– А ты слышал, как у него крылья тарахтят? Словно вертолёт, – снова меня передёрнуло.
Платон рассмеялся и спросил:
– Что, на велике с крутой горы уже не так уж и страшно?
– Да уж. Велик лайтово.
Под впечатлением от встречи с шершнем мы доходим до реки, я даже не успеваю услышать шум, как это обычно бывает. Перед глазами сразу предстаёт бурная, но узкая и каменистая река. Местами её поток разделяют надвое огромные валуны. Вода врезается в камни на приличной скорости и пенится, отчего кажется кучерявой.
Берега почти нет лишь небольшой пятачок от протоптанной дороги, у самых кромок русла по обе стороны густо растут ели. Те самые, голубые, в честь которых названа станция.
– Мрачновато, здесь как в фильме ужасов или в сказке, той её части где – делюсь я своим впечатлением.
– Просто солнце уже садится. Утром здесь повеселей, – улыбается Платон.
– Давай пойдём обратно, пока ещё видно всяких шершней, – прошу я.
Платон соглашается кивнув, но сначала притягивает меня к себе. От его сладких губ пахнет жареным арахисом из шоколадки и на языке вкус кофе. Мне нравится. Отвечаю на поцелуй, повиснув у Маркелова на шее.
– Давно мечтал поцеловать тебя именно возле этой речки, – признаётся Платон, едва отстранившись и глядя в глаза.
– Прям-таки мечтал, и именно меня? – спрашиваю с улыбкой, хотя уже минимум от двоих местных знаю, что до меня он сюда никого не возил.
А два человека за один день для столь немноголюдного места, это уже много.
– Да, – подтверждает Маркелов.
– Но почему я?
– Я же уже ответил, – усмехается Платон. – Не могу сказать почему, просто так хочу. Вот почему ты с Беловым не расставалась? Зачем терпела его выходки? За что его любила? – хмурится он, задавая неприятные вопросы.
– Я не знаю, я... А может, я его не любила? – спрашиваю у Платона, словно ему видней.
– Лучше уж любовь, чем мазохизм, – фыркает Маркелов и разворачивается к реке.
Мы стоим так немного в звенящем молчании и слушаем, как шумит вода и оба успокаиваемся, набираемся сил.
16
К нашему возвращению в домике на первом этаже настоящая Африка и я раздеваюсь до футболки. Сразу хочу начать готовить, и Платон приносит откуда-то из комнаты плитку.
– Не буду больше подкидывать, а то сауна получится. Бани, к сожалению, у нас на сегодня нет. Ну мы так, – пожимает плечами Маркелов.
– Почему? – удивляюсь я, ведь видела на участке баньку. Небольшая, но оно и хорошо, можно быстро натопить.
– Там полы давно сгнили. Надо было менять, а я всё откладывал и провалился по весне, – смеётся Платон и укладывает картошку в угли.
– Как?
– По пояс, – улыбается Маркелов. – Там бочка для стока воды врыта набок, вот в неё и скатился. Надо менять, но в этом году руки не дошли. Может зимой займусь.
– Зимой сюда добраться, наверное, ещё сложней?
– Наоборот. Зимой дорогу местные укатывают. Да и схватывается на морозе неплохо. Весной и осенью каша. Летом по погоде. Если дожди зарядят, то да, не проехать будет и пройти даже с электрички по колено в грязи. Так, с картошкой я всё. Пусть запекается пока. Ты готовь, я на втором этаже приберусь, там будем. Есть у меня тут ещё одна достопримечательность, безопасная, – замечает Платон с улыбкой и выходит за дверь.
Я в дверном проёме вижу, как он поднимается наверх, прихватив с собой веник и совок.
– Подметать будешь? Сам?!
– Да! – смеясь отвечает Маркелов и от этого у меня улыбка до ушей.
Пока я готовлю нехитрый ужин, Маркелов ещё и полы успевает помыть. Даже странно такое наблюдать, хотя дом Платона, он хозяин. Но я тут же вспоминаю, как Белов в собственном доме не утруждался чем-то подобным. Даже когда мы ещё вместе не жили, полы за него приходила мыть мама.
– У меня всё готово, – ловлю Платона, когда он проходит мимо меня со стопкой чистого постельного белья.
– А у меня нет. Блин, картошку ещё достать.
– Давай я постелю, – предлагаю помощь, потому что Маркелов явно рвётся к печке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Платон окидывает меня хмурым взглядом и бельё постельное мне отдавать не спешит.
– Ты не так постелешь, – уже конкретно отказывает.
– А как надо? Там какая-то особенная система или в принципе это совсем не женское дело? – спрашиваю с улыбкой.
– В целом я не против, но именно там система особенная, я сам.
– Ну тогда иди стели, картошку я достану, – порываюсь в сторону печки, но Платон останавливает одним взглядом.
– Подержи лучше, – он передаёт мне стопку постельного белья и взглядом контролирует, чтобы я не ушла с ним наверх.
С улыбкой про себя думаю, что характер у Платона тот ещё.
– Готова и даже не сгорела, – Маркелов радостно констатирует состояние картошки и ставит железный тазик с ней прямо на печку.
Маленькая кухонька наполняется особенным ароматом, таким приятным и знакомым с детства. У меня слюнки текут, как хочется откусить горячей картошки с поджаристым бочком, присыпав перед этим солью.
– Не хватает, знаешь чего?
– Чего?
– Зелёного лука. Вприкуску, – улыбаюсь я.
– В другой раз будет, – обещает Платон и помыв руки под обычным рукомойником, забирает у меня стопку постельного белья. – Ты тут, кстати, не накрывай. Мы наверху будем. – очень вовремя предупреждает и снова скрывается за дверью.
Я-то соглашаюсь не накрывать стол внизу, но тут же сомневаюсь, что мы поместимся наверху.
Платон возвращается за мной спустя несколько минут и помогает перенести наверх тарелки с едой, заставив разуться на входе второго этажа.
Здесь стало посвежей, с заправленным матрасом и вымытыми полами комнаты выглядит уже совсем по-другому. Но главное внимание привлекают чистое окно, за которым уже темнеющее небо и лежать на матрасе нам именно лицом к нему.
– Я, кажется, догадалась про твою достопримечательность, будем смотреть на звёзды? – спрашиваю у Платона, идущего следом.
– Тебе невозможно сюрприз устроит, – усмехается Маркелов, а я вспоминаю именно в этот момент о той упаковке с презервативами.
Ну да, сюрприз не получился.
Устраиваемся с Платоном друг напротив друга прямо на матрасе, выставив еду на импровизированный поднос из какой-то детали от старого фанерного шкафа цвета вишни.
– За нас? – предлагает Платон, разлив по гранёным стаканам яблочный сок.
Улыбнувшись, согласно киваю и мы чокаемся, выпиваем за нас яблочного сока. Платон пачкает в пепле пальцы и обжигает их, чистя для меня картошку, я кусаю сама и даю откусит ему сосиску с вилки. Всё так по родному просто и хорошо, а ведь это не стоило каких-то больших денег.
Немного поев, мы убираем поднос на стол, и Платон гасит свет. До того, как поцеловать меня, Маркелов успевает показать несколько созвездий. Всем давно известные большая и малая медведицы в ночном небе над тайгой видны как на картинке в учебнике по астрономии, но губы Платона перенимают эстафету у этой местной достопримечательности.
– За водичкой схожу, – сбивчиво говорит Платон.
Я киваю в привычной глазам темноте и провожаю светлую голову взглядом. Потянувшись на раскуроченной постели, я перевожу сбившееся дыхание.
Маркелов особо не торопится, приходит минут десять спустя с холодной водой в литровой стеклянной банке и подаёт её мне. Жадно пью воду и вернув банку Платону, жду продолжения. Решившись, уже не готова отступать, а то так и буду тянуть кота за одно известное место. Смотрю на Маркелова, а он так и стоит у лестницы, о чём-то размышляя в темноте.
– Ты чего? Возвращайся, – зову его, сев на середину матраса и нервничая расправляю сбившееся покрывало.
– Да нет. Надо подостыть. У меня с собой защиты нет. Думал, положил пачку в карман, видимо, только думал. А может и выпала где. Так что, на сегодня у нас только звёзды, – расстроенно вздыхает Платон и я вижу, как он трёт рукой затылок. – Вон ещё прикольное созвездие, но как называется не помню и интернет здесь не ловит. – переводит тему.