, что тоже не ожидала от минувшего вечера встреч с незнакомыми людьми. Когда я оделся, она спросила, не смогу ли я унести с собой пустые банки с бутылками. Я ответил, что легко. Пакета не нашлось, поэтому подруга в порезанных штанах сунула банки с бутылками мне прямо в руки, я без особых трудностей удержал их. Открыв мне дверь, подруга в порезанных штанах поблагодарила меня за посильную помощь и несильно, но искренне стукнула своим кулаком мой кулак, сжатый на горлышке прижатой к груди бутылки. Я попрощался с ней и вышел в подъезд; дверь за моей спиной осторожно захлопнулась. На улице было еще темно, как и всегда в этом время; отыскав мусорный бак, я избавился от поклажи и пошел к углу дома, чтобы узнать его адрес. Машина приехала совсем скоро; забираясь в душноватый салон, я напоследок оглянулся, чтобы лучше сохранить в памяти необычный дом, приютивший меня этой незапланированной ночью.
Придя на работу несколько часов спустя, я узнал, что случившееся мне не приснилось; состоявший из одного имени список моих виртуальных друзей пополнился еще двумя, с одинаковыми фамилиями. Я отправил контрольные сообщения на оба адреса. Подруга в порезанных штанах немного сбивчиво ответила мне ближе к середине дня; две другие серые галочки не изменили своего цвета, хоть я застал зеленый огонек, недолго горевший рядом с ними. Рисунки на руках я смывать не стал, решив, что буду ходить с ними до тех пор, пока они сами не сотрутся; стоя в спальне перед зеркалом, я даже подумал о том, не нарушить ли мне обет кожной непорочности, навсегда вшив в себя наследие минувшей ночи. На следующий день я снова вышел на связь с подругой в порезанных штанах, она продемонстрировала мне несколько своих работ, которым уже нашлось какое-то применение, я похвалил ее, отметив незаурядное чувство границ допустимого, и предложил оценить свои, состоящие из черных значков, нанесенных на белый фон, чтобы она поняла, может ли она что-то мне предложить; впрочем, нормального диалога снова не вышло, поскольку подруга в порезанных штанах отвечала мне крайне обрывисто и пропадала куда неожиданней, чем появлялась. В следующий выходной я отправился на прогулку, в наушниках играла дискография того самого артиста, чье имя я записал в календаре; я послушал все от начала до конца. Серые галочки так и не становились синими, хотя зеленый маяк горел время от времени. Я заранее поделился с подругой в порезанных штанах впечатлениями от прослушанной дискографии и стал ждать ее появления в зоне информационной досягаемости; появившись, она сообщила, что нашла средства для возобновления прерванной связи и что уже начала знакомиться с моими трудами. Мое сердце забилось сильнее, я понял, что жизнь неминуемо продолжается. Я написал подруге в порезанных штанах еще о чем-то, но ответа не получил ни на следующий день, ни через неделю. Теперь в моем телефоне было две пары серых галочек, которые иногда подсвечивались зеленым. Рисунки на моих предплечьях понемногу выцвели: никуда уже не смотрела почти исчезнувшими глазами мнительная кошка, глуповатая лягушка с точками вместо глаз утратила свое монументальное величие и стала совсем бесполой. Я вспомнил, что ночью в студии подруга в порезанных штанах упомянула грядущее культурное мероприятие, которое была не прочь посетить, как и я. Дождавшись судного дня, я прибыл по заранее проверенному адресу и долго всматривался в лица находившихся внутри вместе со мной людей, но не увидел ничего помимо незнакомых вещей, о которых не стоило и мечтать. Через несколько дней адресованные подруге в порезанных штанах серые галочки бесследно пропали вместе со всеми посланными ей и полученными от нее сообщениями. Исход был бы для меня более ясным, если бы вместе с ними пропали и другие серые галочки, чьего преображения я ждал с куда большей надеждой, но там лишь иногда появлялся зеленый огонек, прямоугольный или круглый. Я вспомнил, что портреты умерших людей тоже прибивают к надгробным обелискам в рамках схожих форм; огонек будто подглядывал за мной откуда-то издалека, откуда никто и ничто не возвращается. Виртуальные профили подруг были открытыми, но я не стал просить помощи у их знакомых, то ли посчитав это неприличным, то ли смирившись тайком от себя заранее и решив, что всему умирающему лучше умереть до конца. Я продолжал отрешенно наблюдать за зеленым огоньком, подмигивающим мне из-за серых галочек, привыкая к его