Читать интересную книгу Статьи из газеты «Труд» - Дмитрий Быков

Но вот что удивительно: любые происшествия на Западе — выход на поверхность негативных тенденций, очередной симптом загнивания, проявление тайных сил, давно подтачивающих ихнюю государственность. А драки, поджоги или, не дай бог, погромы у нас — абсолютная случайность, никаких корней в обществе не имеющая. Потому что общество здорово. Кондопога произошла из-за криминальных разборок, никакой национальной розни. Машины поджигает маньяк-одиночка, уже составлен фоторобот, скоро десятеро подозреваемых будут взяты и пятеро признаются. Драка в ресторане, как уже сообщил проправительственный ресурс, была конфликтом двух (а не сотни) посетителей, оба кавказской национальности, нехорошо, конечно, но что поделаешь. Бывает.

Справедливости ради надо заметить, что они там у себя тоже изо всех сил минимизируют ужасное: когда был убит Джон Ф. Кеннеди и мир ахнул — не каждый день гибнет от пули первое лицо сверхдержавы, — его быстро представили жертвой убийцы-одиночки, хотя никакой одиночка, даже успевший пожить в СССР и женатый на минчанке, не потянул бы организацию такого убийства. Когда что-то происходит у соседа, это всегда следствие неправильной жизни соседа, его социальных язв и информационной закрытости; но если у нас — это банальная случайность с криминальной подоплекой. Два кавказца подрались почему-то десятком бейсбольных бит, брошенных на месте преступления, — бывает. А что накануне у школы 919 была аналогичная драка — так это, наверное, школьники играли в волейбол и несколько увлеклись. Почему они опять играли бейсбольными битами? Ну, значит, это был бейсбол, лапта, русская национальная игра.

Так что прогноз отсюда следует только один: если в Москве и случится Париж — мы с вами об этом элементарно не узнаем. Всех иномарок не сожгут, все школьники не передерутся, а тех, кого происходящее коснется, быстро уверят, что они сами виноваты. Не надо гулять после десяти и оставлять машину на улице. Берите в квартиру, а не влезает — покупайте гараж. Машины поджигают одиночки, дерутся пьяные посетители кафе, а никаких предпосылок для массовых драк у нас нет и быть не может, потому что все счастливы. О том, что в закрытом обществе агрессия копится и ищет выплеска даже и без причин (а причин у нас достаточно, как во всякой многонациональной столице), никто не вспомнит. Может, голоса немного позлорадствуют, но обычай ночью слушать Би-би-си давно забыт на Руси и вряд ли возродится. Шоу «Звезды в борделе» — другое дело.

№ 101, 5 июня 2008 года

Охрана памятников

времечко Быкова

В этом мирном словосочетании появляется грозный смысл. В полном соответствии с главными тенденциями постиндустриальной эпохи, в которую мы, как Монголия в социализм, прыгнули сразу через несколько необходимых стадий, война двух армий замещается войной виртуальных, иллюзорных сущностей: брендов, символов, лозунгов.

Захват Украины осуществляется, слава богу, не гаубицами и не танками, а памятниками, расставляемыми в знаковых местах. В Севастополе установлен памятник Екатерине, и все мы понимаем, что это не столько акт благодарности основательнице города, сколько подтверждение его русской сущности и принадлежности. Вообще-то его должны были открыть за два дня до того, одновременно с монументом гетману Сагайдачному, но тогда не удалось договориться с городской администрацией. И Екатерина уравновесила гетмана два дня спустя.

При открытии памятника гетману были сказаны судьбоносные слова: «Теперь ни у кого не будет сомнений, что это украинский город». А на памятнике русской императрице выбит ее указ об основании Севастополя. Наверное, скоро у памятников будут выставлены пикеты — чтобы никто не осквернил. И акции пророссийских и проукраинских активистов будут происходить соответственно у монумента Екатерине (напротив Дома офицеров) и у подножия Сагайдачного (близ бухты Омега). К Екатерине будут возлагать цветы 12 июня, а к гетману — 24 августа, в День независимости Украины. Я, правда, не знаю, какое отношение Петр Сагайдачный имеет к Севастополю, но война памятников, товарищи, все-таки лучше открытых боевых действий.

Мне кажется, скоро Севастополь будет заставлен памятниками очень плотно — лучше бы, конечно, пустить эти деньги на застройку, на инфраструктуру, с которой там неважно, и на снабжение, но идеология — тоже не фунт изюму. Российская сторона будет лоббировать памятники Нахимову (один уже есть, но это когда было!), Пушкину (он не бывал в Севастополе, но Гурзуф в каких-то ста километрах), Толстому (давно собираются), Жукову (пусть будет, он символ всех наших военных побед), Сталину (ветераны требуют его с прошлого года)… Украинская — Мазепе, Петлюре, Бандере, сколько их там еще есть, героев антирусского сопротивления… Венцом борьбы станет синхронное открытие памятников российскому премьеру и украинской приме, и чтобы оба с косами: она — с волосяной, символизирующей украинскую женственность, а наш — с сельскохозяйственной, символизирующей российскую мужественность. Я не против, честное слово: красивый будет город, сад камней.

А дальше можно эту же практику перенести на все спорные территории: открывать в Абхазии то памятник Руставели, то монумент Лермонтову… В Осетии — то Бараташвили, то Баратынскому… А там и Приднестровье подтянется, и Ирландия, и, страшно сказать, Израиль — чем вечно воевать, лучше в секторе Газа поставить по памятнику Арафату и Жаботинскому… Есть вещи, которые при переходе в плоскость культуры и идеологии значительно облагораживаются. Об одном жалею: на средства, собранные для установки всех этих памятников, жители спорных территорий давно могли бы устроить себе сносную жизнь. Но это все второстепенно — лишь бы не было войны.

№ 110, 19 июня 2008 года

Подвешенные за язык

времечко Быкова

Кажется, я наконец понял главный принцип русского законотворчества. Впрочем, сформулирован он был задолго до меня в поэме Евг. Евтушенко «Казанский университет»: «Как йодом намазывать ножечки кровати, где стонет больной». То есть намазывать надо больному, но намазывают — кровати.

Тем самым и проблема не решается, и деятельность имитируется. Все надо делать как бы по касательной к существу проблемы, и будет нам счастье.

Вот, например, есть проблема миграции. Мигранту в России угрожает множество опасностей — от работодателя, отбирающего паспорт, до скинхеда. Мигрант тоже много чем угрожает России: во-первых, он не желает в нее интегрироваться, а во-вторых, кто бы ему и дал. В результате в Москве и Питере (да и в других крупных городах в последнее время) возникают анклавы чуждой культуры, и это, говорю без иронии, опасно.

И вот Совет Федерации обсуждает законопроект «О внесении изменений в федеральный закон о правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации». Заседать будет специальная комиссия по национальной политике. И предложение ее очень простое: ввести для мигрантов экзамен по русскому языку.

Что хотите делайте, товарищи, но я совсем не понимаю этого шага. Вероятно, это наш ответ подлым бывшим сателлитам, которые для своих граждан русского происхождения ввели обязательный экзамен на знание эстонского там или грузинского языка. Мера, само собой, отвратительная, но по крайней мере объяснимая: если ты гражданин — обязан знать язык не только в пределах общения с официантом. Но представьте себе гастарбайтера, приезжающего в Москву и пишущего диктант или отвечающего, не дай бог, на вопросы о русской истории и литературе! Неужели знание русского языка само по себе способно интегрировать мигранта в нашу культуру? Неужели единственное, что реально угрожает ему сегодня, — это недопонимание нюансов русской орфографии? Может, имело бы смысл начать с каких-нибудь льгот при получении гражданства, с жестких мер против работодателей, нарушающих права этого мигранта? Может, стоило бы рационализировать регистрацию, чтобы не так много народу от нее уклонялось? Словом, есть еще перспективы — как для смягчения, так и для ужесточения миграционной политики. Но русский язык у нас такая удобная вещь, что им всегда замазывают трещины: чуть руководство страны не знает, что делать, оно начинает заниматься русским языком. То защищает его от иностранных заимствований, то чистит от жаргона на телевидении… Сейчас оно будет навязывать его гастарбайтерам и пускать в Россию только тех, кто способен на чистом русском языке подробно рассказать устную тему «Моя гордость за архитектуру и культуру столицы нашей Родины — Москвы».

Нет, я не возражаю: желательно знать язык страны, где ты работаешь и временно проживаешь, хотя бы и теснимый со всех сторон. Но мне почему-то кажется, что сдача этого экзамена станет еще одним способом изъятия взяток у того же гастарбайтера. И вместо знаний русского языка им придется демонстрировать знание арифметики: устный экзамен — пятьсот, письменный — семьсот, сколько это будет?