— Мне очень жаль, — тихо сказала Рэй. — Это, наверное, отвратительно — делить свой день рождения с таким ужасным воспоминанием.
— Честно говоря, — рассмеялся я, борясь с собой, — это не первое ужасное воспоминание. Но это определенно худшее, и да, это действительно отстой.
Рэй сжала руки в кулаки, прежде чем пролепетать:
— Ты действительно его убил?
Она тут же покачала головой и быстро повернулась на каблуке, снова повернувшись лицом к раковине.
— Знаешь что? Нет, неважно. Не отвечай.
Я сглотнул, позволяя войне начаться в моей голове. Я знал Рэй и Ноя всего несколько недель. Они были моими единственными друзьями в городе, и мне нравилась наша связь, которая, казалось, строилась на честности и отсутствии осуждения. Но признание, подобное этому, было тяжелым. Оно могло быть одновременно разрушительным и освобождающим, и что мне делать, если единственные друзья, которых я обрел, решат, что больше не хотят меня знать? Что мне тогда делать?
«Я не мог ожидать, что ей — или кому-либо — будет все равно, но что, если она просто смирится с этим?»
«Или она могла бы просто поискать мое чертово имя и выяснить это сама».
«Но разве не лучше было бы услышать это от меня?»
И с этой мыслью я со свистом выпустил воздух из легких и, убедившись, что мой голос звучит тихо — слишком тихо, чтобы Ной мог его услышать, — сказал:
— Его смерть была результатом того, что я сделал, но, нет, я не убивал его намеренно.
Рэй отвернулась от раковины и подняла на меня свой зеленый взгляд. Ее глаза были такими добрыми, такими яркими, и я готов был поклясться, что знал их откуда-то, но не мог понять, откуда.
— Значит, ты на самом деле не убийца?
Я покачал головой.
— Несмотря на то, что некоторые люди хотят в это верить, нет, я не убийца.
Рэй глубоко выдохнула, ее щеки окрасились в глубокий цвет с намеком на смущение, когда та кивнула.
— Вообще-то я это знала. Погуглила о тебе некоторое время назад. И знала, что ты был осужден за непредумышленное убийство, но… ты знаешь… люди скрывают такие вещи, и…
— Не в этом случае, — сказал я ей, ободряюще улыбнувшись.
— Но все равно странно, что парень, который кого-то убил, стоит у меня на кухне, — обвела взглядом небольшую комнату Рэй, а затем снова опустила глаза на меня. — Кажется, что должно быть страшнее.
Я скрестил руки на груди и ухмыльнулся.
— Ты хочешь сказать, что я тебя не пугаю?
— Ну, а ты хочешь причинить мне боль? — спросила она почти с вызовом.
Я покачал головой.
— Нет. Я не хочу никому причинять боль.
— Значит, нет, ты меня не пугаешь.
Я прищурился и попытался заглянуть в свое прошлое, в то время как дежа вю пронеслось по мне, как чертов товарный поезд. Где я уже имел подобный обмен мнениями? И почему не мог вспомнить, если этот момент казался мне таким знакомым?
Рэй достала из холодильника коробку и открыла ее, обнародовав торт идеального размера для троих. Вид его вызвал у меня те же эмоции, что и год назад, когда Гарри подарил мне кусок пиццы на мой тридцатый день рождения.
«Боже, это было всего год назад?»
Меня вдруг осенило, что такие парни, как я, могут быть окружены хорошими людьми. Людьми, не связанными кровным родством. Людьми, которые сделали выбор, чтобы узнать меня и полюбить меня, просто за то, что я был самим собой, несмотря на все то дерьмо, за которое меня осудили.
— Ты в порядке? — спросила Рэй, глядя на меня с беспокойством.
Осознав, что мои глаза начали слезиться, я прочистил горло и сморгнул их.
— Да, — сказал я, кивнув. — Все в порядке.
— Хорошо, — сказала она с улыбкой и позвала Ноя обратно за стол.
Они спели «С днем рождения», и мы съели торт, который был восхитителен. После этого Ною и мне пора было ложиться спать, а еще мне нужно было кормить кота. Поэтому я пожелал им обоим спокойной ночи и отсчитал тринадцать шагов между ее домом и моим, зная, что это, несомненно, была очень, очень хорошая ночь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
МОНСТР ПО СОСЕДСТВУ
Постепенно трейлер стал больше походить на дом и меньше на разрушенную развалюху.
С каждой зарплатой я покупал что-нибудь еще, чтобы помочь ремонту — банку краски здесь, ковер там. У миссис Хендерсон я приобрел диван, а у другой дочери Гарри, Памелы, — старый журнальный столик. Однажды, возвращаясь домой, я обнаружил на обочине дороги несколько совершенно замечательных ламп, а в другой раз — вполне приличный обеденный стол, который нужно было лишь немного отшлифовать и покрасить.
После нескольких месяцев работы в «Фиш Маркете» я накопил достаточно денег, чтобы купить себе настоящий матрас. И вот так спальня стала больше похожа на то, чем она должна была быть, и меньше — на подземелье.
Не стоило и говорить, что из всего, чего добился в жизни — я имею в виду, хорошего, — этим я гордился больше всего.
К марту интерьер выглядел вполне прилично. Не до конца, конечно, — кухня все еще отчаянно нуждалась в капитальном ремонте с ее дерьмово-коричневыми шкафчиками и отслаивающейся столешницей «Формика», — но как дом он был вполне пригоден. А поскольку снег начал таять и дни стали теплыми, решил, что пора начать планировать, что я буду делать снаружи.
У Ноя тоже были идеи.
— У тебя должен быть огород, — заявил он, когда мы вместе стояли на улице, оценивая внешний вид трейлера и то немногое, что у меня было для работы. — Мама всегда хотела иметь огород, но у нее не было времени.
— Так почему же он должен быть у меня? — спросил я, хотя и был с ним согласен.
Мне нравилось заниматься садоводством, когда я был в «Уэйуорде», и идея выращивать свою собственную еду звучала лучше, чем платить за нее.
Говард любил поднимать цены на продукты — скорее всего для того, чтобы финансировать пристрастие своей жены к модной одежде и сумочкам, — а я зарабатывал недостаточно денег, чтобы регулярно удовлетворять свою потребность в свежих овощах.
— Потому что я люблю помидоры, — просто ответил Ной.
Я скрестил руки на груди и посмотрел на него, приподняв бровь.
— Итак, давай разберемся. Ты хочешь, чтобы у меня был огород, потому что тебе нравятся помидоры.
Ной кивнул и засунул руки в карманы джинсов.
— Ага.
— И что я получу от этой сделки?
— Думаю, ты тоже можешь съесть немного, если хочешь.
— О, хорошо, — сказал я, весело фыркнув. — Конечно. Звучит как план.
День был тихим для субботы, особенно для такой прекрасной. Солнце грело, и птицы радостно пели с деревьев, окружавших наши дома. Весна быстро приближалась, и мы были единственными людьми на улице в нашей части района. Поэтому, когда по Даффодил-лейн прогрохотал огромный автомобиль, нарушив покой и тишину, мы с Ноем аж подпрыгнули от неожиданности.
— О, это мой папа, — пробормотал он без особого энтузиазма.
Мне показалось странным, что с самого начала парень несколько раз упоминал, что у него есть отец, но я ни разу его не видел. Почему прошло несколько месяцев моей жизни в этом городе, прежде чем я наконец увидел хоть какое-то свидетельство наличия отца?
— Ты должен пойти в дом, — поспешно сказал Ной, как будто он был на грани паники.
— Почему? — Я всматривался в дорогу, желая хоть мельком увидеть этого парня, который, казалось, никогда не проверял свою семью.
— Потому что… — Его дыхание участилось, а руки судорожно вцепились в края штанов. — Потому что мой отец не любит, когда я разговариваю с незнакомыми людьми, так что… уходи… пожалуйста.
Я почувствовал отчаяние, когда услышал это, и послушал из уважения к Ною. Но мне не понравился тихий, испуганный тон его голоса, и именно по этой причине остался стоять по другую сторону входной двери, наблюдая сквозь хлипкую занавеску, как серебристый пикап появился в поле зрения и небрежно припарковался у дома Рэй и Ноя, уперев переднее колесо в кирпичи, окружающие ее маленький передний дворик.