Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и сегодня, хоть праздник Победы уже миновал, Анисим Павлович готовился к выходу в город. Он вытащил мундир, облачился в него. Внук и внучка все время торопили дедушку:
– Ну скорее, скорее, дедуля! Давай скорее, а то начнется дождь.
– Дождя сегодня не будет.
– А вдруг будет? – заспорил десятилетний Олег, хотя знал, что насчет погоды дед никогда не ошибается: к перемене погоды ранения деда отдавали ноющей болью. Сегодня Анисим Павлович выглядел серьезно и в то же время радостно, как никогда. Он тщательно причесал свои серебристые седины, потуже затянул галстук и только после этого принялся смахивать щеткой с блестящих погон с тремя звездочками невидимые пылинки.
– Деда, пойдем быстрее, а то опоздаем!
– Никуда мы не опоздаем, – старик Малинин посмотрел на часы, – придем минута в минуту. Тут идти-то недалеко, на Савельевский.
– Дедушка, ты вечно кого-нибудь встретишь, а то и в спор политический встрянешь, начнешь разговаривать, и мы, как всегда, опоздаем.
– Света, не будь такой непоседой. Куда ты все торопишься? У тебя целая жизнь впереди.
– А у тебя? – спросила девочка, заморгав голубыми кукольными глазами.
Такой вопрос мог задать пожилому человеку только шестилетний ребенок.
– Я свою жизнь прожил, и прожил честно, – сказал Малинин, застегивая пуговицы и с наслаждением вслушиваясь в звон медалей.
Перед самым выходом Анисим Павлович еще раз позвонил своему другу. Тот сообщил:
– Товарищ полковник, все готово. Я уже оделся и жду тебя при полном параде.
– Я приду с внуками.
– И мои здесь, так что ребятне будет чем заняться. А мы, как водится, выпьем по сто фронтовых.
– Мог бы и не говорить, – сказал Анисим Павлович, – и так ясно, что по двести нам уже не осилить. Он положил в портфель вытащенную из холодильника бутылку «Русской» с винтовой пробкой, купленную два месяца назад, взял три гвоздики, уже постоявшие в воде, и только после этого скомандовал внукам:
– Теперь вперед, друзья, нас ждут!
. Дети бросились к двери. Анисим Павлович взял портфель и строго приказал внукам:
– Идите рядом со мной, не отставайте и не убегайте! Особенно ты, Света. А то всегда тебя потом ищем. Вот Олег хороший мальчик.
– Он плохой, плохой, дедушка! Он твой мундир друзьям показывал.
– Это ничего, – сказал старик, поглаживая по случаю знаменательного дня тщательно выбритые и обильно политые одеколоном щеки.
– А он еще и фуражку твою надевал и перед зеркалом ходил, как ты.
Анисим Павлович сурово посмотрел на мальчишку:
– Это правда, Олег?
– Дедушка, я хотел посмотреть, как выгляжу в форме. Я тоже буду военным.
– Это правильно. Но награды имеет право носить лишь тот, кто их получил.
– И меня наградят обязательно! Я пойду в военное училище.
Анисим Павлович Малинин и Света с Олегом, которых он безумно любил и на которых уже была отписана его приватизированная квартира, и его старые «жигули», а также дача на берегу Клязьмы – в общем, все, что имел ветеран вооруженных сил, полковник в отставке Анисим Павлович Малинин, – покинули квартиру.
В отличие от родителей, которые позволяли детям творить что угодно, Анисим Павлович воспитывал внучков в строгости. И они его слушались. И не потому, что он на них покрикивал, а просто потому, что они любили старика. Им нравились его рассказы о переправе через Днепр, о каком-то Бобруйском котле, о битве на Одере, о взятии Рейхстага, о том, как он расхаживал по рейхс-канцелярии, и о том, как пил с американцами виски.
В память о той встрече у капитана связи Малинина сохранился компас, подаренный офицером вооруженных сил США. Компас исправно служил и сейчас. Время от времени старик брал его с собой в лес, когда ходил собирать грибы. И Олега, и Свету Анисим Павлович научил следить за стрелкой, неизменно указывающей на север.
Американский компас Анисим Павлович решил подарить внуку на совершеннолетие. Только не знал, доживет ли сам до этого знаменательного дня.
Подарок, казалось ему, придется тем более кстати, если Олег действительно пойдет по его стопам и станет кадровым военным, тогда компас ему послужит, даром что старый. Вот так они и шли. Прохожие с уважением уступали дорогу седовласому старику с двумя милыми детьми. Кое-кто, конечно же, провожал их снисходительной улыбкой, но большинство действительно испытывали искреннее почтение к этому пожилому человеку. Олег непрестанно задавал Анисиму Павловичу вопросы, теребя его за рукав.
– Дедушка, что это за машина, ты знаешь?
– Это БМВ. А вот это «опель», – говорил старик. – Когда я был молодым, Олег, на таких машинах ездили немцы. Я одну такую подбил из гранатомета.
– Ой, когда это было? Сейчас на них ездят русские.
– Да, ездят… – вздохнул Анисим Павлович.
– Дедушка, – позвала Света.
Анисим Павлович приостановился и посмотрел сверху вниз на внучку.
– Да, чего тебе?
– А мы поедем на дачу в выходные?
– Конечно, поедем. Будем заниматься парником.
– А на реку пойдем?
– Обязательно пойдем. Ну, не задерживайся.
– Дедушка, я хочу мороженое.
– Думаю, в гостях мороженое уже стоит на столе.
– Ой, а скоро мы туда доберемся?
– Вон уже виден Савельевский, – старик указал на перекресток, где как раз переключался светофор.
Света быстро побежала вперед. Анисим Павлович крикнул ей вдогонку:
– Не спеши, пойдем все вместе.
Света замерла и оглянулась.
– Да скорее вы, а то все мороженое растает! Оно же там на столе стоит!
Наконец Анисим Павлович и Олег подошли к перекрестку. И дед стал объяснять внукам то, что обычно втолковывал им на каждом перекрестке:
– Надо дождаться зеленого света и только потом не спеша переходить улицу, предварительно посмотрев налево, потом направо.
Олег попробовал возразить:
– А мне папа сказал: когда горит зеленый, иди смело. Все должны дорогу уступать нам.
– Правильно говорит твой отец, но, тем не менее, бдительность и осторожность никому в жизни не мешали. Вот наконец и зеленый, пошли. Возьмитесь за руки.
Они двинулись по «зебре». Им и в голову не могло прийти, что по Остоженке мчится черный «мерседес», управляемый пьяным Аркадием Геннадьевичем. Автомобиль выскочил прямо из-за автобуса. Шанкуров хоть и был пьян в дымину, но все же сумел разглядеть старика в медалях и двух детей. Он бросил машину влево, резко вывернув руль, в попытке объехать пешеходов, но Анисим Павлович, увидев несущийся «мерседес», схватил детей и кинулся вперед.
Удар… Хруст костей… Визг тормозов… «Мерседес» занесло, он врезался в автобус, припечатав к нему Анисима Павловича. Старый желтый портфель отлетел в сторону, бутылка разбилась, и водка из портфеля полилась на серый асфальт.
Свету отбросило далеко в сторону, а вот Олег лежал рядом с изуродованным телом Анисима Павловича.
Улица замерла. И хотя светофор переключился, ни одна машина не сдвинулась с места. Над перекрестком нависла зловещая тишина. Три гвоздики; как три пятна крови, алели на помятом капоте черного «мерседеса».
Хлопнула дверца. Из машины с перекошенным от ужаса лицом вылез Аркадий Геннадьевич Шанкуров. Его рубашка была разорвана на груди, из разбитого носа текла кровь, волосы топорщились.
– Да он пьян! – послышался чей-то голос.
У места происшествия сразу же собралась огромная толпа. Шанкуров затравленно озирался, видя во взглядах ненависть.
– Все нормально! Нормально! – размахивая руками, закричал бизнесмен. – Все будет хорошо! Все, слава Богу, живы…
Он ринулся назад – в свой «мерседес». Несмотря на сильный удар, двери не перекосило и они открывались.
– Сука! Сука! Мерзавец! Он убил детей! – раздался истошный женский вопль.
Но почему-то никто не бросился ни к лежащей поодаль на встречной полосе Свете, ни к телам Анисима Павловича и Олега.
Аркадий Шанкуров сидел в «мерседесе» и исступленно вопил в телефон:
– «Скорая помощь»! Быстрее! Быстрее! Сюда!
Потом до него дошло, что он забыл набрать номер. И тут же в его голове мелькнула и другая мысль: «Надо сматываться!»
Он попытался завести двигатель. Тот фыркал, пару раз отозвался хлопками, но автомобиль не двигался с места. Послышался вой милицейской сирены с одной стороны, и в ту же секунду, визжа тормозами, перед толпой с другой стороны остановился джип, из которого выскочили охранники Шанкурова. Но они опоздали: сквозь толпу уже пробирались гаишники, на погонах одного из них поблескивали звезды майора.
Майор опасался, что толпа может разорвать водителя, поэтому он сразу направился к «мерседесу». Из открытой дверцы прозвучал выстрел. Майор схватился за левую сторону груди. Один из телохранителей бросился к своему хозяину, другой – к раненому гаишнику. Шанкуров выпустил из рук пистолет с коротким стволом, и тот упал к его ногам. Толпа взревела.