он, доказывая, насколько он был не в себе.
Схватив другую салфетку, я сняла старую, пропитанную кровью, и снова наложила повязку.
— Не подставляйся под пулю из-за меня снова.
Он фыркнул, прежде чем отстраниться.
— Ни одно доброе дело не остается незамеченным. Правильные слова, которые ты должна произнести — это «большое спасибо».
Я потянула сильнее, и он поморщился, как ребенок.
— Спасибо, но больше так не делай. Последнее, что мне нужно, это чтобы кто-нибудь из моих людей подумал, что я не могу постоять за себя.
— Ты такая чертовски смешная. Почему ты всегда пытаешься доказать, что ты бессердечная сука?
— Потому что я должна быть бессердечной сукой, — огрызнулась я в ответ, вставая перед ним. — Ты можешь облажаться столько раз, сколько захочешь, но в конце концов никто не будет сомневаться в тебе. Я, с другой стороны, совершаю одну ошибку, и все кончено. Какой-нибудь самоуверенный мудак вроде тебя подойдет и заявит, что я слишком мягкая или что у меня нет яиц. Я слишком много работала, чтобы теперь отступать.
Он ничего не сказал. Лиам знал, что я была права. У меня не было времени, чтобы тратить его впустую, доказывая и порицая, кто я такая.
— И в каком-то смысле они были бы правы, потому что я должна была сама взорвать тот самолет, — призналась я, хватая вино со стола и прислоняясь к нему. — Если бы я это сделала, то получила бы уважение….
— Ты хочешь уважения? — он оглядел меня с ног до головы, его зеленые глаза улавливали только самый тусклый свет каюты, которую мы теперь делили. — Ты хочешь приписать себе массовое убийство, которое я совершил.
— Не говори это так. Мы не серийные убийцы. Мы убиваем не ради забавы или хаоса. Это просто бизнесмены. Каждого человека мы уничтожаем ради семьи. Если мы не убьем их, то они убьют нас. Так уж устроен этот мир. Это самозащита. Это выживание. Они бы заставили тебя умереть в ту же секунду, чтобы спасти себя или свою семью. Все безжалостны. Эти люди просто не знают об этом. Но ты это знаешь. И именно поэтому мы находимся на вершине и останемся таковыми.
— И ты ничего не чувствуешь.
— И я ничего не чувствую, — повторила я.
Он посмотрел мне в глаза, и я молила Бога, чтобы он понял, потому что я не знала, как еще это объяснить. Именно такие мысли помогали мне легко засыпать по ночам.
— Я тоже, — сказал он, и я ему поверила.
Я попыталась пошевелиться, но он схватил меня за бока и удержал на месте. В его глазах было то же выражение — голод, похоть и животное в клетке, умирающее от желания вырваться. Притянув меня еще ближе, он прижался ко мне.
— Ли… — его губы были на моих, и он стягивал с меня одежду. Одной здоровой рукой он обхватил мою задницу, а другой обхватил мою грудь, пока терся об меня. Его губы прошлись по моей шее, прежде чем он поднял меня, бросив на кровать.
Он остановился всего на секунду, чтобы оглядеть меня, и буря в его глазах бушевала сильнее, чем я когда-либо видела.
— Это твой единственный шанс сказать мне, чтобы я остановился.
ГЛАВА 10
«Чтобы совершить убийство, нужны двое.
Есть прирожденные жертвы, рожденные для того, чтобы им перерезали горло, как есть головорезы, которые рождаются, чтобы быть повешенными».
— Олдос Хаксли
ЛИАМ
Она ухмыльнулась, и я мог видеть, как похоть растет в ее глазах, пока она не отразила мою собственную.
— Тебе лучше не рвать на мне одежду, — ее карие глаза сузились, глядя на меня, и с этими словами каждая цепочка, замок и засов в моем сознании сломались.
Я схватил ее за лодыжку и раздвинул ее ноги, пока она не оказалась не менее чем в дюйме от того, чтобы я взял ее. Я чувствовал, как она становится влажной только от возможной близости наших тел. Проведя рукой по ее щеке, затем по губам, я схватил Мелоди за волосы и откинул их назад, позволяя мне вцепиться в ее шею. Никому из нас не нужно было говорить. Мы знали, чего хотим, и в человеческом языке не хватало слов, которые могли бы выразить то, что физически мог мой язык, когда я покусывал, лизал и посасывал ее шею. Я чувствовал себя гребаным животным, но не мог остановиться, и, клянусь Богом, когда она расстегнула молнию на моем жилете и провела своими прохладными руками по всему моему торсу, то я почувствовал голод.
Оттолкнув ее назад, я стянул с нее топ как можно быстрее, изо всех сил стараясь сделать так, как она просила, и не сорвать с нее эту чертову штуку. Однако это не сработало, и я услышал небольшой треск, прежде чем верхняя часть разлетелась в клочья.
— Черт возьми, Лиам! — она закричала на меня, и я остановился, приподнявшись, чтобы посмотреть в ее глубокие, темные глаза, мое дыхание на ее губах.
— Скажи это снова, — пробормотал я, схватив ее за грудь через лифчик. Я бы предпочел кружевной бюстгальтер вместо спортивного, но грудь была гребаной грудью.
— Сказать что?
Наклонившись, я быстро поцеловал ее в губы, прежде чем прикусить нижнюю. Затем я поцеловал ее в щеку, прежде чем, наконец, добрался до ее уха и коснулся губами мочки. Я сходил с ума, я чувствовал это, все, что мне хотелось сделать, это поглотить каждую гребаную часть ее тела.
— Мое имя, — прошептал я ей на ухо, и она задрожала от удовольствия. — Произнеси мое имя еще раз. Не в гневе или отвращении, а так, как ты только что сделала. Как будто я единственный мужчина в мире, который может удовлетворить тебя.
Потому что так оно и было. Я поцеловал ее шею еще раз. Однако она схватила меня за волосы и вернула на уровень глаз. Она не сказала ни слова, просто пристально посмотрела на меня на мгновение, прежде чем поцеловать меня почти отчаянно. На этот раз она,