Читать интересную книгу Прикладная метафизика - Александр Секацкий

Консервативное, традиционное, запоминаемое, накопленное и отложенное — суть некротенденции, заглушающие голос крови. Однако культивирование этих тенденций, их укоренение в социуме оставляет все меньше возможностей для прорывов вампирической сверхвитальности.

Как уже было отмечено, одним из важнейших субститутов крови является вино: нельзя не обратить внимания на достаточно строгую альтернативность вампиризма и употребления алкоголя. Будучи медиатором измененных состояний сознания и симулякром спонтанного единения, алкоголь в известном смысле выполняет функцию кровезаменителя, предохраняя социум от вспышек «истинного вампиризма»[28].

Амбивалентную и не до конца выясненную роль играет один из самых фундаментальных институтов культуры — ритуал жертвоприношения. Рене Жирар, его авторитетный исследователь, трактует жертвоприношение как самый эффективный и распространенный способ предотвратить свободную циркуляцию и расширенное воспроизводство насилия в обществе: правильно выбранная жертва становится громоотводом, принимающим на себя разноименные заряды насилия[29]. Однако, если даже судить по приведенным у Жирара фактам, этот древнейший ритуал успешно используется и для синтеза ситуативных вампирионов — как некий аналог современной всеобщей военной мобилизации[30].

Брахманы и кшатрии

На важнейшей функции коллективных жертвоприношений следует остановиться подробнее. Как бы ни был консолидирован социум и сколь бы эффективно ни осуществлялся сброс насилия, время от времени требуется переводить его в аварийный режим войны. Не только цивилизация, но и простое племенное объединение, манкирующее ресурсом сверхвитальности, долго не продержатся. Они будут сметены воинами Ярости, объединенными в вампирион (в братство крови) суперанималами соседних племен.

Конечно же, создатели и хранители устоев (консерваторы) вполне могли бы выразить свое кредо строками Пушкина:

Два чувства дарят сердцу пищу,Два чувства равно близки нам:Любовь к родному пепелищу,Любовь к отеческим гробам.

Но ни решительное предпочтение жареного сырому, ни облагороженная некрофилия не способны активизировать в обществе аварийный режим сверхмобилизации. Начиная с позднего палеолита, перед человеческим сообществом все время вставала одна и та же задача: создать управляемого, «ручного» Носферату, который мог бы и «врага съесть» и, когда потребуется, своевременно на кол сесть. Это была типичная idee fixe, отвергнутая в конце концов поздними всецело гарлическими цивилизациями, пошедшими по пути конструирования стационарных машин войны и сделавшими упор на технику, а не на суперанимацию.

Судя по всему, в свое время был найден некий приемлемый вариант, свидетельством чему и являются смутные предания о графе Дракуле и другие подобные истории. Есть основания полагать, что ритуалы жертвоприношения представляли собой сложнейшие реакторы многоцелевого назначения — в частности, генерирование зова бытия в модуляции голоса крови оставалось одной из важнейших задач. «Заведующие реакторами», а по совместительству и распорядители других ритуалов, именовались по-разному — жрецами, шаманами, брахманами, — и понятно, что ответственность на них лежала не меньшая, чем на конструкторах и руководителях современных ядерных объектов.

В индуистской иерархии воины-кшатрии шли после брахманов именно потому, что в некотором смысле были их порождением, по крайней мере, в части отваги и неистовства. Прерывать опасную работу было нельзя, и поэтому столь важную роль играли правила «ритуальной чистоты» (техники безопасности). Нашествия «варваров» повторялись регулярно, и главная характеристика варваров, даваемая всеми летописцами ранних цивилизаций, — кровожадность. Видимо, в этих протосоциумах, лишенных элементарных гарлических предосторожностей, реакторы работали почти безостановочно, причем реакцию синтеза запускал не посвященный (обладающий «допуском» специалист), а какой-нибудь упырь-уполномоченный…

Тем не менее практика замещающих жертв постепенно вытесняла трансляцию голоса крови: преодолеть несовместимость актуальных вампирионов (т. е. находящихся в активированном режиме сверхжизни) и сообществ неоантропов оказалось невозможным. Вампиризм в чистом виде не вписывается ни в какие структуры человеческого общежития. Его последней позитивной «миссией» оказалось уничтожение столь же «чистых» некрофагов, однозначно предпочитавших протухшее свежему. После чего, как уже было сказано, конфликт отцов и детей несколько потерял свою остроту.

Степени присутствия

Итак, в ходе социогенеза вампиризм в форме его максимальной кровожадности был подавлен. Но теневое присутствие и некоторые другие формы инобытия вампира сохранились. Сверхвитальная составляющая внесла свой вклад в важнейшие экзистенциальные проекты человечества, в психологию масс и даже в структуры рефлексии. Степени присутствия вампирического начала столь разнообразны, что их трудно отследить, даже пользуясь вампиром как инструментом (оптическим и транспортным средством).

Во-первых, множество социальных институтов и психологических установок могут быть поняты (по крайней мере по своему происхождению) лишь как противовампирические устройства — гарлические предосторожности. Часть из них мы уже рассмотрели.

Во-вторых. Хотя все уцелевшие цивилизации являются гарлическими в своей основе, но степени подавления вампиризма и формы его остаточного присутствия весьма различны. Возьмем две соседние, почти родственные цивилизации — китайскую и японскую. Уже различия в их кухне нам могут многое сказать. Китайцы — великие мастера всего приготовленного — страстные поклонники жареного, вареного, консервированного и даже протухшего (знаменитые яйца по-китайски). Они же известные приверженцы гарлических специй, включая собственно чеснок. Японцы, напротив, предпочитают сырое, полусырое и минимально приготовленное — идеалом питания здесь служит как раз натуральный продукт.

Трехтысячелетняя история Поднебесной прочно опирается на почитание предков и выделяется детально разработанным искусством захоронений и перезахоронений (согласно Дж. Нидэму, изобретенный китайцами компас первоначально использовался исключительно для обслуживания нужд покойников)[31], искусством хранить, помнить, коллекционировать. Налицо некрофильские тенденции и повышенные гарлические предосторожности.

Не менее славная цивилизация Японии отличается все же другими особенностями — школами единоборств и воинских искусств, кровавыми ритуалами сеппуку — наряду с возвышенно-утонченными техниками созерцания[32].

Ясно, что по шкале «некрофилия — суперанимация» два родственных народа достаточно далеко отстоят друг от друга. И все же перед нами, безусловно, гарлические цивилизации (других цивилизаций, впрочем, быть и не может), обуздавшие запредельную кровожадность, сплоченные ритуалами и символами, а не зовом штормящего Океаноса. И хотя степени блокировки зова различны, на сути дела это не сказывается. Подобные же различия существуют, например, между вьетнамцами и их соседями кхмерами[33].

Далее. Христианская традиция всегда выделялась из ряда вон выходящим некрофильством (и, соответственно, антивампиризмом). Культ мощей по своей роли сравним только с египетским. Различия между Ветхим и Новым Заветом, не устававшим провозглашать, что «Я есть Бог живых, а не мертвых», бросаются, конечно, в глаза, но они не касаются народных основ культа и глубинной эсхатологии[34]. Учение Николая Федорова о воскрешении отцов можно рассматривать как апофеоз «консерватизма» и традиционализма, хотя в силу своей предельной высказанности оно не имеет аналогов ни в мифологии, ни в традиции мысли. Человечество Федорова напоминает детей, увлеченно и сосредоточенно играющих в грандиозной песочнице, делая куличики. Только вместо песка — прах умерших, вместо формочек — их косточки, а вместо куличиков — трупы, готовые к анимации. Ирония судьбы состоит в том, что воскрешение сразу всех предков с новой силой возобновило бы конфликт отцов и дедов — самый непримиримый антагонизм не только в истории, но, может быть, и в природе вообще.

Особенно ярко в христианстве выражена вторичная некрофилия, связанная с оппозицией натуральное — консервированное. Речь идет не только о принципе нетленности мощей, необходимом для канонизации, но и об отношении к реликвиям (что в переводе с латыни означает одновременно и «остатки», и «останки»). Святые покровительствовали многим чаяниям человеческим, но вот что они предвещали напрямую, так это грядущие успехи консервной промышленности. Тем не менее даже такая система сдержек и противовесов не смогла изгладить все составляющие вампиризма. На протяжении всей европейской истории фиксировались спорадические попытки синтеза вампирионов (достаточно вспомнить графа де Пейрака), встречались и научные попытки обрести бессмертие через хорошо забытое старое[35]. Отсвет вампирической оптики блеснул и в построениях западноевропейской метафизики — но к этому мы еще вернемся.