- О, я все понял! - воскликнул Уотсон. - Она хочет, чтобы вы написали Николаю, что возвращаете ему его клятву, освобождаете от всех его обязательств по отношению к нам. Верно? Я угадал?
- Да, - чуть слышно прошептала Соня.
- И вы согласились написать такое письмо?
- Да.
- Какое благородство! - восхитился Уотсон. - Какая высота самопожертвования! Я понимаю, вам нелегко далось это решение. Теперь я знаю, отчего вы плакали.
- Нет, - покачала головой Соня. - Плакала я совсем по другой причине.
- По другой?! - изумился Уотсон. - По какой же?
- Я плакала, потому что я стыжусь самой себя. Потому что все это мое так называемое самопожертвование - не что иное, как лицемерие.
- Бедная девушка! - обернулся Уотсон к Холмсу. - От нервного потрясения она совсем потеряла рассудок. Она сама не понимает, что говорит!
- Ах, нет, сударь! - возразила Соня. - К несчастью, я слишком хорошо все понимаю. Пусть хоть кто-нибудь узнает правду. Знайте! Я согласилась написать это письмо Николаю вовсе не потому, что искренно готова разорвать нашу помолвку.
- А почему же? - изумился совсем уже переставший что-либо понимать Уотсон.
- Боже, как вы недогадливы!.. Неужто вы не понимаете, что теперь, когда князь Андрей, раненый, оказался здесь, и Наташа так самоотверженно за ним ухаживает...
- У меня голова идет кругом! - продолжал недоумевать Уотсон. - При чем тут князь Андрей? При чем тут Наташа?
- Ну как же! - подняла на него глаза Соня, дивясь такой странной непонятливости. - Ведь если он останется жив... Уж я-то знаю, что Наташа все это время любила только Андрея. Теперь, сведенные вместе, да еще при таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга. И тогда Николаю нельзя будет жениться на княжне Марье... Вот о чем я думала, когда писала письмо Николеньке. Теперь вы понимаете, что это было никакое не самопожертвование, а одно сплошное лицемерие. Я гадкое, лживое, лицемерное существо... О, как я несчастна! Я ненавижу, я презираю себя!..
Соня снова залилась слезами. Плечи ее сотрясались, голос прерывался от рыданий.
Уотсон опять стал судорожно ощупывать свои карманы в поисках нюхательной соли. Но Холмс, прижав палец к губам, взял его за руку и тихо вывел из комнаты.
- Ну как, друг мой? - сказал он, как только они остались одни. - Теперь вы поняли, что я имел в виду, говоря, что любая перемена в судьбе героя романа повлекла бы за собой целый ряд других, еще более серьезных перемен во всей структуре произведения?
- Ничего я не понял! - раздраженно ответил Уотсон. Скорее даже наоборот: теперь я окончательно запутался. Объясните мне ради всего святого, почему Соня так себя кляла? И что означают ее загадочные слова про князя Андрея и Наташу? Какая связь между любовью Наташи к Андрею и отношениями Сони с Николаем?
- Ах ты. Господи! Да ведь это же так просто, - поморщился Холмс. - Ведь если бы князь Андрей остался жив и его отношения с Наташей возобновились, иными словами, если бы Наташа Ростова стала княгиней Волконской, Николай никогда, ни при каких условиях не мог бы жениться на княжне Марье.
- Не мог бы? Почему? - все еще ничего не понимал Уотсон.
- Потому что существовал такой закон, - терпеливо разъяснил ему Холмс. - Княжна Марья - родная сестра князя Андрея. А Николай - родной брат Наташи. И если бы князь Андрей с Наташей поженились, Николай и княжна Марья стали бы родственниками. А церковь категорически запрещала браки между лицами, находящимися даже в четвертой степени родства. И светская власть в данном случае строго следовала церковным установлениям.
- Ваша эрудиция, Холмс, никогда не перестанет меня удивлять! восхитился Уотсон.
- Пустяки. Ведь это же моя профессия. Хорош бы я был, если бы не знал таких элементарных вещей... Ну-с? Теперь, я надеюсь, вы наконец поняли, почему Соня упрекала себя в лицемерии? Рассчитывая на то, что князь Андрей выживет и его отношения с Наташей возобновятся, она не сомневалась, что Николай все равно не сможет жениться на княжне Марье. Именно поэтому она так легко и согласилась написать это злополучное письмо.
- Так вот, значит, почему Толстой не мог сохранить жизнь Андрею Болконскому! - сообразил Уотсон. - Теперь я наконец понял. Он нарочно убил князя Андрея, что бы женить Николая на княжне Марье.
- О, Господи! - поморщился Холмс. - Ну до чего же примитивно вы все это себе представляете, Уотсон! Как будто речь идет о шахматных фигурах... Вы думаете, писателю так легко отправить на тот свет своего героя? Да еще любимого героя? Когда Бальзак работал над одним из своих знаменитых романов, слуга однажды застал его в кресле в бессознательном состоянии. "Скорее врача! - закричал он. Господину Бальзаку дурно!" Бальзак открыл глаза и еле слышно вымолвил: "Вы ничего не понимаете! Только что умер отец Горио!".
- История эта, конечно, очень интересна, но... - начал Уотсон.
- История эта не только интересна, - прервал его Холмс, - но и весьма характерна. Она говорит о многом. Недаром было однажды замечено, что, описывая смерть любимого героя, писатель словно бы примеряет свою собственную смерть.
- Все это очень красиво звучит, - покачал головой Уотсон, - однако вам все-таки не удастся опровергнуть мое предположение, что Толстой просто вынужден был пожертвовать жизнью князя Андрея Болконского, если уж он задумал женить Николая Ростова на его сестре.
- Опровергнуть это ваше предположение не составит никакого труда, улыбнулся Холмс. - Для этого нам придется лишь еще раз заглянуть в первую незавершенную редакцию "Войны и мира" - ту самую, где князь Андрей не умирает, а остается в живых. Впрочем, при разговоре на эту тему князя Андрея с Николаем мы, помнится, с вами присутствовали. Там, в первой редакции романа, княжна Марья тоже выходила замуж за Николая.
- Неужели они решились нарушить закон?
- О, нет. До этого дело не дошло. Просто там князь Андрей не женится на Наташе.
- Что вы говорите? - искренне поразился Уотсон. Но почему? Неужели он разлюбил ее?
- К чему гадать, друг мой, - уклонился от ответа на этот вопрос Холмс. - Сейчас мы с вами снова перенесемся на страницы первой завершенной редакции "Войны и мира", встретимся там с князем Андреем, и вы сами у него это спросите.
Поначалу Уотсон был настроен весьма решительно. Но, увидав князя Андрея, он оробел.
- Начните вы, - шепнул он Холмсу. - Я, если правду сказать, слегка побаиваюсь заговаривать с ним на эту деликатную тему. Ведь он такой гордец.
- Ах, что вы, Уотсон, - успокоил его Холмс. - Он ведь теперь уже не тот, каким был когда-то. Это совсем другой человек. Сейчас вы сами в этом убедитесь... Андрей Николаевич! - окликнул он князя Андрея.
- К вашим услугам, сударь, - живо откликнулся тот. - Простите, что не сразу отозвался на ваше обращение. У меня только что был чрезвычайно важности разговор с сестрой, и я невольно задумался.
- Ах, что вы, князь, - рассыпался в любезностях Холмс. - Напротив, это мы должны просить у вас прощения. Если наш визит некстати, мы тотчас уйдем.
- Нет-нет, ни в коем случае, - заверил его князь Андрей. - Я, как вы знаете, человек замкнутый. Но сейчас мне как раз надобно выговориться. Сестра только что призналась мне в своих чувствах к Ростову. Вернее, не то чтобы призналась... Но когда она заговорила о нем, я нарочно, словно бы невзначай, обронил: "Кажется, он пустой малый..."
- Да? И что же она?
- Она вскрикнула: "Ах, нет!" И так испуганно, как будто ей физически больно сделали. Ну, тут я все понял...
- Мудрено было не понять, - вставил Холмс.
- Да, - продолжал князь Андрей. - И тогда я тотчас подумал: "Вот она, моя судьба. Надо, непременно надо это сделать".
- Что сделать? - не удержался от вопроса Уотсон.
- Отказаться от своего счастия. Отказаться от Наташи. Я давно, еще когда меня несли раненого, это решил: коли останусь жив, главным для меня будет не свое, а чужое счастие. И тогда я сам заговорил с Marie об этом.
- Каким образом? - снова не удержался от вопроса Уотсон.
- Я спросил: "Ты, верно, удивляешься, мой друг, нашим отношениям с Ростовой?" И, не дожидаясь ответа, сказал: "Прежнее все забыто. Я искатель, которому отказано, и я не тужу. Мы дружны и навсегда останемся дружны, но никогда она не будет для меня ничем, кроме младшей сестрой".
- И княжна Марья поверила, что Наташа вам отказала? - с сомнением спросил Холмс.
- Она, верно, решила, что гордость моя не могла мне позволить вполне простить Наташу, - ответил князь Андрей. И в задумчивости добавил: - Ну что ж... Пусть остается в этом заблуждении...
- Как видите, Уотсон, - начал Холмс, когда они покинули князя Андрея и вернулись к себе на Бейкер-стрит, - как видите, и в первой редакции романа, несмотря на то что князь Андрей там оставался жив, Николай женился на княжне Марье, а Наташа вышла за Пьера. Благополучное выздоровление князя ни в малой степени не помешало этим двум свадьбам.
- Почему же тогда Толстой все-таки решил обречь его на смерть?
- Может быть, психологическая мотивировка жертвенного отказа князя Андрея от счастья с Наташей показалась ему недостаточно убедительной. Я не исключаю, что эта причина тоже могла тут сыграть какую-то роль, - признал Холмс. - Но это, конечно, не главное.