- Султан, разумеется, согласился, - скорее утверждая, чем спрашивая, молвил Холмс.
- Да, - улыбнулась красавица. - Почтенный властитель Гранады не отличался особой дальновидностью. Вскоре волшебный дворец был готов. Едва солнечные лучи заиграли на снежных вершинах Сьерры-Невады, султан Абен Абус взгромоздился на коня и в сопровождении избранных приближенных стал подниматься по крутой и узкой тропинке в гору. Рядом с ним на белом иноходце ехала я. А по другую сторону, опираясь на посох с иероглифами, шел астролог. Он никогда не ездил верхом.
Она умолкла, погрузившись в воспоминания.
- Ну, ну? Что же вы замолчали? Я умираю от нетерпения! - подстегнул ее Уотсон. - Что же было дальше?
- Абен Абус нетерпеливо поглядывал вверх, - продолжила она свой рассказ, - стараясь не упустить тот момент, когда засверкают вдали башни дворца и откроются его взору террасы тенистых садов. Но звездочет, усмехнувшись лукаво, объяснил ему, что таинственность и неприступность этого дворца как раз в том и состоит, что, пока не пройдешь сквозь его зачарованные ворота, он остается скрытым от взора. На один лишь миг он снял заклятие и показал султану все великолепие этого волшебного замка. И пока тот стоял, не в силах прийти в себя от изумления, мой белый иноходец, пройдя вперед, вошел через ворота главного входа и вместе со мною оказался по ту сторону крепостной стены.
- Так я и думал! - вырвалось у Уотсона.
- И тогда, - продолжала красавица, - Ибрагим ибн Абу Аюб сказал: "Смотри-ка, государь! Вот она, обещанная тобою награда! вьючное животное с ношей, которое первым войдет в магические ворота..."
- И что же султан? - снова не выдержал нетерпеливый Уотсон.
- Султан ужасно рассердился. "Всему есть граница! - воскликнул он. - Я готов честно выполнить наш уговор. Возьми лучшего из моих мулов, нагрузи его драгоценностями моей сокровищницы и ступай себе с Богом! Мало? Возьми еще! Возьми хоть половину всего моего царства. Но о девице этой и думать забудь, не то, клянусь бородою пророка, не сносить тебе головы!"
- Так я и думал! - воскликнул Уотсон.
Но тут уже не выдержал Холмс.
- Что это с вами сегодня? - обернулся он к другу. - Заладили, словно попугай: "Так я и думал! Так я и думал!" С чего это вдруг вам вздумалось похваляться своей проницательностью?
- Да нет, - смутился Уотсон. - Дело тут вовсе не в моей проницательности. Просто, пока эта прелестная леди рассказывала нам свою историю, я заглянул в самый конец пушкинской "Сказки о золотом петушке". И прочел там...
- Нечто похожее? - улыбнулся Холмс.
- Не то что похожее, а буквально то же самое, - ответил Уотсон. - Ну прямо слово в слово! Судите сами!
И он поднес к самому носу Холмса том Пушкина, раскрытый вот на этих словах:
Крайне царь был изумлен
"Что ты? - старцу молвил он:
Или бес в тебя свернулся?
Или ты с ума рехнулся?
Что ты в голову забрал?
Я, конечно, обещал,
Но всему же есть граница!
И зачем тебе девица?
Полно, знаешь ли кто я?
Попроси ты от меня
Хоть казну, хоть чин боярской,
Хоть коня с конюшни царской,
Хоть полцарства моего!"
- Ну как? Убедились? - торжествующе спросил Уотсон.
- Убедился, убедился, - недовольно проворчал Холмс. - Но вы, как всегда, торопитесь. К "Сказке о золотом петушке" мы с вами еще вернемся. А сейчас дайте все-таки этой прекрасной даме досказать свою удивительную историю до конца.
- Конец уже близок, - улыбнулась красавица. - Убедившись, что султан не собирается исполнять свое обещание, старец взял под уздцы моего иноходца, ударил своим волшебным посохом оземь, и в тот же миг мы с ним исчезли, словно сквозь землю провалились.
- Смотрите! - вскричал Уотсон, продолжавший потихоньку заглядывать в текст пушкинской сказки. - И у Пушкина все кончается точь-в-точь так же!
Он прочел вслух:
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывала.
- Сходство, безусловно, есть, - согласился Холмс. - И немалое.
- Немалое? - возмутился Уотсон - Сходство просто поразительное! Я считаю, Холмс, что наше расследование закончено. Можно считать безусловно доказанным, что свою "Сказку о золотом петушке" Пушкин целиком заимствовал у Вашингтона Ирвинга.
- Прямо так уж и целиком? - усмехнулся Холмс. - Ох, Уотсон, Уотсон! Вспомните, что вы сами говорили в начале нашего расследования. "Не такой человек Пушкин, уверяли вы меня, - чтобы просто взять да и позаимствовать чужой сюжет".
- А я и не говорю, что он просто позаимствовал его, стал оправдываться пристыженный Уотсон. - Он переложил его своими дивными стихами...
- И только-то?.. Нет, Уотсон, нет, - покачал головой Холмс. - Дело обстоит совсем не так просто. Немудрено, конечно, что вам бросилось в глаза несомненное сходство "Сказки о золотом петушке" с "Легендой об арабском звездочете". Но меня удивляет, что вы совсем не заметили, что отличает сказку Пушкина от легенды Ирвинга.
- Как не заметил? - возмутился Уотсон. - Я ведь сразу сказал: у Пушкина - петушок, а у Вашингтона Ирвинга - бронзовый всадник.
- И это все? Бедный мой Уотсон! - вздохнул Холмс. - А между тем различий между этими двумя произведениями не так уж мало. И не только внешних. Сказка Пушкина разительно отличается от легенды Ирвинга прежде всего своим тайным, сокровенным смыслом. Пушкин не зря ведь закончил ее таким многозначительным двустишием.
Он поднес к самому носу Уотсона раскрытый пушкинский том и ткнул пальцем в заключающие сказку строки:
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
- Скажу вам откровенно, Холмс, - признался Уотсон, - я и в самом деле не понял смысл этого намека.
- Подумайте хорошенько, друг мой! - настаивал Холмс. - Не может быть, чтобы вы не заметили никаких других отличий пушкинской сказки от легенды Вашингтона Ирвинга, кроме того, что у американского писателя бронзовый всадник, а у Пушкина - петушок.
- Вы угадали, - сказал Уотсон. - Заглянув еще раз в пушкинский текст, я обнаружил и другие, более серьезные отличия. Вот, например, такое. У Вашингтона Ирвинга этот самый бронзовый всадник не разговаривает: он молча выполняет то, что ему поручено. А у Пушкина золотой петушок говорит...
- Ну, это, в конце концов, тоже не так уж существенно, - поморщился Холмс.
- Погодите, Холмс! Это ведь еще не все! - продолжал Уотсон. - Важно ведь, что он говорит. Золотой петушок у Пушкина позволяет себе довольно-таки зло насмешничать над царем Дадоном.
Раскрыв книгу, он прочел:
И кричит. Кири-ку-ку!
Царствуй, лежа на боку!
- Да, это и в самом деле важное наблюдение, - согласился Холмс. И поощрительно добавил: - Я недооценил вас, друг мой. Положительно вы делаете успехи.
- Погодите, это еще не все, - обрадовался польщенный Уотсон. - В "Легенде об арабском звездочете" воины султана отправляются в горы и не встречают там ни одного врага. Находят только принцессу, дочь готского короля. А у Пушкина все иначе. Происходит страшная битва. Гибнут сыновья царя Дадона. И царь влюбляется в Шамаханскую царицу так сильно, что даже забывает о смерти любимых сыновей.
- Верно, - кивнул Холмс. - У Вашингтона Ирвинга нет ничего похожего... Все это замечательно, Уотсон! Однако я ведь просил вас отыскать не только внешние сюжетные различия между сказкой Пушкина и легендой Ирвинга. Я довольно ясно дал вам понять, что сказка Пушкина отличается от легенды Ирвинга своим сокровенным смыслом.
- Тут я бессилен, - признался Уотсон. - По правде говоря, я даже не представляю себе, с какого конца взяться за разгадку этой тайны. Да и вы тоже, я вижу, в затруднении. Хоть вы и мастер по части разгадывания всевозможных тайн.
- Ничего, друг мой, не робейте, - улыбнулся Холмс. - Как говорят в России, лиха беда начало. А начнем мы с того, что заглянем...
- В досье? - обрадовался Уотсон - Вы прямо чародей, Холмс! Неужто у вас и на Пушкина заведено досье?
- Нет, дорогой мой, - покачал головой Холмс. - Такого досье у меня нет. Но в моем распоряжении имеется нечто лучшее. Взгляните!
Достав из бюро довольно толстую книгу, он протянул ее Уотсону.
- Ого! - воскликнул тот. - В этом томе, я полагаю, страниц девятьсот, не меньше.
- Около тысячи.
- А что это такое? Надеюсь, не роман?
- Нет, не роман. Но читается эта книга как самый увлекательный роман.
- А кто ее автор? - заинтересовался Уотсон - Позвольте, я посмотрю.
Взяв книгу в руки, он прочел:
- "Вересаев. Пушкин в жизни"... Гм... Не роман, вы говорите? недоверчиво переспросил он. - Так что же это? Исследование? Литературоведческая монография?
- Нет, не исследование и не монография, - покачал головой Холмс. Книга эта принадлежит к одному из самых своеобразных и необычных литературных жанров. Построена она... Впрочем, все равно я не объясню вам ее природу лучше, чем это сделает сам автор. Вот!.. Читайте!
В. ВЕРЕСАЕВ. "ПУШКИН В ЖИЗНИ"
ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
Книга эта возникла случайно. Меня давно интересовала личность Пушкина. "Ясный", "гармонический" Пушкин - такой, как будто понятный, - в действительности представляет из себя одно из самых загадочных явлений русской литературы. Он куда труднее понимаем, куда сложнее, чем даже Толстой, Достоевский или Гоголь.