и сосредоточиться на борьбе с Крымом, царь же, напротив, рвался продолжать экспансию на западе, надеясь замириться с Гиреями. В августе 1560 г. умирает царица Анастасия, по мнению некоторых современников, имевшая благотворное влияние на мужа; именно вследствие её кончины государь, как утверждал один из летописцев, «нрав начал имети яр и многих сокруши». В следующем году Иван женится на кабардинской княжне Марии Темрюковне, ей молва позднее припишет идею опричнины. Так это или нет, но с 1561 г. начинается резкое усиление репрессий (пока ещё бескровных) против знати. Аресты, заключения в тюрьмы, взятие крестоцеловальных записей, насильственные пострижения в монахи… Наконец, в январе 1563 г. совершатся первая казнь — князя Ивана Шаховского-Ярославского (Курбский пишет, что царь убил его лично палицей). В марте был казнён стародубский воевода Иван Шишкин вместе с женой и двумя дочерьми. Затем последовали и другие жестокие расправы.
Опальных бояр обвиняли в «изменных делах», но насколько это соответствовало действительности, мы не знаем: их карали без суда и следствия. Странно, что русскую элиту вдруг охватила эпидемия измены, — такого прежде не случалось. Резонно предположить, что «измена» заключалась главным образом в желании бежать за пределы государства, в котором твоя свобода и жизнь постоянно находятся под дамокловым мечом непредсказуемого монаршего гнева. Побегов (прежде всего в Литву, но иногда и в Крым) было действительно очень много, причём бежали не только и не столько бояре: «Просматривая список известных нам беглецов, мы видим, что подавляющее большинство их принадлежало вовсе не к высшим чинам Государева двора, а к рядовым дворянам и к младшим, иногда совсем захудалым членам боярских родов… Перед учреждением опричнины побеги стали столь заурядным явлением, что летописец, рассказав об отбитом в октябре 1564 г. нападении Литвы на Полоцк, прибавляет: „В государеве вотчине в городе Полотцке всякие осадные люди, дал бог, здорово; а только один изменник государьской убежал с сторожи к литовским людям новоторжец сын боярской Осмой Михайлов сын Непейцын“»[169].
Попытка митрополита Афанасия и группы бояр летом 1564 г. уговорить царя прекратить террор остановила последний лишь ненадолго. В феврале 1565 г. был издан указ о введении опричнины. Самодержец, сначала демонстративно покинувший столицу и заявивший об отказе от престола, затем милостиво согласился на народные мольбы вернуться, поставив, однако, условием, «что ему своих изменников, которые измены ему государю делали и в чём ему государю были непослушны, на тех опалы свои класти, а иных казнити и животы их и статки имати; а учинити ему на своем государьстве себе опришнину, а двор ему себе и на весь свои обиход учинити особной, а бояр и окольничих и дворецкого и казначеев и дьяков и всяких приказных людей, да и дворян и детей боярских, и стольников, и стряпчих, и жильцов учинити себе особно». Итак, Иван IV получил полную свободу в проведении репрессий и разделил своё государство надвое — на земщину, где сохранились старые порядки, и на опричнину, где он завёл себе особый двор и особое войско. Как сформулировал автор знаменитого «Временника» начала XVII в. дьяк Иван Тимофеев, царь «всю землю державы своея, яко секирою, наполы некако разсече». Опричникам были запрещены любые связи с земскими, при этом последние были фактически бесправны перед ними.
Опричнина — одна из загадок русской истории: «Учреждение это всегда казалось очень странным как тем, кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал»[170]. Историки спорили и продолжают спорить о смысле этого удивительного феномена. Широко распространено мнение, идущее от С. Ф. Платонова, что главная цель опричнины состояла в подрыве крупного вотчинного землевладения бояр-«княжат» (бывших удельных князей). Действительно, из опричных земель активно выселялись представители многих знатных княжеских родов. Они теряли свои родовые вотчины, получая взамен земли в других местах. На их места испомещались специально отобранные опричники, сперва числом тысяча, позднее их количество возросло в пять-шесть раз. По словам летописца, царь «поместья им подавал в тех городех с одново, которые городы поймал в опришнину, а вотчинников и помещиков, которым не быти в опришнине, велел ис тех городов вывести и подавати земли велел в то место в ыных городех, понеже опришнину повелел учинити себе особью». Данные, приводимые А. П. Павловым, убедительно свидетельствуют, «что свои родовые вотчины в конце XVI в. удерживали преимущественно лишь те князья, которые служили в опричнине и пользовались расположением царя Ивана. Лишь незначительные остатки прежних вотчин сохранили „княжата“ Северо-Восточной Руси, непосредственно испытавшие на себе действие опричных порядков. Серьёзный удар был нанесён по удельному землевладению князей Рюриковичей (Воротынских и Одоевских). Пострадало землевладение одной из крупнейших и влиятельных княжеских корпораций — корпорации князей Оболенских… В конце XVI в. характер крупного боярского землевладения определяла уже не родовая, а жалованная вотчина»[171].
И всё же исчерпывающего объяснения опричнины эта версия не даёт. Зачем для того, «чтобы зацепить… несколько княжат»[172], нужно было выселять тысячи рядовых помещиков и вотчинников, ведь в ряде уездов прежних землевладельцев «сводили» практически сплошь (например, на Белоозере дворянство исчезло полностью, уезд перешёл к черносошному и дворцовому землевладению более чем на 40 лет[173])? Тем более зачем для этого понадобилось рассекать русскую землю «яко секирою»? Опричные переселения весьма напоминают традиционную московскую практику выводов, которая вполне эффективно работала без загадочных для современников и потомков учреждений. Такая важнейшая акция опричного войска, как разгром Новгорода в 1570 г., явно не имеет отношения к борьбе с родовыми вотчинами, в Новгородском уезде «в это время частных вотчин не было совсем, а все новгородские помещики были ближайшими потомками тех служилых людей из разных московских городов, которые были испомещены в Новгороде в конце XV и в начале XVI в.»[174].
А. А. Зимин доказывал, что «основной смысл опричных преобразований сводился к завершающему удару, который был нанесён последним оплотам удельной раздробленности»[175], прежде всего Старицкому уделу и Новгороду. Эта концепция плохо сопрягается с известными нам фактами. Для уничтожения Старицкого княжества такой невероятный переворот в политической жизни страны был излишним, удел этот уже один раз ликвидировали в 1537 г., не создавая при этом какой-то особый царский двор с особым войском. В 1563 г. Иван IV приказал заменить всё ближайшее окружение Владимира Андреевича своими доверенными людьми, так что старицкий князь находился под полным контролем венценосного кузена. В 1566 г. по царскому указанию Старица без всяких проблем была обменена на ряд раздробленных владений (Дмитров, Боровск, Звенигород и др.). Нет никаких данных для того, чтобы считать тогдашний Новгород «оплотом удельной раздробленности». Даже в малолетство Ивана в боярской среде не возникало и призрака реставрации давно похороненной «удельной раздробленности».
Сравнительно недавно Д. М. Володихин выдвинул