сказать, чем сделать. Но он был прав. Музыка могла стать моим спасением на какое-то время.
― И, котёнок, не стесняйся заниматься голышом, если это поможет.
Я подняла голову, мои глаза прищурились. ― Как это может помочь?
― Ты недавно вспотела, ― сказал он с притворной невинностью. ― Я думаю о твоем комфорте.
― Конечно. Ты готов страдать, глядя, как я играю голой, да?
― Если придется. ― Он усмехнулся, и это зрелище избавило мое сердце от страха.
― И ты сможешь не трогать меня и позволить мне репетировать?
― Я никогда этого не говорил, ― признался он.
Я отстранилась от него, чувствуя себя значительно легче, но бесконечно более растерянной. Джулиан поймал мою руку, когда я повернулась, сжал ее и…
Я вырвала ее, прижимая к груди, пока мой мозг пытался обработать электрическую искру, все еще покалывающую мою кожу. Джулиан застыл, его пустая рука все еще была протянута. Он уставился на нее, словно пытаясь понять, что же он только что почувствовал. Мой разум метался в поисках хоть одной мысли ― любой его мысли. Его разум оставался пустым, но не потому, что он отгораживался от меня. Мы оба задавали один и тот же вопрос. Он был единственным, что нарушало молчание.
― Что это, черт возьми, было?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Тея
― Сюда. ― Ассистентка фыркнула, оглядев меня с ног до головы. Селия проделала прекрасную работу, поэтому на моем последнем выступлении в Университете Ласситера я было не в поношенном платье. Новое платье было от дизайнера ― какое-то итальянское имя, которое я не могла выговорить, ― и я не могла представить, во что оно обошлось банковскому счету Джулиана. Оно не только было из роскошного шелка, но и позволяло мне чувствовать себя непобедимой. Я поняла, что хочу надеть именно это платье, как только увидела его на вешалке. Джулиан одобрил мой выбор, опустившись на колени, задрав длинную юбку до талии и устроив собственное представление.
И еще раз на бис.
Однако это не принесло мне никаких очков с ассистенткой. Добавление в расписание в последнюю минуту должно было в лучшем случае раздражать. Если она знала, что я, по сути, бросила учебу больше месяца назад, у нее были все основания вести себя как снисходительная стерва. Что у нее неплохо получалось.
Мы остановились перед дверью на студенческую сцену ― небольшой театр формата «черная коробка», предназначенный для сольных концертов и эксклюзивных выступлений. Сегодня здесь заканчивалось мое обучение и начиналась следующая глава моей жизни. Хотелось надеяться, что эта глава закончится счастливо.
Дверь открылась, и из нее вышла темноволосая девушка с футляром для флейты. У нас было несколько совместных курсов и семинаров, поэтому, несмотря на волнение, я сказала: ― Вероника, надеюсь, все прошло хорошо. Рада тебя видеть.
― Спасибо… ― Она сделала паузу, на ее лице появилась дружелюбная улыбка. Ее глаза расширились, и она оглядела меня с ног до головы. ― Тея?
― Новое платье, ― сказала я, стараясь говорить непринужденно.
― Как минимум. ― Она рассмеялась. ― Ты выглядишь сексуально. Твое финальное выступление?
Я кивнула, тревога вернулась при этом напоминании. Я крепко сжала футляр для виолончели, чтобы не уронить его трясущимися руками.
― Знаешь, я почему-то решила, что ты ушла из школы. Я рада, что ты этого не сделала, ― быстро добавила она.
― У меня просто были кое-какие семейные дела, ― соврала я. ― Но мне разрешили участвовать в экзаменах. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы я смогла закончить школу.
― С тобой все будет в порядке. Ни пуха, ни пера.
Она радостно направилась на выход, избавившись от страха перед сценой, который испытывала еще полчаса назад. Я завидовала, глядя, как она уходит.
― Они готовы принять вас, ― сказала мне ассистентка, открывая дверь.
Я улыбнулась ей, проходя внутрь. Это была традиционная «черная коробка»: маленькая, темная и квадратная. Сиденья были выстроены вокруг открытого пространства в центре. Большинство из них были пусты, за исключением одного ряда. Ближе всего ко мне сидела элегантная чернокожая женщина, делавшая заметки на iPad. Я ее не узнала. На следующих двух местах два профессора, у которых я прослушала различные теоретические курсы, о чем-то тихо переговаривались. Но мужчина в конце ряда встал. Профессор Маклауд приветливо посмотрел на меня. Он спрятал телефон в свой твидовый пиджак и подошел ко мне.
― Мисс Мельбурн, ― тепло поприветствовал он меня. ― Я так рад, что вы смогли вернуться и закончить семестр.
― Я тоже, ― пробормотала я, неуверенно принимая рукопожатие. С тех пор как искра чуть не испепелила меня заживо, я избегала соприкосновения с чьими-либо ладонями, даже ладонями Джулиана. Но когда я взяла руку профессора Маклауда, электричества не было. Я немного расслабилась и выдавила из себя искреннюю улыбку. ― И спасибо вам. Я знаю, что это одолжение.
― Я бы сделал это и без щедрой взятки от вашего жениха, ― сказал он тихо, ― но мы все равно с радостью возьмем его деньги.
Мои щеки горели. По крайней мере, Джулиан больше не говорил людям, что он мой муж. Но я не стала поправлять профессора Маклауда. ― Он очень щедр.
― И поздравляю, ― добавил он. ― Полагаю, это объясняет ваш внезапный отпуск.
Мои губы сжались в тонкую линию, и я кивнула. Этот разговор никак не помогал мне успокоиться.
― Мак, ― позвал один из них. ― Думаю, Диана наконец-то готова.
Чернокожая женщина с недоумением подняла одну бровь и наклонила голову. ― Я готова.
Я наконец узнала ее. Диана Джеймс была вундеркиндом и импресарио, игравшим не менее чем на пяти инструментах, включая виолончель. Она выступала на сценах по всему миру. Я видела фотографии и видеозаписи ее выступлений, но была удивлена, узнав, насколько она молода.
― Прежде чем Тея начнет, поскольку это ее последнее выступление в Ласситере перед тем, как романтика унесет ее… ― я слегка вздрогнула от подтекста в словах профессора Маклауда, ― мисс Мельбурн ― необыкновенно одаренная виолончелистка. Мне было приятно наблюдать за развитием ее природного таланта в течение последних четырех лет, несмотря на значительные трудности.
Глаза Дианы скользнули по моему дорогому платью, словно сомневаясь в правдивости его слов. Возможно, мне следовало надеть старое поношенное платье, которое я хранила для таких моментов. Но на ее царственных чертах ничего не отразилось.
― Спасибо, ― тихо сказала я.
Он наклонил голову, и