прошептала она. ― Что происходит?
На этот раз я открыл рот, чтобы ответить ей: ― Понятия не имею.
Но что бы это ни было, это вряд ли было хорошо.
Тея кивнула, словно услышала меня и согласилась.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Тея
Я играла на виолончели день и ночь. Не только потому, что Джулиану, возможно, удастся убедить руководство Ласситера позволить мне закончить последний семестр, но и потому, что это был способ заглушить голос в голове. Я не хотела подслушивать. Просто не могла удержаться. Новая способность появлялась и исчезала, словно сама по себе. Я не знала, когда ее ожидать, и понятия не имела, действует ли она на кого-то еще. Поэтому я сбежала в свою музыку.
Акустика в квартире Джулиана была на удивление хорошей. Возможно, потому, что ее открытое пространство ощущалось как сцена. И, возможно, именно боязнь сцены была виновата в том, что я никак не могла справиться с сольной пьесой Кодая. Мой смычок слегка дрогнул, оборвав ноту, и я скривилась. Я сделала паузу, настроилась и начала снова. Мне нравилось это произведение. Оно было нежным, но сложным для исполнения. Ноты то текли плавно, то превращались в неистовство. Оно было непредсказуемым и переменчивым, красивым и призрачным.
Оно напоминало мне о Джулиане.
Я чувствовала каждую ноту, как свою любовь к нему. Это было глубоко, прекрасно и всепоглощающе, но так тяжело.
Очень, очень тяжело.
Я закрыла глаза, игнорируя ноты передо мной, и стала играть по памяти. Пальцы сами собой перебирали струны. На лбу выступили капельки пота: темп нарастал, чтобы соответствовать странной энергии произведения. Когда отзвучала последняя напряженная нота, я расслабилась и глубоко вздохнула.
― Прекрасно, ― тихо сказал Джулиан позади меня.
Дрожь пронеслась по мне, словно от ледяного касания, и соединилась с волной возбуждения от исполнения сложной сонаты. Она встретилась с растущей болью внутри меня, когда он обошел вокруг и прислонился к стене.
― Ты занимаешься уже много часов, ― сказал он. Невозможно было понять, что он думает по этому поводу. За последние два дня он стал еще молчаливей. Я не могла понять в чем причина, то ли он ожидал, что я прочту его мысли, то ли пытался сохранить спокойствие. Наша основная теория заключалась в том, что я могла слышать его мысли, когда он или я были расстроены. Но мы не могли понять, что именно спровоцировало это, и я не хотела узнавать больше. Что, если мне не понравится то, что я узнаю?
― Мне хорошо, когда я играю. ― Он выгнул бровь, словно знал, что это лишь небольшая часть правды. Это не было ложью. Мне действительно нравилось. Но Джулиан знал, что это не все. Я видела это по его лицу. ― Ладно. Я никогда не слышу твоих мыслей, когда играю. Музыка заглушает их. Ты уверен, что я единственная, кто читает мысли?
― Ты ужасная лгунья, котёнок, ― сказал он с мрачной ухмылкой. ― Это точно.
Ты меня слышишь? Его голос доносился до моего сознания.
― Да, ― вздохнула я, убирая виолончель. Я опустила ее в футляр, я смахнула волосы, прилипшие к влажному лбу.
Мне нравится, когда ты потная. Это напоминает мне о том, какой горячей и возбужденной ты становишься, когда я ласкаю тебя своим ртом.
Я сглотнула, притворяясь, что не слышу его. Если бы не это, он бы продолжил грязные разговоры.
Игнорируешь меня? Это грубо, а я собирался вознаградить тебя за все твои старания.
Я подняла голову и усмехнулась. ― Серьезно?
Да. Он придвинулся ближе и протянул руку. ― Но для начала у меня есть новости.
― О Париже? ― Я нахмурилась. Казалось, каждый день в нашу жизнь просачивались какие-то плохие новости. Я подозревала, что есть и другие, которыми он со мной не делится. Когда я спросила его об этом, он просто ответил, что мне и так есть о чем беспокоиться.
― Ничего не слышно. У властей нет никаких зацепок. Записи с камер наблюдения были удалены. ― Он почти не выглядел расстроенным из-за этого. Единственное, что его печалило, ― это убийство Хьюза. Это была единственная причина, по которой он вообще занялся этим делом. ― Это просто дом.
― Тебе легко говорить, ― ответила я ему. ― В этом доме остались мои любимые джинсы. ― Шутка помогла мне ослабить узел, который образовался, как только я подумала об этом. Я не могла избавиться от ощущения, что пожар был посланием, предназначенным для нас обоих.
― Я наделаю дырок в этих позже, ― пообещал он, разглядывая мою одежду. ― Селия скоро зайдет. Она пошла за покупками.
― Я сама могла бы это сделать. ― В отличие от него, я не выросла в окружении слуг, которые должны были удовлетворять все мои прихоти и потребности. Но все равно было странно, что кто-то выполняет поручения для меня.
― Но тебе не следует, ― сказал он.
Я бросила на него взгляд. Он уже слишком хорошо меня знал.
― И Селия не возражала. Она поговорила с Жаклин, так что все должно подойти.
Это было похоже на то, что две вампирские крестные феи постоянно используют свою магию, чтобы превратить меня из обычного человека в смертную супругу бога. Мне было интересно, станет ли все это когда-нибудь менее странным.
Не станет.
Я удивленно подняла на него глаза. ― Ты меня слышишь?
― Нет, ― извинился он. ― Просто твои мысли написаны на твоем лице, любовь моя.
― Конечно, так и есть, ― проворчала я. Я обошла его и подошла к холодильнику. Он был забит всеми видами еды, которые только можно себе представить. ― Что это такое?
― Я не хотел, чтобы ты проголодалась, ― сказал он, двигаясь за мной. Он обнял меня за талию. ― Я ничего не забыл?
― Кухонный склад? ― Я рассмеялась, рассматривая набитые полки. ― Здесь хватит еды на целую армию, Джулиан.
― Тебе нужны силы, ― твердо сказал он.
Мне не нужно было слышать его мысли, чтобы понять, о чем он промолчал. Я повернулась и обняла его за шею. ― Спасибо. ― Я приподнялась на цыпочки и едва смогла поцеловать его. ― Но я скажу тебе, если почувствую слабость.
― И все же нам стоит сбавить темп.
По его словам, ему не нужно было питаться так часто, как он это делал с тех пор, как мы договорились, что я буду