ни смелости не хватало. Он вообще всегда трусоват был: дружбой нашей держался, да дружками Совотовыми.
–Так что ж они ему не помогли? – спросила эльма, внимательно слушающая варщика.
Хм, – усмехнулся Касам. – Увести замужнюю, да ещё у кого-то из местных? За это Совота сам бы кой чего охальнику отрезал, и помощникам его все кости переломал, с этим у нас строго было. Это сейчас… – Касам досадливо махнул рукой.
–Не отвлекайся, барн Касам, – знахарь жадно слушал рассказ. Было видно, что хоть Кун и давно жил в кашеварне Одноухого, эту историю он слышал впервые.
–О чём я? Ааа… да, – продолжил Касам: – С Сияром Рыжеблуд всё-таки поговорил. Не знаю, чего уж он там спрашивал, да только посмеялся Сияр над ним, дал дружески щелбана и велел забыть. В общем, стала Рыжеблуда похоть грызть, но он её на люде не показывал, улыбаться, правда, реже стал. Раньше, как дурак, на любую хрень лыбился, а тут как отрезало. И с нами видеться почти перестал. Мы– то с Сияром считали, что его Совота так загонял – даже жалели парня. И вот как-то в один денёк прибежал он ко мне и говорит: «Я, Касам, узнал про одно место, там большая рыбина прячется, вроде как пай. Ты ведь о кашеварне мечтаешь: так вот если мы того пая словим, считай половину уже купил. Сам знаешь, сколько его мясо на торговищах стоит! Только вдвоём нам не совладать, а кого-то со стороны звать неохота, он же долю свою потребует. Давай Сияра кликнем, он свой – да и здоровый какой – по дружбе-то поможет, небось». Я ещё спросил его: «А ты как же? За просто так с нами поплывёшь?» А он мне: «Посмотри Касам: Сияр женат, ребёнка ждёт, у меня тоже дела хорошо идут – один ты у нас никак не пристроишься… Соглашайся, ну? Если в ночь отправимся, к утру уже до места доберёмся, споймаем пая, да назад. И времени немного потратишь, и при деньгах будешь». Ну и повёлся я.… На следующую ночь поплыли. Я дорогой всё спрашивал Рыжеблуда – откуда он про пая-то узнал? А Рыжеблуд только подмигивал: птица, мол, на хвосте принесла, не зря ж в доверенных хожу. Насчёт времени и правда не обманул, светило только-только поднималось, а мы уже у паева укрывища осматривались: место как место, дерево здоровущее к воде наклонилось, два его корня в реку залезли и между ними яма глубокая. По берегу кусты бранника густые и тихо так -даже в траве не шуршит никто, аж на душе муторно стало. И ещё я внимание обратил – рыба мелкая по близости не плещется, хотя место-то самое для неё кормовое. Не пай же так мелочь напугал, он же, как анопа речная, только водоросли жрёт.… Но отмахнулся я от мыслей этих, до сих пор себя за то корю. Только полез я, значит, на берег, плоскодонку к дереву привязать, слышу, как Рыжеблуд орёт Сияру: «Вот он, кидай закрючку!»
–Это снасть такая, вроде пики зазубренной на верёвке,– тихонько шепнул Кун, видя вопросительно поднятую бровь эльмы.
Касам даже не заметил, что его слушатели немного отвлеклись, так захватили его воспоминания:
–Слышу, за спиной плеск, как нырнул кто-то, и тут же опять вопль Рыжеблуда. Только вот орал он на этот раз от самого, что ни на есть, настоящего ужаса. Повернулся я, а там вот эта зверюга, – он указал на чучело,-башку на борт плоскодонки положила и вот её раскачивает. В башке закрючка торчит, Сияра не видно нигде, а Рыжеблуд уже и орать не может, хрипит только. Тут и я заорал, что было мочи. Рыжеблуд посмотрел на меня ошалевшими глазами, да за борт и свалился… В общем, не помню я, как в воду прыгнул, помню только, как что-то шершавое по моей щеке прошлось.…Очнулся на берегу: голова вся в крови и в песке. Присел кое-как, глаза разлепил и вижу: обломки нашей лодки, какие по берегу валяются, какие в воде, а между корнями в яме вот эта тварь бьётся, брызги аж до меня долетают. Но самое страшное, что нет рядом никого. Отполз я подальше, попытался подняться, да тут и вырубило меня…
–Куда ж все делись? И кто тебя из реки-то вытащил? Неужто Рыжеблуд? – захваченный рассказом Кун с нетерпением ждал ответа.
–Вот и я так по первости думал. Рыжеблуд говорил – не помнит он, кто кого спас. Очухался, мол, на берегу, я рядом – весь в кровище, а в браннике мужик какой-то со спущенными штанами стоит. Он его спросил, где тут ближайшее жильё, дал ему портки натянуть и вместе с ним за помощью побежал. Подняли они посёлок на ноги и назад на берег. Рыжеблуд, правда, с остальными не пошёл, мужик тот дорогу им показывал, а тут и я навстречу попался: иду, мол, руками размахиваю, кричу что-то, – Касам попытался незаметно смахнуть слезу.
Юллин сочувственно посмотрела на него:
–Да, говорил ты мне, что к реке теперь ни ногой. Понятно почему. Не пойму лишь, каким боком это к моему вопросу относится?
–К этому и веду, – отмахнулся Касам. – Провалялся я тогда больше двух месяцев. Рыжеблуд от меня не отходил, даже устроил в своём доме. Всё хотел выяснить, что ж я всё-таки помню…Сияра так и не нашли, а жизнь-то он нам спас. Успел он закрючку сому в голову всадить, поэтому тварь и не могла пасть толком захлопнуть, чего-то он там ей повредил. Жена его как узнала, так и грохнулась в обморок. Откачали её, а к вечеру она Детинушку и родила. Правда то, что она сознание теряла, на уме ребёнка сказалось – сами видите. Она потом ещё пять годов прожила, только болела всё.
–А что Рыжеблуд? – спросила эльма. – Он же вроде как увивался за ней?
–На кой она ему хворая, да ещё с придурком-дитём? – вопросом на вопрос ответил варщик. – Рыжеблуд тут же вид сделал, что и не было ничего… Странности позже начались. Для начала он меня к Совоте привёл, обсказал тому, что да, как и добился того, что разрешил старший мне взять в откуп кашеварню. Он мне и толлями помог, первый взнос заплатить – уж не знаю, где он такие деньги взял. Помогал и дальше: когда монетами, когда другим чем. Даже съездил в тот посёлок, откуда помощь привёл и выкупил вот это чучело. (Сом-то сдох, видать нырнуть хотел, да закрючкой, что из башки торчала, зацепился за что-то.) Но постепенно я стал