“Зачем ему мое мнение”, — размышлял Эрик, наблюдая за изображением Генерального секретаря на экране. Мол был облачен в полную военную форму главнокомандующего вооруженных сил планеты Земля: медали, нашивки, ремни и, главное, жесткая маршальская фуражка с козырьком, почти скрывающий его круглое лицо с массивной челюстью так, что можно было различить только синюшный подбородок обескураживающе грозного вида.
При этом его челюсти не имели своего обычною расслабленного вида, они приобрели каким-то неизъяснимым для Эрика образом твердый и решительный вид. Это было твердое, как скала, суровое лицо, строгое и проникнутое внутренней силой, которого с никогда раньше не видел у Мола… Или видел когда-то?
“Да, — подумал он. — Только это было очень давно, когда Мол впервые получил свой пост, был моложе и на нем не висело бремя ответственности”.
Теперь, на экране, Мол заговорил. И его голос — это был его настоящий голос того времени — был точно таким, как тогда, десятилетие назад, еще до этой ужасной, обреченной на поражение войны.
С довольным смешком Молинари сказал из своего, глубокого кресла рядом с Эриком:
— Я неплохо выгляжу, правда?
— Верно.
Речь с экрана продолжалась, торжественная и даже временами напыщенная, величественная. Это было как раз то, чего не хватало Молу последнее время: он стал почти жалок, С экрана зрелый и сознающий свою силу человек в военной форме ясно и отчетливо произносил свою речь голосом, лишенным малейшего намека на колебание или нерешительность; Секретарь ООН требовал и угрожал, он не просил и не обращался к избирателям Земли за помощью… он говорил им, что делать в этот кризисный период. И так и должно было быть, Но как это было сделано? Как сумел этот жалкий инвалид, страдающий от бесконечных невыносимых болей, собраться и совершить такое? Эрик был поражен, Молинари сказал из своего кресла:
— Это подделка. Это не я, — он довольно усмехнулся” наблюдай, как Эрик ошарашено переводит взгляд с него на экран и обратно.
— Но тогда кто же это?
— Никто. Это робот “Объединенной компании по производству механической прислуги”. Эта речь — его дебют. Совсем неплохо. Один только его вид заставляет меня снова чувствовать себя молодым. — И, действительно, Эрик заметил, что Мол стал больше похож на своего двойника на экране. Мол был совершенно захвачен развернувшимся перед ним спектаклем, был первым поклонником и критиком новоиспеченного актера. — Стоило взглянуть? Правда, это строжайший секрет, об этом знают только три или четыре человека, кроме, конечно, Даусона Каттера из Объединенной компании. Но они будут хранить все в секрете; они привыкли обращаться с секретной информацией, выполняя военные заказы, — Он похлопал Эрика по спине, — Вы узнали государственную тайну — как вам это нравится? Вот так управляют современным государством; есть вещи, о которых избиратели не знают, о которых им не следуй знать для их же пользы. Все государства функционируют подобным образом, не только мое. А вы думали, только мое? Если да, значит вам предстоит еще многому научиться. Я использую роботов, чтобы они произносили за меня мои речи потому что в данный момент, — он развел руками, — я не обладаю подходящим к случаю образом, несмотря на все усилия моих гримеров. Это просто невозможно. Теперь он стал серьезным, — Я прекратил эти попытки. Потому что я реалист. — Он угрюмо откинулся в своем кресле.
— Кто написал речь?
— Я сам. Я пока еще в силах составлять политические лозунги, объяснять ситуацию, говорить им, где мы находимся и куда идем, что нам нужно делать. Мой мозг пока при мне, — Мол постучал себя по большому выпуклому лбу. — Тем не менее мне конечно помогают.
— Помогают, — повторил Эрик.
— Человек, с которым я хочу вас познакомить, блестящий молодой адвокат, является по существу моим личным советником, но без жалования. Дэн Фестенбург, умница, вы, как и я, будете поражены. У него есть дар выделить, разобрать по полочкам явление, выделить главное и представить его в паре исключительно точных метких фраз… У меня во была склонность говорить длинно, все это знают. Теперь, благодаря Фестенбургу, я от этого избавился, Это он запрограммировал эту копию — он поистине спас мою жизнь.
На экране его искусственный образ продолжал уверенно и властно: — “…И собрав воедино совокупные усилия всех народов, мы, земляне, будем представлять непоколебимый союз, являющийся нечто большим, чем просто планета, хотя в настоящее время и меньшим, чем межпланетная империя во главе с Лилистар…”
— Я… пожалуй, мне лучше не смотреть на экран, — решил Эрик. Молинари пожал плечами:
— Это редкая возможность, но если это вас не интересует или выводит из равновесия… — он посмотрел на Эрика. — Для вас лучше сохранить мой идеализированный образ; просто представьте, что существо, говорящее с экрана реально, — он рассмеялся. — Мне всегда казалось, что врачи, как и священники, привычны к тому, чтобы видеть жизнь такой, как она есть; я думал, что истина ваша обычная пища. — Он порывисто повернулся к Эрику; кресло протестующе заскрипело под его весом, — Я слишком стар. Я не могу больше быть блестящим оратором. Бог свидетель, я хотел бы им быть. Но будет ли лучше, если я просто уйду со сцены?
— Нет, — признал Эрик. — Это не решило бы проблемы.
— Поэтому я использую робота, произносящего фразы, вложенные в него этим Фестенбургом. Мы продолжаем свое дело, и это главное. Так что попытайтесь к этому привыкнуть, доктор, пора стать взрослым. — Его лицо теперь было холодным и жестким.
— Понятно, — сказал Эрик, после паузы. Молинари похлопал его по плечу и тихо произнес: — На Лилистар ничего не знают о двойнике и о Фестснбурге; я не хочу, чтобы они об этом пронюхали, потому что мне хочется произвести на них впечатление. Вы понимаете? Я собираюсь послать копию этой видеозаписи на Лилистар; она уже на пути туда. Хотите знать правду, доктор? Честно говоря, я гораздо более заинтересован в том, чтобы произвести впечатление на них, чем на наше собственное население. Что вы об этом думаете? Скажите честно.
— Я думаю, — ответил Эрик, — что это ясное свидетельствует о том, насколько плохи наши дела. Мол угрюмо посмотрел на него.
— Возможно и так. Но чего вы не понимаете, это того, что все это ничего не значит; если бы хоть что-нибудь знали о…
— Не говорите мне больше ничего. По крайней мере, не сейчас.
На экране двойник Джино Молинари грохотал увещевал и жестикулировал, обращаясь к невидимой аудитории.
— Конечно, конечно, — мягко согласился Моллинари. — Извините, что с первого раза вывалил на свои заботы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});