по частям,
И прозрачен, и ясен, словно сделан на спор из стекла.
Но как буря в ярости срывает мосты,
Как срывается в пропасть с вершины лихой скалолаз, —
Так же яростно, не пряча восторженных глаз,
Мы рванулись друг к другу стремительно: помыслы наши чисты.
О, как мучительно-странен и долог наш разговор,
Где слова – не слова, где слова – это песня без слов.
Но летит за нами молва, словно уханье сов,
Обвиняя в том, что каждый из нас, в сущности, сумасброд и вор:
Мы воруем друг друга, меж нами – сума,
От сумы до тюрьмы – и рукою подать до чумы…
Только нам все равно, и вскоре встретимся мы,
И сольемся в объятиях, и сойдем друг от друга с ума…
Беглые строки
Свеча горела на столе…
Б. Пастернак
…И пусть горит, догорая, свеча,
Не тронь ее – всё равно горячо.
Касаюсь я твоего плеча,
Оно обжигает, твое плечо.
И отблеск огня дрожит на стене,
Как будто огонь бросает в дрожь.
И я говорю: „Иди ко мне…“
И ты идешь…
Не уходи…
…Подожди, – прошу тебя! – не уходи,
обними меня горячими руками,
говори слова нежные
или молчи безмятежно.
Знаешь: это порой происходит,
когда вдруг настигает безмолвие,
но только не как наказание,
а как наслаждение —
высшее из всех наслаждений,
что нам доступно.
И тогда понимаешь,
что говорить – преступно,
что речь обманна,
нарочита и не нужна.
И тогда наступает нирвана,
и тогда страсть нежна,
а молчание обволакивает,
как
кокон,
и хочется время продлить,
и льется солнечный свет из окон,
и хочется Бога молить…
Там, в метро…
Ты нырнула в метро,
как дельфин, исчезающий в бездне вод,
как отблеск свечи, пропадающий в зеркал глубине,
и даже не обернулась.
И я подумал: «Ну, вот,
мы снова расстаемся, мы не
встретимся даже во сне,
на экране компьютера, в скайпе, в «ютюбе»
среди тысячи тысяч окон,
и ветры осенние будут нам вслед
улюлюкать со всех сторон,
и, продираясь сквозь смех и свист,
как среди терний, царапая руки в кровь,
мы снова станем друг к другу тянуться,
чтобы вскоре встретиться вновь.
Но пока не сейчас,
потому что «сейчас» – это слово,
словно потускневшее серебро,
а молчание если и золото,
то черт его знает, какой оно пробы.
Разве мы расстаемся?
Ты просто исчезла в метро,
где следят за порядком служители,
одетые в синие робы.
Ты – в объятьях подземки,
где плывут голубые вагоны
по реке с коротким названием Стикс,
где шум подземелья и суета толпы
образуют некий задумчивый микс,
где голос диктора подобен голосу,
извещающему о начале страшного суда,
где колышутся в глазах пассажиров
уставших мечтаний живые цветы.
…Я ушел оттуда, а ты – сюда,
и я даже не успел спросить тебя:
– Где же ты?..
А еще ты говорила…
(Цыганская фантазия)
…А еще ты говорила,
Что нас украли цыгане,
Разбросали по свету
Да по разные стороны моря.
Улыбалась ты
И смеялась,
Когда говорила —
Так, что я вдруг поверил,
Что это было:
И огни за рекою,
И шатры вокруг кочевые,
И цыганки в юбках,
Цветастых, пыльных,
Широких,
И цыгане, коням своим
Что-то шепчущие украдкой,
Да и кони, конечно,
Тоже ворованные когда-то.
Вот и мы с тобой – чумазые,
Словно черти,
Но зато счастливые,
Как бывают счастливые дети.
Что за странное время,
В какое заброшено сети?
Почему мы такие счастливые?
Потому что еще не ведаем,
Что такое горечь разлуки?
Мы еще с тобой об этом узнаем…
Только это будет позже,
Гораздо позже.
А пока мы с тобой счастливые
Ходим рядом,
И всегда мы рядом,
И ты со мною,
Обжигаешь меня ты
Горячим взглядом,
И горячее солнце
Встает за твоей спиною…
Когда…
Когда нас от страсти, как пьяных матросов, шатало,
Когда мы считали в случайной разлуке минуты,
Какие слова нам наитье нежданно шептало?
Лишенные прошлого, памяти, дети, манкурты,
Мы шли по кривой, что друг к другу нас вдруг выводила,
Бросала в объятья с размаху, как в недра купели,
И звезды горели – безумно – как паникадила,
И птицы охрипшим контральто хвалебные песни нам пели.
Но все это было, и кануло в Лету, как в прорубь,
Как в черную бездну, откуда не будет возврата.
А может…
А может, давно успокоиться впору?
А может, решить, что в разрыве судьба виновата?
В разрыве…
Как будто разрывом снаряда,
Нас бросило в разные стороны – к ветру и зною.
И ты, образумившись, жизни сегодняшней рада, —
Той самой, привычной, с больничной своей белизною.
Монолог отверженного
1
И ненавижу, и люблю. Зачем, пожалуй, спросишь.
И не пойму. Но в себе, чувствуя это, страдаю.
Гай Валерий Катулл
Ничего не меняется многие тысячи лет,
И любовь ходят с ненавистью,
Как сестры, вцепившись друг в друга.
И веками звучит, словно пошлый эстрадный куплет:
– Ты не любишь меня?
– Я тебя