дарительниц, сразу после их ухода выплескивала настои за дверь. Кроме того, девушку постоянно тошнило, она почти не могла есть и к концу второго месяца ослабла настолько, что спускалась с чердака только в туалет.
А спустя еще несколько дней баба Груша, гоняя веником по избе жирных, зеленых мух, без обиняков попросила их переселиться. Макс попытался ее убедить, что приют насекомым дало что-то испортившееся в подполе, но получилось у него это крайне неуверенно. Он смутно надеялся на поддержку Степана, но тот не сделал ни малейшей попытки заступиться за них. Впрочем, Максим не держал на него обиды. Для деда из проблеска надежды они превратились в очередную потенциальную подкормку проклятой деревни. Может, приживутся, дадут потомство, разбавят своей кровью местную кровь. А может, и нет…
Поэтому он собрал Анку и пожитки и переселился в пустующую на окраине избу.
О наступившей осени он почти не задумывался. Без Анки продвижение его сильно замедлилось, но он был уверен, что еще пара недель, и он найдет выход. Какой смысл забивать себе голову предстоящей зимой? Зиму они точно проведут не здесь…
Но о грядущих холодах за него неожиданно подумали местные. Каждый день он с вершины холма наблюдал бурную деятельность, ведущуюся у него во дворе. Мужики, оглашая округу звонкой «Пчелкой», споро заготавливали дрова, затыкали щелястые стены дома мхами и сеном, колотили небольшую стайку для скотины.
Скотины у Макса не было, но, в угрюмом раздражении глядя на растущие стены хлева, он подозревал, что скоро появится.
Каждый раз он собирался пресечь эту кипучую возню, но что-то его удерживало. Быть может, голосок неуверенности (или здравого смысла?), который то и дело робко шептал: «Что, если...?»
Он ненавидел этот голосок, но не мог его игнорировать, поэтому шел на трусливый компромисс. Не «Что, если ты не найдешь выход?», а «Что, если ты не найдешь выход… до наступления холодов?..»
Подозрения его оправдались. Когда хлев был готов, пришли женщины. Привели крутобокую, кривоногую козу с уродливым, раздутым выменем, притащили дюжину серых кроликов и несколько тихих, облысевших от неведомой болезни кур.
Как раз выпал первый снег, и Макс, отчаянно боясь подхватить в своих летних ботинках простуду, сидел возле горячей печки. Кутаясь в старое, стеганое одеяло он вышел во двор и растерянно наблюдал за животными, осваивающимися на новом месте.
- Что мне с ними…, - начал было он, подавив привитый воспитанием порыв поблагодарить, - Я никогда…
- Не тужи́. Акулина научит, - ответили бабы. Макс заметил ухмылки на лицах своих благодетельниц, а потом встретился взглядом с Акулиной. Ее пустое, баранье лицо порозовело на первом морозце, нос картошкой блестел. Глаза смотрели неподвижно – по рыбьи, а на губах гуляла легкая улыбка.
Акулина приходила ежедневно. Доила козу, кормила кроликов, собирала яйца из-под кур и готовила еду. Но и в перерывах между хлопотами она не уходила домой, а усаживалась на табурет у входа и валяла Максу зимнюю обувку или вязала безобразные, но очень теплые кофты, или шила тому же Максу теплый тулуп.
На Анку ее забота, само собой, не распространялась, и Макс понимал, почему. Местные помогали ему, потому что видели от него в перспективе пользу. В Анке же, явно больной, бо́льшую часть времени проводящей в постели под тремя одеялами, они никакой выгоды не видели. Поэтому ни тулупа ей, ни валенок…
Когда Макс облачился в новую зимнюю одёжку, то порадовался, что в доме нет зеркала. Припомнилась старая иллюстрация к Робинзону Крузо, где тот, закутанный в грубо выделанные шкуры, бродит по берегу. Впрочем, наряд оказался на удивление теплым и удобным, и он от души поблагодарил Акулину за заботу, а на утро вернулся в новом облачении в холмы.
Первый снег сошел, но тепла уже ждать не приходилось, и он побеждённо сбросил темп. Нет, он не терял уверенности, что непременно найдет брешь, но теперь отложил побег до весны. О том, чтобы оставить деревню по такому холоду, он уже не помышлял. Недалеко они утопают в одном тулупе на двоих, а от машины уже давно остались рожки да ножки – растащили её полностью. Запасы бензина местные сожгли еще летом, заправляя древние керосинки и пуская на растопку. Для них и машина, и бензин – были чем-то случайным, халявой, вроде выигрыша в лотерею. Сожгли и забыли. Думать о будущем этим людям было несвойственно.
…
Макс прекрасно понимал, чем обусловлены ежедневные длительные визиты Акулины, и поначалу её молчаливое присутствие страшно его раздражало.
«Не дождешься, толстуха! Только не с тобой!», - думал он, исподтишка наблюдая за ее текучими, словно под водой, перемещениями по избе.
Но по мере того, как холмы одевались в снега, его все сильнее тяготило одиночество, и он неизменно был рад вернуться в морозных сумерках и встретить нормальное человеческое существо, ожидающее его с миской горячего супа.
Анка же к тому времени уже давно осознавалась, как нечто вялое и болезненно раздутое, слабо постанывающее под одеялами и распространяющее при малейшем движении волны теплого, прокисшего смрада… Трудно и жутко было оставаться с ней наедине, при горящей в углу лучине, когда Акулина, закончив с ежедневным патронажем, заматывалась в толстую шаль и молча уходила на ночь. Ни поговорить толком, ни…
С Анкой у них ничего не было с того самого дня, как они застряли. Один раз, еще в сентябре, они попытались «расслабиться», но уже через минуту девушка горестно всхлипывала, пряча лицо, а Макс – напуганный и полный гадливости – одной рукой успокаивающе гладил ее по вздрагивающему плечу, а другой – украдкой, но тщательно, вытирал член краем футболки. Это было ужасно – все равно, что сунуть его в миску с протухшим, холодным творогом.
…А с утра снова придет Акулина. Приготовит нехитрый, но сытный завтрак – несколько вареных картофелин, пару яиц, кружку парного козьего молока (от которого его первое время выворачивало). Плавно и неспешно будет ходить она по горнице, касаться его, словно невзначай, пышным бедром. А он будет невольно гулять взглядом по ее губам, грудям. Внутри она, без сомнения, тесная и… теплая. Здоровая такая бабища. Суженая ему мертвецами. Что, если…?
Он гнал от себя эти мысли вплоть до того момента, как его кропотливые, изнуряющие поиски вдруг бесславно завершились в изначальной точке.
…
Тропа, по которой они прибыли в бесовскую деревню, давно