этого ничего не зависело. Люди моего поколения могут иногда жаловаться на сопровождение молодых ученых как на бессмысленную обязанность, но мой опыт подсказывает совсем обратное. Не помню, чтобы я обращался в издательство Кембриджского университета, но письмо Арчи Брауна от 2 мая 1980 года о том, что редколлегия решила «не публиковать диссертацию в виде книги», означает, что каким-то образом она туда попала. Как он об этом узнал – до сих пор для меня загадка. Браун, который начал работать в Колледже Св. Антония в 1971 году, также сообщил мне, что он стал редактором новой серии, издаваемой Макмилланом совместно с колледжем. «Хотя, очевидно, я не могу гарантировать положительный вердикт, – добавил он, – если вы хотите, чтобы мы рассмотрели возможность издания вашей диссертации в качестве книги в этой серии, не могли бы вы сразу же направить свой ответ по экспресс-почте?» В своем ответе несколько дней спустя я перечислил предполагаемые изменения и график готовности.
Я высоко оценил поддержку, которую я получил от Арчи Брауна, а затем от Майкла Казера, но процесс доводки книги до печати оказался более сложным, более медленным и менее удовлетворительным, чем ожидалось. Изменений было немного. Получив анонимные отзывы, я написал вступительную главу, которую в честь Е. П. Томпсона назвал «Русская промышленность и создание российской промышленной буржуазии». Между заключительной главой «Вызов революции» и эпилогом, где подводился итог того, что случилось с военно-промышленными комитетами после Октябрьской революции, я вставил заключение, где подчеркивал взаимно разрушительные результаты соперничества между царскими бюрократами, ревниво оберегающими свои полномочия, и «промышленной буржуазией», стремящейся превратить экономическое влияние в политическую власть. Как я утверждал в безупречно марксистских терминах:
Это не было вопросом безответственности или измены, в чем каждая сторона обвиняла другую как до, так и после революции. Государство не было «слепым», как утверждал Рябушинский незадолго до войны; оно был структурно и идеологически неспособно узаконить национальные буржуазные интересы. Люди также не были «осиротевшими». Их все более не устраивало правление их «маленького отца», но, добившись его падения, они отказались принять буржуазию в качестве своего законного представителя [Siegelbaum 1975: 212].
Несомненно, я мог бы внести более обширные изменения. Ханс Роггер, профессор истории в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, с которым я познакомился, когда он вел семестр в Колледже Св. Антония, считал, что мне следует «расширить книгу, чтобы сделать ее более общим исследованием экономической мобилизации в России… и политики военных лет». Жалею ли я, что не воспользовался советом Ханса? Да, но нетерпение, присущее моей природе, особенно в юности, помешало спокойно его обдумать. Мне также не хватало свободного доступа к дополнительным источникам, я уже приступил к другого рода исследованиям, и поэтому сомневался, что смогу это осуществить. По настоянию Макмиллана я договорился о совместной публикации с издательством «St. Martins Press» в Соединенных Штатах и в установленном порядке, в марте 1982 года, получил предложенный Макмилланом контракт. Каково было мое удивление, когда контракт ограничил объем работы «не более чем 256 страницами». Это было намного меньше, чем я предполагал. Я сразу же позвонил редактору Тиму Фармилоу и получил заверение, что, после обсуждения этого вопроса «с руководителем производства, мистером Бэйсом, в данных обстоятельствах» они готовы «увеличить объем с 256 до 320 печатных страниц». Затем возникли технические проблемы: различия американского и британского правописания; отсутствие подходящего шрифтоносителя для «текстопроцессорного оборудования для изготовления оригинал-макета» и другие проблемы, которые сейчас кажутся анахронизмом. На письме, полученном от Бэйса 18 июня 1982 года, я написал: «Исправления получены. Отправим 25.02.83 или около того». В своей биографии Э. X. Карра Джонатан Хэслем сообщает, что Карр завершил рукопись своей книги «Романтические изгнанники» к Рождеству 1932 года, отправил ее в издательство «Gol-lancz» 20 января 1933 года и получил печатную копию 27 марта того же года. Следующая книга Карра, биография Маркса, издавалась с такой же, если не более впечатляющей, быстротой: «К началу марта 1934 года появилась первая редактура биографии Маркса; и с быстротой, которая даже сейчас, с современными высокими технологиями, показалась бы издателям невозможной, книга появилась на прилавках в мае» [Haslam 1999: 52, 55]. «Сейчас» у Хэслема означает конец 1990-х. Моя книга дошла до меня не в феврале, а в октябре 1983 года, через два месяца после того, как я покинул Австралию. Мое нетерпение и разочарование задержкой видны из черновика письма в издательство Макмиллана:
К сожалению, я вынужден снова обратиться к вам. Прошу сообщить, когда я получу авторскую копию моей книги, и дату ее публикации [затем предложение вычеркнуто с последующим многоточием]. Многочисленные задержки, которые были связаны с выпуском книги, доставляют мне значительные душевные страдания и в настоящее время служат причиной профессиональных проблем. Не думаю, что мои требования к издательству чрезмерны, и, если вас вообще беспокоит доброе имя «Макмиллана», прошу сделать все возможное для ускорения решения данного вопроса.
Когда после всей этой мороки в один из октябрьских дней 1983 года я наконец взял в руки готовый к печати авторский экземпляр в красном цельнотканевом переплете, то почувствовал скорее облегчение, чем удовлетворение.
Тридцать пять лет спустя трудно судить, был ли мой опыт типичным для тогдашней неразберихи с научными публикациями, хотя подозреваю, что это так и есть. Конечно, я преувеличивал, написав, что задержка публикации вызвала «профессиональные проблемы». В отличие от многих молодых профессоров в Соединенных Штатах, моя работа, то есть срок пребывания в должности, не зависела от наличия «на руках» книги. В Ла Троба еще за год до выхода книги я уже продвинулся до старшего лектора, что соответствует доценту в американской системе. Тот факт, что свои письма я адресовал безликим «бриттам», может отчасти объяснить мой воинственный тон, причем воинственность эта подогревалась моим нью-йоркским радикализмом и тем, что я к тому времени семь лет провел в Австралии и привык к непреходящему чувству обиды по отношению к бывшим колониалистам. Но это, конечно, не оправдывает грубость.
У меня сохранилось семь рецензий на книгу. В «Russian Review» написали, что она «хорошо написана», вносит «реальный вклад», но грешит «неспособностью развить определенные темы» и отличается «довольно узким пониманием политических событий и проблем». В рецензии также утверждалось, что в книге экономические, политические и социальные аспекты мобилизации рассматриваются «слишком разрозненно». Рецензент в «American Historical Review» писал: «К сожалению, недостаточно разработаны описание и анализ их роли в Февральской революции». Журнал «Technology and Culture» описывал книгу как «увлекательную», но сожалел по тому поводу, что «целесообразно было бы больше внимания уделить <…> усилиям по послевоенному восстановлению». Как и в отношении многих других