нас дома тоже всегда много народу за стол садится.
И всех приглашает к обеду.
Все пируют, веселятся, хвалят своего нового друга: он и краше всех, и умнее всех, и поёт лучше всех, и пляшет! А тот уши развесил и рад. Каждому слову верит.
И пошла у него с той поры развесёлая жизнь. Что ни день — пир горою. Днём пьянствует, ночью в кости играет на деньги. А сам думает: «Глупый я, глупый: сидел до сих пор дома и не знал даже, что на свете бывают такие славные да весёлые люди!»
Но вот в один прекрасный день сунул младший сын руку за пазуху, вынул платок, развернул его, а в платке ничего нет. Все потратил. «Ну, ничего, — думает. — Зато у меня много друзей. То я их кормил, а теперь они меня кормить будут».
А дружки-товарищи, как увидели, что с него больше взять нечего, так все и разбежались. Словно их никогда и не было.
Младший сын погоревал-погоревал и пошёл шапку свою продавать. На те деньги хозяин постоялого двора три дня его кормил. На четвёртый говорит:
— Давай ещё денег. У нас даром не кормят.
Младший сын говорит:
— Денег у меня нет. На, возьми мое седло.
Хозяин седло взял и за это кормил его ещё три дня. Потом младший сын отдал хозяину рубаху шёлковую, кушак, уздечку. Всё, что мог, отдал, и наконец уже ничего не осталось.
Хозяин говорит:
— Давай коня. Всё равно тебе его не прокормить — одна обуза. Да и без седла куда поедешь! Продашь коня — так и быть, живи у меня ещё месяц.
Пошёл младший сын в конюшню с конём прощаться. Поцеловал его между ушами и заплакал. Вот когда припомнился ему родной дом! «Как-то там, — думает, — отец? Как брат? Здоровы ли? Вспоминают ли когда? И зачем только я от них ушел?»
А возвращаться стыдно.
И побрёл младший сын, без шапки, босой, искать себе заработка. Толкнулся в один дом, спрашивает:
— Нужен вам работник?
— Нужен, — отвечают. — Шить умеешь?
— Нет, не умею.
— Тогда не нужен.
Пошёл в другой.
— Работник требуется?
— Очень даже требуется, — говорят. — Семья у нас большая, а стряпать некому. Будешь у нас за повара.
А он говорит:
— А я стряпать не умею.
— Тогда прощай!
В третьи ворота стучится. Там дом строят, рук не хватает. Обрадовались ему, говорят:
— Иди к нам плотничать!
А он никогда и топора в руках не держал.
И всюду его спрашивали, что он умеет делать. А он ничего не умеет.
Наконец пришёл к одному человеку, тот ему и говорит:
— Ну что ж, если ты ничего не умеешь, придётся тебе свиней пасти.
И младший сын остался у этого человека свинопасом.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Приключился в той стране неурожай, и наступил голод. Хозяин говорит:
— Мы тебя кормить больше не можем. Сами еле перебиваемся. А жить — живи у нас, если хочешь.
Остался у хозяина — куда он пойдёт? И подъедал за свиньями отруби в корыте.
Горько стало ему! И всё чаще дом родной вспоминается.
«Там, у отца, думает, последний работник ест вволю, а я здесь должен с голоду пропадать! Пойду-ка я лучше к нему, повинюсь. «Простить ты меня не простишь, — скажу ему, — но возьми меня к себе в работники. Я хоть сыт буду, и около тебя».
Подумал так и стал к родной стороне пробираться. Оттуда-то он как ветер мчался на коне! А обратно ползёт еле-еле: сил мало, изголодался весь, иззяб. Посчастливится орешков соберёт в лесу или ягод. А то у добрых людей хлеба попросит.
Так и дошел до родных мест. И чем ближе к дому, тем ему страшнее. Как-то встретит его отец? А вдруг с глаз долой прогонит и не захочет даже выслушать? Задумался он об этом, смотрит — а вдали родной дом. Ближе, ближе подходит к дому, а там какой-то старик на пороге. Старик этот его отец. Он сразу признал своего сына и кинулся ему навстречу.
Сын упал перед ним на колени и заплакал:
— Отец, отец! Зачем я не послушался тебя? Зачем бросил дом родной и ушёл на чужбину? Деньги твои я все промотал, а потом скитался и маялся. Простить ты меня не можешь, я знаю, но возьми меня к себе хоть в работники.
Но отец поднял его с колен и поцеловал.
— Разве ты забыл, что я твой отец, а ты мой сын? Как могу я тебя не простить? Да, ты виноват, но ты воротился, раскаялся. Идем же в дом скорее и забудем все горести!
И громким голосом крикнул работникам:
— Сын мой вернулся! Несите самые лучшие одежды! А к ужину зажарьте самого лучшего телёнка!
И созвал полный дом гостей, и стали они пировать.
А старший сын идёт с поля и слышит громкие голоса, смех, песни. Подзывает работника и спрашивает:
— По какому случаю в доме моего отца пирование?
Работник ему говорит:
— Вернулся твой младший брат, и хозяин велел в его честь зажарить самого лучшего телёнка.
Обидно показалось старшему, что так встречают его брата. «Что же это такое? — думает. — Я всю жизнь при отце, пасу его стада, поля его возделываю, старость его утешаю. А брат мой гулял по свету да деньги отцовские тратил. В его честь пир устраивают, гостей созвали, а про меня отец и не вспомнит! Не пойду к ним!»
Но тут отец сам к нему вышел, взял его за руку и сказал:
— Идём же скорее! Ты видишь, какая у нас радость? Твой брат пропадал и нашёлся. Ведь мы думали: он умер, а он здесь, живой!
И старший брат вошёл в дом, увидел младшего и не узнал его: такой он стал худой да бледный.
— Видно, хлебнул ты горя, — сказал он, обнял брата и сел с ним рядом.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀
⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Вместо послесловия
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В середине шестидесятых годов я стал получать такие телеграммы: «Приналягте на Давида. Ваш Чуковский». Завершалась, и как всегда срочно, работа над книгой «Вавилонская башня». Художник А. Фейнберг уже сдал в Детгиз красивые иллюстрации, и там с нетерпением ждали, когда же наш авторский коллектив поставит последнюю точку. Ждал директор Детгиза К. Ф. Пискунов, пылко любивший поэзию, ждал главный редактор В. Г. Компаниец.